Я еще работал в Эдинбургском университете, когда меня заинтересовали легенды и слухи о некоторых осколках утраченной культуры Атлантиды, найденных предположительно где-то под Лондоном. Проведя некоторое расследование, я обнаружил источник этих слухов – им был старый пьяница и искатель сокровищ в лондонской сточной системе, изгнанный своими же коллегами-трешерами за то, что проворачивал свои темные дела под прикрытием царящей в туннелях темноты.
– Бог свидетель, – перебил профессора Клэггер, – трешеры – такое же высоконравственное братство, как и любая другая группа человечества.
– Да, – сказал Фелкнап, – к глубокому сожалению. Так или иначе, этот изгнанник отправился на север испытать свое счастье в сточных системах других городов, но по чистой случайности напал на не менее доходное, зато более приятное занятие. За плату в виде еды, пива – главным образом пива – и ночевку в подвале паба он потчевал эдинбургских выпускников своими экстравагантными бреднями о так называемом Мире потерянной монетки и обо всех сокровищах, прибитых туда за века на хранение. Студенты считали его забавным психом и ничем более, и такое развлечение сильно упало в цене, когда я в конце концов нашел его. Мне пришлось утолить его жажду, чтобы он мог понимать мои вопросы, но его ответы, когда я выжимал их из него, как из лимона, и исследовал, бесконечно занимали и влекли мой разум. Трясущейся рукой он нарисовал несколько орнаментов, которые видел во время своего обитания в Мире потерянной монетки, и их необыкновенное сходство с кельтскими рисунками было абсолютно за пределами умственных способностей этого бедняги-пьяницы – выдумать такое своей головой он не мог.
Был ли он частью какого-то изощренного мошенничества? Или он и в самом деле видел такие вещи глубоко под Лондоном? Фрагмент ли это Атлантиды или нет, такая находка имела бы существенную археологическую ценность. Профессорство в университете позволяло мне вести безбедную жизнь, но все же меня иссушала неуемная жажда славы. И потому я взял академический отпуск на год, оставил своего информатора, поскольку он в своем одурманенном состоянии был бы плохим проводником, и стал искать ход в лондонскую очистную систему.
– Он нашел моего отца и нанял его в качестве проводника по подземелью, – сообщил нам Клэггер.
– Преотличный был парень. Выпьем за его память. – Фелкнап приложился к своему кубку, а его слушатели последовали примеру старика. Тепло мальвазии согревало мне грудь и прогоняло холод подземелья. – Да, – продолжил старик-профессор. – Моисей Клэггер прямо и без обмана привел меня в эти самые края и по пути рассказал все, что знал о них. Он представил меня своим друзьям из обитателей этих мест и попросил их создать мне удобства и оказывать помощь в моих исследованиях. Поначалу я думал, что останусь здесь на несколько дней, максимум – недель, но, когда старик Моисей отправился в обратный путь по этой великой воде, он оставил меня по эту сторону.
Он допил остаток вина из кубка и, откинувшись на спинку стула, заглянул в сияющее нут-ро кубка.
– Вы хотите сказать, – удивленно проговорил я, – что провели здесь все эти годы и ни разу не поднимались на поверхность?
Седоволосый профессор кивнул.
– Первое время мрак, влажность, тяжесть нависающей надо мной земли угнетали мой дух. Но вскоре я увлекся своими исследованиями, и мне стало так хорошо, будто я, сидя в удобнейшем уголке Британского музея, переворачивал страницы старинного фолианта. Понимаете, здесь я обрел труд всей моей жизни. Эти стигийские глубины – поле, на котором были посеяны семена моего гения. Пламенная страсть ученого, хотя она почти что спалила мою жизнь, тем не менее не давала мне замерзнуть в этих краях. Хотя все, что мы здесь имеем, представляет собой лишь крохотный фрагмент того могущества, какое, вероятно, являла собой Атлантида до ее гибели, все же этот фрагмент – более богатый, более благодарный объект исследования, чем все эти затасканные кости и осколки керамики, которые были найдены в поверхностном налете пыли. Вы только представьте себе – Атлантида. И нашел ее я. – В его голосе слышалась откровенная гордыня, проявившая себя хрипотцой.
– И у вас нет никаких сомнений в том, что это Атлантида? – спросил я.
– Ни малейших, мой дорогой Хоккер. Мне удалось перевести несколько рунических надписей, оставленных погибшими атлантидцами. Их смысл абсолютно очевиден. Этот комплекс подземных помещений и туннелей когда-то представлял собой нечто вроде промежуточной станции в сети подземных проходов, которые в те давние времена проходили под большей частью европейского континента. А может быть, тянулись и дальше; есть одно, правда довольно туманное, упоминание о том, самый дальний терминал этой сети располагался в тибетских предгорьях. И все эти туннели были сооружены древними атлантидцами, пол туннелей был затоплен водой, а температура регулировалась так, чтобы разные потоки могли течь в обоих направлениях. Субмарины, с одной из которых вы так некстати познакомились, служили им транспортными средствами.
Удивительным народом были эти атлантидцы. Их достижения и амбиции намного превосходили наши. И в самом деле, только самое чудовищное из геологических потрясений смогло их уничтожить. Те, кто во время катастрофы не находился на их родном острове, когда тот ушел под воду, судя по всему, вскоре вымерли, скорбя об утонувших братьях.
– Погибли все атлантидцы? – спросил я, показывая на каменные стены вокруг. – Тогда кто эти люди, которые живут глубоко под землей? Я полагал, что они потомки исчезнувшей расы.
– К сожалению, это не так. – Фелкнап помолчал, наполняя свой кубок, потом пустил по кругу покрытую паутиной бутыль. – Нынешние обитатели этих краев – потомки лондонских искателей сокровищ, которые переселились в эти глубины еще в восемнадцатом веке. Они сочли, что жизнь здесь, среди обветшалых атрибутов величия вымершего народа, больше подходит для них, чем нищенская жизнь в трудные времена в надземной части Лондона. Они предпочли остаться здесь. Не могу сказать, что порицаю их за это решение – не имеет смысла рассматривать этот жалкий период английской социальной истории через призму ностальгии.
Тут есть несколько видов сильно пахнущих рыб, обитающих только в этом ареале, а также в изобилии то, что здесь эвфемистично называют «прямохвостые свиньи» – у вас это обычные крысы. Есть и несколько видов слизняков, предпочитающих влажный климат, они растут на стенах, их можно соскрести и готовить – блюдо получается весьма вкусное. В целом же здешние обитатели вели себя с типичной британской изобретательностью. Как группа, состоящая из одних Робинзонов Крузо, потерявшаяся на острове под землей. Некоторые из пионеров совершили короткое путешествие наверх и привели сюда своих жен. Этот маленький неизвестный форпост империи королевы Виктории имеет все блага цивилизации.
– Значит, тут вполне себе процветает маленькая колония, – отметил я.
Фелкнап отрицательно покачал головой, от чего длинные седые пряди его волос упали ему на плечи.
– К сожалению, это не так. Тяжелые условия существования под землей, жизнь без солнца плохо сказывается на женщинах и тех редких детях, что тут рождаются. По большому счету, местное население вымирает. Сильно сомневаюсь, что лет через десять-пятнадцать здесь кто-то еще останется. Нет, успешное – если вы хотите назвать это так – освоение человеком подземного образа жизни принадлежит далекому будущему, и связано оно будет с появлением морлоков, которые сегодня нас осаждают.
– Вы с ними уже встречались?
Сердце мое забилось чаще при мысли о нашем враге и его тайных действиях.
– О да. Избежать столкновения с ними было невозможно. Морлоки готовятся к весьма масштабным действиям. В захваченной ими части сточной системы накоплено громадное количество оружия и боеприпасов, которыми они воспользуются в ходе вторжения в наземный мир. Они явно собираются появиться одновременно повсюду в Лондоне и пригородах. А главное в этой горе оружия, конечно, их дверь в будущее, в их настоящее время – эта треклятая машина времени, которая и есть причина всех зол.
– Вы видели машину времени?
– Нет, – сказал Фелкнап. – Но мне сообщали о ней некоторые из местных жителей, которые уже познакомились с морлоками. То, что об этой машине рассказали мне они, в дополнение к тому, что поведал доктор Амброз, – это весь объем моих знаний о машине.
Его слова разбудили во мне тяжелое чувство.
– Вы хотите сказать, что некоторые из здешних людей ведут какие-то дела с морлоками? Братаются с ними?
Поеденные временем руки старика крепче сжали кубок.
– Мне очень жаль, но именно так и обстоят дела. Больше половины местных полностью перешли на сторону морлоков и служат агрессору проводниками по сточным туннелям и тому подобное.
– Бога ради – как они могли? Неужели они не понимают непримиримого антагонизма между нашей расой и морлоками? Как могли появиться такие предатели?
– Это позорное откровение, – пробормотал Клэггер. – Пятно на чести тех трешеров, кто живет сточной системой – ведь такие позорные деяния совершает их ближайшая родня.
Фелкнап кивнул, на его изборожденном морщинами лице появилось скорбное выражение.
– Верно, – сказал он. – Но человеческое сердце может обрастать темнотой и холодом, которые царят здесь, может замерзнуть, как арктический камень. Когда человек так долго живет в этих глубинных краях, ему становится все труднее и труднее помнить своих собратьев, которые по-прежнему живут под солнцем. Те, кто в конце концов связал свою судьбу с морлоками, решили, что они ближе к морлокам, чем к человеческим существам на поверхности. Однако ничего не могу сказать про тех, кто не заключил союза с врагом. Они всегда были скупы на слова, нечасто делились своими мыслями, а потому я не могу сказать, сохранилась ли в их сердцах хоть капля приверженности человеческой расе или же они просто не любят тех, кто живет на поверхности, в той же мере, что и морлоков. В любом случае те, кто позволил себе пасть так низко, заслуживают презрения.