— Да, говорил… Из нее могло бы получиться нечто из ряда вон выходящее, если бы снова и снова в ней не вспыхивало пламя, если бы не ее постоянные возвращения в мир подонков…
Около месяца Карл Андерсен витал между жизнью и смертью, и его родные, едва узнав об этом, сразу позаботились о его переезде на родину, где он был помещен в санаторий, сильно напоминавший психиатрическую лечебницу. Удалось даже избежать его вызова в качестве свидетеля на процесс, который состоялся в Париже.
Вопреки ожиданиям, требование Дании о выдаче Эльзы не было удовлетворено. Суд приговорил ее к трехлетнему заключению с отбыванием срока во Франции, в тюрьме Сен-Лазар.
Три месяца спустя в приемной этой тюрьмы Мегрэ столкнулся с Андерсеном, который беседовал с директором. Предъявив свое брачное свидетельство, он просил разрешить ему свидание с осужденной.
Карл нисколько не изменился, по-прежнему носил черный монокль, только правое плечо несколько утратило былую подвижность.
Заметив комиссара, он вздрогнул и отвернулся.
— Ваши родители отпустили вас одного? — поинтересовался Мегрэ.
— Моя мать умерла. Я стал наследником.
В пятидесяти метрах от тюремных ворот стоял его роскошный лимузин с шофером в униформе.
— Значит, несмотря ни на что, вы упорно добиваетесь своего?
— Я решил обосноваться в Париже.
— Чтобы приезжать сюда и видеть ее?
— Она моя жена.
Своим единственным глазом он тревожно всматривался в лицо Мегрэ, опасаясь выражения иронии или жалости. Но комиссар ограничился корректным рукопожатием.
В центральную тюрьму города Мелена на свидание с заключенными прибыли две женщины, с виду неразлучные подруги.
— Он неплохой человек, — говорила жена Оскара. — Даже слишком добр, слишком щедр. В кафе давал официантам по двадцать франков на чай. Это его и сгубило. Это и еще… женщины.
— А господин Мишонне, прежде чем познакомился с этой особой, не обманывал своих клиентов ни на сантим. Но на прошлой неделе он мне поклялся, что даже думать о ней перестал.
…В другой тюрьме в камере смертников сидел Гвидо Феррари и все ждал появления адвоката с вестью о помиловании. Но однажды утром за ним пришли пять здоровенных парней и увели его, горланя и громко стуча башмаками.
Перед казнью он отказался от предложенных ему сигареты и рюмки рома и плюнул в сторону священника, пришедшего исповедовать его.
1931 г.