Она подумала о другом.
– Но ведь твой багаж зарегистрирован для отправки в Нью-Йорк.
– Эти чемоданы наполнены старыми скатертями. Другие я упаковала раньше и уже отправила их, куда надо, в понедельник.
Маргарет изумилась. Выходит, Элизабет все заранее рассчитала и осуществила свой замысел в полной тайне. С горечью она поняла, насколько легкомысленной и непродуманной была ее собственная попытка сбежать из дома. Пока она размышляла, отказывалась от еды, Элизабет заказывала билеты и отправляла багаж. Конечно, ей уже больше двадцати одного, а Маргарет не достигла еще совершеннолетия, но все это меркнет в сравнении с тщательным планированием и хладнокровным выполнением замысла. Маргарет было стыдно, что сестра, выглядевшая столь глупой и заблуждающаяся в вопросах политики, вела себя гораздо целеустремленнее в осуществлении своего плана.
Внезапно она поняла, что ей будет сильно не хватать Элизабет. Хотя они давно уже не близкие подруги, сестра все равно всегда была рядом. Как правило, они ссорились, каждая из них отстаивала свои идеи, но Маргарет будет скучать и по этому тоже. К тому же они неизменно поддерживали друг друга в невзгодах. Элизабет всегда сильно страдала от болей, когда наступал обычный кризисный срок, и Маргарет укладывала ее в постель, приносила горячий шоколад и журналы. Элизабет очень переживала, когда погиб Ян, хотя и не одобряла его решение поехать в Испанию, и, как могла, утешала Маргарет.
– Мне будет очень тебя не хватать, – сказала Маргарет с глазами, полными слез.
– Только не поднимай шума. – Элизабет все-таки волновалась. – Я пока не хочу, чтобы они знали.
Маргарет взяла себя в руки.
– Когда ты им скажешь?
– В последнюю минуту. Пожалуйста, до тех пор постарайся меня не выдать.
– Хорошо. – Она через силу улыбнулась. – Я буду, как всегда, тебе дерзить.
– О, Маргарет! – Элизабет и сама была готова залиться слезами. – Займи их разговором, пока я приду в себя.
Маргарет сжала ее руку и вернулась на свое место.
Мать листала модный журнал «Вог» и отдельные абзацы читала отцу вслух, забыв, что это ему совсем не интересно.
– «Носят кружева», – прочитала она и добавила: – А я этого совсем не заметила, а ты? – Тот факт, что ответа на вопрос не последовало, нисколько ее не смутил. – «Самый модный цвет сейчас – белый». Но я его не люблю. Мне от него просто дурно.
Отец выглядел невыносимо респектабельным. Он был очень доволен собой, в частности – Маргарет это понимала – и тем, что утвердил свою родительскую власть, подавив ее бунт. Но он еще не знает, что старшая дочь подложила ему бомбу с часовым механизмом.
Хватит ли у Элизабет смелости дойти до конца? Одно дело – рассказать Маргарет, и совершенно другое – отцу. У нее в последнюю минуту могут не выдержать нервы. Маргарет сама хотела дать отцу бой, но тоже отложила решающий разговор напоследок.
Даже если Элизабет все ему выложит, это еще не значит, что ей удастся исчезнуть. Ей двадцать один, и у нее могут быть личные деньги, но отец – человек исключительно сильной воли и способен безжалостно добиваться своей цели. Если только он придумает способ помешать Элизабет, то использует его без колебаний. Маргарет это хорошо понимала. В принципе отец не против присоединения Элизабет к фашистам, но он будет взбешен ее отказом следовать со всей семьей его плану.
Маргарет уже не раз ввязывалась в стычки с отцом. Он был вне себя, узнав, что она без его ведома научилась водить машину, что ходила слушать речи Мэри Стоупс, взбалмошной сторонницы противозачаточных средств; от этой последней новости его едва не хватил удар. Но во всех случаях она добивалась своего, лишь действуя у него за спиной. В прямом столкновении она ни разу не вышла победительницей. Он запретил ей, шестнадцатилетней девушке, на праздники поехать за город с ночевкой с двоюродной сестрой Кэтрин и ее друзьями, хотя все мероприятие проводилось под надзором викария и его жены: отец воспротивился, потому что в этой компании были и мальчики тоже. Самая крупная стычка между ними произошла из-за школы. Маргарет умоляла, взывала, кричала, рыдала, хныкала, чтобы ей разрешили ходить в школу, но отец неумолимо стоял на своем. «Школа девочкам ни к чему. Они вырастают и выходят замуж», – повторял он.
Но не может же он вечно запугивать своих дочерей и командовать ими?
Маргарет не находила себе места. Она встала, начала передвигаться по вагону, лишь бы чем-то себя занять. Другие будущие пассажиры «Клипера», как и она сама, пребывали в том же двойственном настроении – возбуждения и страха. Когда садились в поезд на вокзале Ватерлоо, кругом слышались возбужденные голоса и смех. Там же, на вокзале, когда они регистрировали багаж, поднялась суматоха вокруг пароходного сундука матери, который во много раз превышал разрешенный вес, но мать решительно отмела все возражения служащих «Пан-Американ», и сундук в конце концов приняли. Молодой человек в форме взял их билеты и посадил в специальный вагон. Когда поезд миновал окраины Лондона, все более или менее успокоились, словно каждый про себя прощался со страной, которую, может быть, не доведется больше увидеть.
Среди пассажиров оказалась знаменитая американская кинозвезда, чем отчасти можно было объяснить всеобщее волнение. Звали ее Лулу Белл. Перси устроился с ней рядом и беседовал с Белл так, словно знал ее всю жизнь. Маргарет тоже хотелось поговорить со звездой, но у нее не хватало духа просто так подойти и вступить в разговор. Перси был куда смелее.
Во плоти Лулу Белл выглядела гораздо старше, чем на экране. Маргарет решила, что ей основательно за тридцать, хотя она до сих пор играет дебютанток и невест. Все равно очень хорошенькая. Маленькая, живая, она чем-то напоминала птичку – ласточку или воробья.
Маргарет ей улыбнулась.
– Ваш брат отменно меня развлекает, – сказала Лулу.
– Надеюсь, он не слишком назойлив? – осведомилась Маргарет.
– Что вы, он рассказывает мне про вашу бабушку Рашель Фишбейн. – Голос Лулу сделался торжественно-серьезным, словно речь шла о каком-то героическом персонаже. – Она, должно быть, была необыкновенной женщиной.
Маргарет смешалась. Перси ведет себя глупо, рассказывая незнакомым людям свои небылицы. Что он наговорил этой даме? Она загадочно улыбнулась, чтобы скрыть волнение, – этому трюку Маргарет научилась у матери.
Перси всегда был зловредным, а в последнее время еще и осмелел. Он становился выше ростом, голос его мужал, а его розыгрыши едва удерживались на грани приличия. Он все еще побаивался отца и шел против родительского авторитета, только если Маргарет принимала его сторону, но она уже видела, что недалек тот день, когда Перси поднимет открытый бунт. Как к этому отнесется отец? Припугнет сына, как обычно поступал с дочерьми? Маргарет предчувствовала, что все будет совсем иначе.
В дальнем конце прохода она заметила высокого мужчину, который показался ей смутно знакомым. Высокий, с горящими глазами, он выделялся среди всех этих хорошо одетых и откормленных людей, потому что выглядел ужасно худым и носил далеко не новый костюм из толстой суровой ткани. Волосы его были коротко подстрижены, почти как у заключенного. На лице мужчины лежала печать беспокойства и напряжения.
Он поймал ее взгляд, и тут она сразу вспомнила, кто это такой. Разумеется, встречаться с ним ей не доводилось, но она видела его фотографию в газете. Это был Карл Хартманн, немецкий социалист и ученый. Набравшись смелости и как бы подражая брату, Маргарет села напротив него и представилась. Долголетний противник Гитлера, Хартманн был героем в среде молодых людей вроде Маргарет. Потом он исчез почти год назад, и все опасались худшего. Очевидно, подумала она, ему удалось бежать из Германии. Вид Хартманна говорил о том, что ему пришлось пройти не один круг ада.
– Весь мир волновался, не случилось ли чего с вами, – сказала она ему.
Ученый ответил на хорошем английском, хотя и с сильным акцентом:
– Меня посадили под домашний арест, но позволили заниматься наукой.
– А потом?
– Мне удалось бежать, – просто сказал он. Хартманн представил сидевшего рядом с ним человека. – Вы знаете моего друга барона Габона?
Маргарет доводилось слышать это имя. Филипп Габон был французским банкиром, который тратил свои деньги на еврейских беженцев, а также на сионистское движение, из-за чего у него возникли проблемы с английским правительством. Он почти все время разъезжал по свету, убеждая руководителей разных стран принять еврейских беженцев из нацистской Германии. Это был маленький, довольно полный человек с аккуратной бородкой, в стильном черном костюме с голубовато-серой жилеткой и серебристым галстуком. Маргарет подумала, что он наверняка заплатил за билет Хартманна. Она подала ему руку и вновь обратилась к Хартманну:
– О вашем побеге в газетах не было ни слова.
– Мы не хотели об этом шуметь, пока я не выбрался благополучно из Европы.
Это прозвучало весьма зловеще. Как если бы нацисты шли по его следу.
– Чем вы займетесь в Америке? – спросила она.
– Я направляюсь в Принстон, буду работать там на физическом факультете, – сказал Хартманн. Злая гримаса пробежала по его лицу. – Я не хотел уезжать из своей страны. Но если бы я остался, моя работа могла способствовать победе нацистов.
О его работе Маргарет не имела представления, знала лишь, что он ученый. Ее интересовала его политическая позиция.
– Ваша храбрость вдохновила многих людей. – Она подумала о Яне, который переводил речи Хартманна в те дни, когда тому разрешалось еще их произносить.
Ее восхищение вызвало в нем чувство неловкости.
– Я хотел продолжать делать то, что и раньше, – сказал он. – Мне жаль, что пришлось от этого отказаться.
– Вы ни от чего не отказались, Карл, – вмешался барон Габон. – Не терзайте себя. Вы сделали единственное, что было возможно в вашем положении.
Хартманн кивнул, и Маргарет поняла, что умом он соглашался с Габоном, но сердцем был убежден, что подвел свою родину. Ей хотелось сказать что-нибудь ему в утешение, но она ничего не могла придумать. Ее сомнения разрешил служащий «Пан-Американ», который прошел мимо, объявив: