Она спешно собрала небольшое войско. Медлить нельзя было ни в коем случае: даже древляне, при всей их недалекой самонадеянности, рано или поздно должны были обеспокоиться о судьбе своих посольств, канувших в Киеве, словно камни в воде. Во главе войска пошел Свенельд — Асмуд остался в Киеве при Святославе. В Искоростень отправились послы с известием: Ольга готова выйти за Мала. Однако ей надо справить погребальную тризну по Игорю. Пусть-де древляне в знак примирения с княгиней наварят меды для поминального пира и пришлют лучших своих мужей вместе с Ольгой оплакать покойного князя. Тризна была в обычае у славян. И у русов.
— А где люди наши, те, что мы послали за тобой? — спросили встречавшие ее древляне.
— Идут следом, — ответила Ольга глумливо. — Идут с дружиною мужа моего.
Древляне удовольствовались ее ответом, даже не пожелав задуматься над заключенным в нем зловещим намеком. «Дружина мужа моего…» Ведь эта дружина была истреблена под Искоростенем вместе с Игорем! Не дивно ли, что вместе с нею идут послы древлянские?!
Ничего не заметили, ничего не поняли — в который уже раз!
Ольга лелеяла надежду, что из города выйдет сам князь Мал. Однако тот, видимо, счел, что больно много чести этой женщине окажет его присутствие на поминальном пире по ее мужу. Да и где это видано: плакать на могиле убитого тобой врага? Мал не появился на тризне-и этим на некоторое время отсрочил свой смертный час, — а послал других древлян из самого Искоростеня. И жителям ближних городов[9] приказал почтить княгиню киевскую.
Сидеть на куче земли, в которой гниют кости любимого мужа, Ольге было тошно. Еще невыносимее была мысль, что Игорь убит врагом. Она знала, что в его обычае и в обычае многих славянских воинов было, почуяв поражение, самому вонзить в сердце меч, самому пресечь жизнь, ибо, убитый врагом, он должен будет служить ему на том свете, а воины таким образом хотели сохранить свою вольность и в будущей жизни. Варяги-русы считали иначе — для них всякий убитый в бою был эйнхерием и получал право вечной жизни в Валгалле. Но ведь Игорь пал не в бою! Его казнили как преступника, как вора!
Мысль о том, что князь ее должен будет на том свете прислуживать ничтожным древлянам, своим убийцам, заставляла сердце Ольги гореть. Она с трудом сохраняла спокойствие во время тризны, только знай приказывала своим отрокам подливать меды древлянам снова и снова. Наконец эта пытка для ее терпения закончилась. Княгиня отошла от кургана, кивнув Свенельду. Ей подвели коня. Как только всадница, сопровождаемая небольшим охранением, скрылась в лесу, Свенельд подал знак. Его воины выхватили мечи, и… началось истребление древлян! Их побили около пяти тысяч — без различия пола и возраста, мирных жителей и воинов.
А спустя малое время из Киева вышло в Деревскую землю огромное войско. Наконец-то уразумел князь Мал, что все это время хитрая княгиня водила его за нос. Ярости его не было предела. Но воспоминание о том, как легко удалось справиться с Игорем, окрыляло. А уж когда сошлись два войска в чистом поле, как водилось в те времена, тут уж князь древлянский едва со смеху не помер: вооруженных киевлян возглавлял… Святослав! Четырехлетний ребенок сидел верхом в полном воинском облачении и с крошечным копьецом в руке!
Войско древлянское разразилось смехом, когда, по знаку Свенельда, Святослав метнул свое копье — оно пролетело между ушами коня и ударило его в ногу. Древляне все еще хохотали, не могли угомониться, когда Свенельд провозгласил:
— Князь уже начал — последуем, дружина, за князем!
Ну, тут-то древлянам стало не до смеха. Которые не были побиты сразу, те обратились в бегство и полегли на пути к своим городам. Иным повезло скрыться за высокими стенами. Иным даже удалось добежать до самого Искоростеня! Потом-то они позавидуют тем, кто был убит в бою, но пока благодарили своих богов…
Ольга начала осаду Искоростеня. Длилась осада целое лето. Древляне и помыслить не могли сдаться: понимали, что неистовая княгиня не намерена их щадить за убийство Игоря. И вновь Ольга удивила врагов — послала к ним своего человека, который от имени великой княгини вопросил:
— До чего хотите досидеться за стенами этими? Все ваши города уже сдались мне и обязались выплачивать дань. Там уже возделывают свои нивы и земли, а вы, отказываясь платить дань, собираетесь, видно, с голоду умереть?
Древляне озадаченно отвечали:
— Мы бы рады платить дань, но ведь ты хочешь мстить за мужа своего!
— Я уже мстила за обиду своего мужа, когда приходили вы к Киеву в первый раз и во второй, а в третий раз мстила, когда устроила тризну по своем муже. Больше уже не хочу мстить — хочу только взять с вас дань помалу и, заключив с вами мир, уйду прочь.
Древляне не в силах были поверить в такое счастье и спросили с опаскою, ожидая неведомо чего:
— Что хочешь от нас? Мы рады тебе дать мед и меха…
Ответ Ольги был таким:
— Нет у вас ни меда, ни мехов, а припасы все приели, я знаю. Поэтому и прошу у вас мало. Дайте мне от каждого двора по три голубя и по три воробья. Я ведь не хочу возложить на вас тяжкой дани, как муж мой, поэтому и прошу у вас мало. Вы же изнемогли в осаде, оттого и прошу у вас мало.
Древляне были слишком глупы и напуганы, чтобы услышать: Ольга просит только… Мала. Их князя!
Он должен был умереть лютой смертью, чтобы стать на том свете рабом Игоря, ибо если убитый отомщен, то он получает власть над своим убийцей.
Она вознамерилась заполучить жизнь Мала любым путем, любой ценой, любой хитростью, даже если для этого пришлось бы извести под корень весь народ древлянский! Но, верная своей привычке играть в загадки, Ольга не заявила этого прямо, а не смогла отказать себе, женщине, в удовольствии перехитрить воинственных мужчин. Сначала — перехитрить и только потом — уничтожить.
Древляне, обрадовавшись, собрали от каждого двора по три воробья и по три голубя и послали к Ольге с поклоном. Ольга сказала им:
— Вот вы и покорились уже мне и моему дитяти — идите в свой город, а я завтра отступлю от него и пойду в Киев.
Древляне с радостью вернулись в Искоростень, а Ольга, раздав воинам кому по голубю, кому по воробью, приказала брать трут[10], завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждой птице. И, когда стало смеркаться, приказала своим воинам пустить голубей и воробьев.
Птицы полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и там все сразу загорелось — где голубятни, где клети, где сараи, где сеновалы. И не было двора, где бы не горело! Побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. От Искоростеня остался только пепел. Городских старейшин по приказу Ольги забрали в плен: кого-то потом убили, кого-то она отдала в рабство воинам своим, а остальных оставила платить дань.
Итак, погребальным костром по Игорю стал целый город! Вот это, по мнению Ольги, была достойная тризна по ее князю!
Княгиня вернулась в Киев победительницей. Время мести кончилось — настало время устройства собственного дома — то есть всей Русской земли.
Муж Ольги, князь Игорь, делил время между военными походами и набегами на собственные земли. Со своими подданными он обращался примерно так, как с врагами. За что, собственно, и поплатился, пожадничав с древлянами. Великая княгиня решила навести порядок в деле взимания дани. Для этого ей надо было все увидеть своими глазами, побывать во всех землях, что Ольга и делала в течение нескольких ближайших лет. Об этих ее походах жила память много веков спустя: Ольгины ловища, Ольгины становища, села Ольжичи, Ольгины погосты на столетия вперед оставались на карте Руси.
Святослав все это время жил в Киеве под присмотром Асмуда. Свенельд сопутствовал Ольге.
Почему она вынудила его сопровождать себя? Не могла расстаться с человеком, которого продолжала тайно любить? Или дело все же было в недоверии, которое она питала к отцу своего ребенка? Асмуду — о, этому старому, мудрому человеку она доверяла безоговорочно. В Свенельде же подозревала опасность. Может быть, и зря… Так или иначе, горе ее было неподдельным, когда тот погиб при переправе через разлившуюся реку Великую. Плот, на котором переплывали всадники, перевернуло волнами, Свенельд пытался спасти коня своего, но утонул вместе с ним.
Тела его так и не нашли. Могилой его стала неистовая река…
Одна утеха была Ольге — рядом со Свенельдом лежит на дне реки его боевой конь, а сам воин увешан тяжелым оружием, облачен в панцирь. Именно эта тяжесть и потянула его на дно — она же останется при нем на далеком том свете. Вот только беда: не попасть Свенельду в Валгаллу, рай для воинов! Ведь он не пал в бою, а утонул… как дитя малое, неразумное…
Ольга не подавала виду, но душа ее была отравлена страшным горем.
Как несправедливо устроен мир! Ей никогда не встретиться после смерти ни с Игорем, ни со Свенельдом. С мужем она могла бы соединиться, взойдя на его погребальный костер, но у него не было этого костра. И Свенельд был потерян теперь навеки, до скончания мира.
И тут из тени, куда он отступил на время, выглянул Григорий… Да-да, тот самый христианский священник, некогда бывший советчиком княгини, с которым Ольга старалась в эти последние годы не встречаться. Ведь каждое ее действие вызывало его суровое осуждение. Благословенная ночь на вспаханном поле — это же было прелюбодеяние с точки зрения христианина! Поход в Деревскую землю — жесточайшая месть, совершенно недопустимое, греховное действо! Походы по землям и собирание их под свою власть Григорий тоже осудил, считая делом не женским.
Ольга раздражалась: по мысли Григория, единственное, что надлежало делать великой княгине, это сооружать в Киеве новые и новые церкви Христовы, попирая прежнюю веру народную во многобожие. А ведь за этой верою — века и века! Разве можно отнять у народа сотни его богов и дать им взамен какого-то одного терпеливого страдальца?! Да и нужен ли он людям? Его учение — это одни сплошные запреты.