азал мне, как выглядит разрушенный Лондон, захваченный и уничтоженный морлоками в самом конце времен, и по моему телу прошла дрожь, потому что холодный ветерок в проходе пробрал меня до мозга костей и проник в мою душу, и я ускорил шаг, следуя за Клэггером.
После множества поворотов коридор наконец вышел в большое пещерообразное пространство. Это был берег подземного океана, противоположный тому, с которого Тейф, Клэггер и я отправились в путь на нашей маленькой лодке. Темные, покрытые пленкой нечистот воды предвещали дурное ничуть не в меньшей степени, чем на другой стороне. Да что говорить, пожалуй, даже и в большей, с учетом моего новообретенного знания о том, как близок я оказался к смерти, пересекая это водное пространство. Неподвижные воды просачивались сквозь трещины и крошащиеся кромки древних строений, образующих границу океана.
– Хоккер! – Я повернулся на звук позвавшего меня голоса и увидел Тейф, шагающую ко мне по берегу. Сегодня на ее лице было выражение уверенности и силы, какое я видел у нее на поверхности. Словно она, столкнувшись с опасностью, которую боялась более всего – смерть от удушья в вязких и смрадных водах подземного океана, – победила сам страх. Ее вид, пусть все еще и в мужском облачении, был самым ярким факелом, какой мог бы вообразить мой пошатнувшийся дух в этих лишенных солнечного света глубинах. Меня вдруг поразила мысль о том, насколько лучше иметь женщину в товарищах, а не раболепных почитательниц и домашних рабынь, на чем, к сожалению, настаивали многие мужчины моего поколения! В будущем – если оно только настанет – взгляды общества, безусловно, изменятся в лучшую сторону и станут всеобщими.
Рядом с Тейф двигалась странная мужская фигура. Когда-то этот человек явно был высок, но старость согнула его – вес почти всей верхней части его тела приходился на тоненькую как тростинка талию, которую можно было сжать одной мозолистой рукой. Пряди седых волос ниспадали ему на плечи, а кожа, долго не знавшая солнца, побледнела до прозрачности тончайшего навощенного пергамента. Тейф старалась идти со стариком в ногу, пока они приближались к нам.
Клэггер вышел вперед, обеими руками пожал свободную руку старика и сказал:
– Уже думали, что больше меня не увидите?
– М-м-м, по крайней мере, в этой жизни. – Голос у старика был на удивление звучный и твердый, больше похожий на баритон молодого человека, чем на слабый старческий шепот, какой я предполагал услышать. – Впрочем, полагаю, что этим страдают все старые ракообразные, как я, свыкшиеся с мыслью, что конец близко.
Взаимное расположение и уважительность между ними были очевидны.
– Хоккер, – сказал Клэггер, поворачивая и подталкивая фигуру старика ко мне. – Позвольте представить вам известного профессора Гафа Фелкнапа из Эдинбургского университета.
– Бывшего профессора, к сожалению, – поправил Клэггера старик. – И в прошлом известного, как я полагаю, – не много осталось тех, чья память уходит в далекое прошлое.
Он внимательно изучал меня своими ясными глазами с красными прожилками.
– Фелкнап… – стал я вспоминать вслух. – Из Эдинбурга? Кажется, что-то припоминаю… Вероятно, это было еще до моего рождения, но я читал о вас. Люди шептались по поводу вашего исчезновения. В вашем убийстве обвинили слугу. Или что-то в таком роде?
– Да. Бедняга Уэскайнд. Я никак не хотел, чтобы у бедняги были из-за меня неприятности. Я сумел отправить письмо своему старому приятелю и однокурснику, который работал в суде, так дело и удалось закрыть, но, конечно, к тому времени вокруг всей этой истории возникла аура тайны. К моему глубочайшему прискорбию. – Он печально покачал головой при этом воспоминании, потом снова посмотрел на меня. – А вы, значит, глава этой маленькой экспедиции, верно?
– Ну, это слишком сильно сказано, – возразил я. – Просто я, вероятно, прошел через бо́льшие испытания, чем все остальные, прежде чем оказался здесь.
– И тем не менее, молодой человек, на ваших плечах лежит большая ответственность. – Фелкнап не сводил с меня пристального взгляда. – Судьба – возможно, с толикой помощи от доктора Амброза – призвала вас совершить великий подвиг ради страны и королевы. Ведь там, наверху, все еще правит Виктория, верно?
– Вы это знаете не хуже нас, – нараспев произнес Клэггер.
– М-м-м… Чтобы не было никакого недопонимания. Здесь, внизу, все представления немного… м-м-м… путаются. – Старик рассмеялся и ткнул меня своим костлявым локтем под ребра.
– Откровенно говоря, – ровным тоном ответил я, – я все-таки понятия не имею, где нахожусь и что буду здесь делать. Насколько я понимаю, вы тоже знакомы с доктором Амброзом. И вы ведь просветите меня, как это сделал бы он, правда?
– Всему свое время, всему свое время, – сказал Фелкнап. – Вам предстоит узнать о многом, молодой человек, и, если я что-то и помню из моих эдинбургских лекций, так это вот что: не излагай быстрее, чем тебя могут воспринять. Мужайтесь, мой друг; все получит объяснение в ближайшем будущем. Но, прошу вас, спуститесь сюда. Насколько мне известно, они вот-вот собираются набросить свои захватные крюки на субмарину, и я хочу убедиться, что они все сделают как надо. Идем.
И мы втроем двинулись за Фелкнапом по крошащейся кирпичной кладке.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Тейф.
– Неплохо, спасибо, – сказал я. – Тем, что я все еще ношу голову на плечах, я обязан толь-ко вам.
– Проехали. И пока не расслабляйся. Здесь вовсе не безопасная гавань.
– Что вы имеете в виду?
Она отвернулась, но я успел отметить мрачное выражение на ее лице.
– Просто будь поосторожнее, ладно?
– Смотрите. – Фелкнап, шедший впереди, остановился и показывал худой рукой на какую-то удаленную точку в воде. – Они ее как раз и доставляют.
Я посмотрел, куда указывал старик, и увидел маленькую флотилию лодок, возможно, ту самую, которая покончила со злополучными морлоками. На моих глазах люди в лодках тянули многочисленные канаты, которые уходили в темные воды. Наконец на поверхности в кольце лодок появился овальный верх корпуса субмарины. По металлическим пластинам струились водяные ручьи, а еще несколько человек набросили на выступы в корпусе субмарины дополнительные захватные крюки.
– Хорошо, хорошо, – бормотал Фелкнап. – Отлично работают эти ребята.
Неожиданно погруженный в воду корпус субмарины сместился, и несколько крюков с канатами сорвались с корпуса. Огромный невидимый корпус под поверхностью наклонился и потащил за собой веревки, выдернув их из рук людей. Несколько крюков, в отчаянии брошенных на корпус, не нашли на нем опор. Уходящий на глубину корпус вырвал оставшиеся веревки из рук тех, кто еще пытался его удержать.
– Жаль, – понурил голову Фелкнап. Его исковерканное годами тело разочарованно согнулось еще больше. – Полагаю, они сделали все, что могли. В здешнем климате довольно затруднительно хранить веревки в хорошем состоянии – их съедает влага и гниение. Но субмарина для нас серьезная потеря. Она была лучшей из всех атлантидских артефактов в Большом Треше. – Он вздохнул, с сожалением глядя на то место, где она исчезла. Лодки развернулись и поплыли к берегу, на котором стояли мы.
– Простите, – сказал я. – Но правильно ли я вас понял? Вы сказали «атлантидских»?
– Ах. Да. Определенно. – Он кивнул для вящей убедительности. – Это изделие было довольно древним, уверяю вас.
– Но… Атлантида? Я понятия не имел…
– Конечно, не имели, молодой человек. Как и большинство образованных людей, я тоже считал историю Атлантиды собранием ничем не подкрепленных легенд и путаных ссылок на другие части мира. Но это было до того, как я попал сюда и обнаружил свидетельства противного.
– Субмарину? – спросил я.
– Гораздо больше, – сказал Фелкнап. – Поверьте, мой юный друг, вы сейчас стоите на части Атлантиды. Или по меньшей мере на ее дальнем форпосте.
– Но я думал… думал, что это место называется Мир потерянной монетки или как-то в этом роде.
– Да, – сказал Клэггер. – Именно так я вам и сказал, и именно так называют это место трешеры. Потому что они слышали об этом месте и считают, что именно сюда приносит все монетки и всякие ценные вещи, которые никто не находит. И только несколько старейших и мудрейших трешеров, действующих в сточной системе Лондона, знают, что именно здесь таится.
– И что же? – спросил я.
– Значит, так, – сказал Фелкнап, – в такой мрачной среде вы можете не поверить тому, что я расскажу, но поблизости есть место, где мы можем поговорить в более приятной обстановке. У меня найдется и несколько спасенных бутылок мальвазии, которые помогут прояснить несколько насущных проблем. Экскалибур тоже хранится в надежном месте. Прошу? – Он показал на один из освещенных факелами туннелей, выходивших на берег.
– Ведите, – весело произнес Клэггер.
Наша маленькая группа последовала за профессором, а я оглянулся посмотреть, как маленькие лодки, которые только что пытались подцепить субмарину, теперь направляются к берегу, как люди привязывают их к металлическим столбикам рукотворного берега. Даже с такого расстояния я видел на их бледных лицах подозрительность и недоверие. Я поспешил за остальными, мрачные предчувствия не давали мне покоя.
– Позвольте мне некоторое время поболтать на отвлеченные темы, – сказал Фелкнап, разливая вязкой струйкой вино по стоящим перед ним кубкам. – Привилегия старика, притом профессора. – Он поднял взгляд и отметил внимание, с каким выражением лица я рассматривал кубок, который он пододвинул ко мне. – Да-да, из чистого золота. Замечательный образец мастерства атлантидцев.
– Рисунки, – сказал я, постучав ногтем по стенке кубка. – Эти переплетающиеся изворотливые узелки. Напоминает искусство древних кельтов.
– Верно. – Старик одобрительно кивнул. – Многие старинные кельтские традиции восходят к утраченной культуре Атлантиды. Нет, кельты, конечно, не являются наследниками атлантидцев по крови, но между двумя народами в свое время имелись обширные торговые связи. Кельты, значительно отстававшие от атлантидцев цивилизационно, все же сумели перенять элементы орнамента, но, естественно, не технологий, чтобы производить нечто, подобное такой субмарине. Уверяю вас, будь у меня здесь классная доска, я смог бы прочитать вам настоящую лекцию на эту тему… Но продолжу.