Лишь некоторые, посмелее или более отчаянные, пытались оказать мне сопротивление. Я прорубался сквозь их ряды, неуязвимый для пуль, которые им удавалось выпускать в этой тесноте. Наконец я прошел по телам павших, продолжая путь в чрево земли, чтобы с корнем вырубить занесенную к нам злобную болезнь.
Наконец настал момент, когда передо мной не осталось ни одного морлока. Я стоял в камере, где хранилась машина времени, пройдя по всем запомнившимся мне туннелям и по мосту, который морлоки перекинули через подземное море. Сверкающее сталью устройство стояло в полутьме, немой свидетель изобретательности человека в созидании хаоса. Я поднял Экскалибур и с силой опустил его клинок на сверкающий металл и кристаллы.
Одного удара хватило. Космос беззвучно вернулся в прежнее свое состояние, залечивая раны, нанесенные адским устройством. Тусклый свет погас, и все разбежавшиеся морлоки, живые или мертвые, вернулись в свое исконное место во времени. Справедливый порядок во вселенной был восстановлен. Моя миссия была выполнена.
Неожиданно волна усталости накатила на меня, и я пошатнулся, чуть было не упав. Я прижал руку к боку и обнаружил теплую влагу от множества ран. Благодаря одной только воле я достиг своей цели. Кровь моей жизни покидала меня. Я сел спиной к стене камеры. Мои руки и ноги налились тяжестью.
Так меня и нашел Амброз. Разрушение машины времени освободило его из той ловушки, где он одолел Мерденна. Я знал, что это он, хотя и не видел ничего в темноте, – старый друг и проводник, которого в другие времена я называл Мерлином.
– Хорошая работа, Артур, – сказал он. Но почему он говорил шепотом?
Мой собственный голос звучал словно откуда-то издалека.
– Я что-то больше не чувствую себя Артуром, – жалобно произнес я. – Скорее уж снова чувствую себя Эдвином Хоккером.
– Он был хорошим парнем, – заметил Амброз. – Жаль, что он должен умереть вместе с тобой. Артур вернется, я и даже Мерденн будем еще возвращаться бесчисленное количество раз. Но жизнь Хоккера подошла к концу.
– Я ни о чем не жалею, – сказал я. Темнота вокруг меня каким-то образом густела. – Я только жалею беднягу Тейф и не понимаю, почему она должна была умереть.
– Ты забыл – она пришла из будущего. Ей еще предстоит родиться и прожить целую жизнь в мире, свободном от морлоков.
– Да, конечно. Что-то я плохо соображаю. – Я не чувствовал ни своих рук, ни Экскалибура. – Но она… она ведь останется такой же, да?
– Да, – ответил Амброз. – Но времена будут другие – посветлее.
– И я клянусь: неземной ужас ждет всякого, кто обидит ее. Я рад, что Хоккер с ней познакомился. Он по большей части был довольно одинок. – Что-то шевельнулось во мне, я охнул, но боль быстро прошла. – Я очень устал. Может быть, тебе лучше уйти?
– Да. И я возьму с собой меч.
Я едва слышал его. Или себя.
– И что ты с ним сделаешь?
– Брошу его в подземное море, чтобы он мог вернуться к тебе, когда в этом вновь возникнет нужда. Прощай.
С этими словами он ушел.
Еще немного, и тьма полностью окутала меня, как нежнейший и теплейший из саванов. И тогда, в то время и в том месте – в год господа бога нашего 1892 года в Англии королевы Виктории – я в последний раз закрыл свои глаза.
Адам Робертс. Послесловие
Не существует какого-то единого названия для «сочинения сиквелов к классическому роману вовремя умершего популярного романиста», хотя такой термин следует придумать. Этим занимались многие писатели, и такая деятельность («посмертная сиквелизация классики») оказалась особенно популярной в жанре научной фантастики. Ведь в конечном счете НФ в большей степени, чем большинство других жанров, определяется списком и количеством классических текстов. Новые НФ-романы неизбежно пишутся как диалоги (скрытые или открытые) с шедеврами этого жанра. Писатели, чьи знания о традициях жанра ограничены, обречены на запоздалый и утомительный процесс изобретения колеса. Писатели не столь невежественные знают, что их история вторжения инопланетян должна пересекаться со множеством предшествующих публикаций на эту тему.
Возьмите, например, путешествие во времени. Огромный поток научно-фантастических романов, историй и фильмов вытекает из одного источника: превосходного романа Герберта Уэллса «Машина времени». Это (как вы, безусловно, уже знаете) история человека, который покидает свое время и переносится в будущее. В 826 715 году он обнаруживает, что человеческое общество разделилось на две различные эволюционные ветви: с одной стороны, это никчемная, франтовская аристократия девятнадцатого века, выродившаяся в тупоголовых, бестолковых элоев, живущих в бессмысленной праздности в залитых солнечным светом зеленых пространствах будущего, а с другой стороны, пролетариат, который выродился в чудовищных морлоков, приспособленных к темноте и живущих под землей. В истории Уэллса рассказывается, что морлоки в прямом смысле кормятся элоями: они выходят по ночам из своих нор, похищают элоев, уносят их под землю и там съедают. Можно ли назвать это каннибализмом, вопрос спорный (поскольку элои и морлоки представляют собой разные виды, фактически, вероятно, это не является каннибализмом); но в то же время этот факт являет собой ужасное повествовательное откровение. История Уэллса заканчивается возвращением путешественника во времени в свое время, но лишь для того, чтобы вернуться в будущее с намерением вмешаться и помочь прекрасным с виду, но беспомощным элоям.
Как это обычно и случается с влиятельными текстами, разные писатели создали разные неформальные сиквелы к созданному Уэллсом роману о путешествии во времени – как романы («Машина пространства» Кристофера Приста и «Корабли времени» Стива Бакстера), так и фильмы (одна из первых кинематографических работ режиссера Николаса Мейера – вышедший в 1979 году фильм «Эпоха за эпохой» сводит путешественника во времени из романа Уэллса с Джеком-Потрошителем в Лос-Анжелесе в 1980-е годы). Но ни одна из этих работ не имеет того мозговышибательного, одурманивающего великолепия протостимпанковского шедевра К. У. Джетера «Ночь морлоков», опубликованного в 1979 году. Тому есть причина, я думаю, и причина эта состоит в уникальном, безжалостном воображении самого Джетера. Большинство сиквелов представляют собой попытку растянуть, как это делают с пластилином, оригинальный текст. В одном месте они убирают знакомого персонажа, в другом удлиняют повествовательный текст. Джетер берет оригинал, зубами разрывает его на множество частей, а из этой массы отливает поразительные новые формы. Его не интересует смиренное продолжение линий и характеров Уэллса. Вместо этого он берет самые канонические детали из книги и переформатирует их под современность.
В оригинальном романе Уэллса морлоки – не более чем животные. Но это не устраивает изощренное воображение Джетера, а потому в его романе появляется ветвь суперморлоков, коварных, опасных и способных на крупные военные операции. Они носят очки с синими стеклами, чтобы защитить от солнца свои привычные к подземным условиям глаза. Эти белокожие воплощения ужаса завладели машиной времени и с ее помощью доставляют себя в Лондон девятнадцатого века, где накапливаются в сточной системе, чтобы реализовать свои грандиозные и ужасные планы.
Книга сразу же хватает читателя за грудки и еще долго не отпускает. Один из моих излюбленных приемов Джетера – его гибкий, без предвзятости подход к построению сюжета. Читая романы Джетера, ты никогда не знаешь, где находишься в том или ином его произведении, принадлежащем жанру, которому прискорбно свойственно избыточно предсказуемое повествование. Тем не менее его творения остаются продуктом непревзойденного качества. Роман начинается сразу же по окончании произведения Уэллса, но через несколько страниц мы оказываемся в жутком разоре постапокалиптического Лондона, где остатки человечества прячутся, как крысы, в руинах, а еще через несколько страниц вновь возвращаемся в Лондон девятнадцатого века. Более простодушный читатель в этом месте переведет дыхание, может подумать, что теперь действие в романе будет развиваться линейно в рамках истории о морлокском вторжении, которая приходит к своему кровопролитному финалу. Но не таков Джетер. Вместо этого он предлагает читателю ряд неожиданных, но блестящих повествовательных рыцарских ходов: Мерлин, Артур и Экскалибур! Атлантида! Целый подземный мир под Лондоном, включая бессолнечные океаны, в которых плавают жюль-верновские субмарины! Когда некоторые писатели соединяют несовместимые элементы в одно, в результате получается каша, но в руках Джетера эта каша, какой бы безумной она ни была, не распадается на отдельные зерна.
Полагаю, что разборчивый читатель может задать вопрос: почему сиквел к знаменитой уэллсовской притче о путешествии во времени еще и оборачивается романом артуровского цикла? На бумаге это, может, и выглядит неплохо, словно странное подслащивание, потому что в произведении Уэллса нет ни слова о короле Артуре. Я не хочу сказать, что такой прием странным образом не работает, он работает, но ход совершенно неожиданный. У меня на этот счет есть своя теория, хотя прямых доказательств я привести не могу. Я думаю, что Джетер, не желая ограничивать себя текстуальными импровизациями на тему одного выдающегося писателя девятнадцатого века, разыграл что-то вроде воображаемого аргумента в пику другому выдающемуся автору – Марку Твену, чей роман «Янки при дворе короля Артура» (1889) является еще одним выдающимся романом-предшественником в традиции книг, рассказывающих о путешествиях во времени. Хотя книга Твена появилась за шесть лет до выхода в свет романа Уэллса, ее влияние на НФ было куда как менее заметно, чем творение Уэллса. Некоторые даже не называют роман Твена научной фантастикой, поскольку в нем нет псевдотехнологического элемента, оправдывающего путешествие: в романе Твена нет машины, его протагонист просто и неожиданно оказывается в артуровской эпохе. Но, как и у Уэллса, по существу роман Твена рассказывает о бедственном положении бедняков под безответственным правлением богачей, потому что в истории Твена рыцари Артура оказываются гораздо более жестокими и склонными к насилию, чем знать попроще. Меня разбирает искушение возразить, что подход Уэллса, который сатирически преобразует отношения между аристократией и пролетариатом, более проникновенный. Но два этих сущностных повествования – одно отправляет путешественника в далекое будущее, а другое в давнее прошлое – находят эксцентричное слияние в коллаже морлок/Артур Джетера.