Все помещение вытянулось в длину на двадцать один фут при ширине девять футов. Устланная коврами, звуконепроницаемая, отделанная тканью мягкого зеленого цвета, меблированная коричневыми кожаными креслами, эта кабина была самой комфортабельной, когда-либо созданной в авиации. Когда Эдди увидел ее впервые, то не поверил собственным глазам.
Сейчас он видел только согбенные спины или нахмуренные лица своих товарищей и с облегчением понял, что никому и в голову не пришло, что его терзает страх.
Отчаянно пытаясь понять, почему на него обрушился этот кошмар, он хотел дать возможность мистеру Лютеру обнаружить себя как можно скорее. После взлета Эдди искал повод пройти через пассажирский салон. Основательной причины не имелось, поэтому он придумал первую попавшуюся. Эдди встал и бросил штурману:
– Проверю рулевые тяги, – и быстро спустился по лестнице.
Он прошел по пассажирским салонам. Никки и Дэйви разносили коктейли и прохладительные напитки. Пассажиры расслабились, слышались разговоры на разных языках. В основном салоне уже играли в карты. Эдди увидел множество известных лиц, но он был слишком занят своими мыслями, чтобы вспоминать, кто эти знаменитости. Он встретился взглядом с несколькими пассажирами, надеясь, что один из них назовется Томом Лютером, но с ним никто не заговорил.
Он дошел до хвоста самолета и поднялся по вмонтированной в стену лестнице возле двери в дамскую туалетную комнату. Лестница вела к люку в потолке, откуда открывался доступ к свободному пространству в хвосте. Он мог достичь того же места, оставшись на верхней палубе и пройдя через багажное отделение.
Он проверил, как положено, рулевые тяги, закрыл люк и спустился по лестнице. Внизу стоял парень лет четырнадцати-пятнадцати, наблюдавший за ним с живейшим интересом. Набравшись храбрости, мальчик спросил:
– Можно мне посмотреть пилотскую кабину?
– Конечно, – автоматически ответил Эдди. Он не хотел сейчас с кем-либо общаться на посторонние темы, но на «Клипере» команде вменялось в правило всячески обхаживать пассажиров. И возможно, подумалось Эдди, этот мальчуган отвлечет его мысли от Кэролл-Энн хоть на минутку.
– Классно! – обрадовался парнишка.
– Дуй пока на свое место, а я возьму тебя на обратном пути.
На лице мальчика мелькнуло удивление, но он кивнул и поспешил в свой салон. «Дуй» – это выражение, распространенное в Новой Англии, его не знают даже ньюйоркцы, тем более европейцы, правильно оценил недоумение мальчика Эдди.
Бортинженер нарочито медленно шел по проходу, ожидая, что к нему кто-нибудь подойдет, но ничего такого не случилось, и ему оставалось предположить, что этот человек выбирает более подходящий для себя момент. Эдди мог спросить стюардов, где место мистера Лютера, но они, разумеется, начнут задавать всякие вопросы, а ему не хотелось пробуждать чье-либо любопытство. Мальчик сидел во втором салоне со своей семьей.
– О’кей, парень, пошли со мной! – И Эдди улыбнулся его родителям.
Они кивнули ему довольно холодно. Лишь девушка с длинными рыжими волосами, наверное, сестра пацана, ответила ему благодарной улыбкой, и сердце его заколотилось чуть быстрее: улыбка делала девушку очень хорошенькой.
– Как тебя зовут? – спросил он мальчика, когда они поднимались по спиральной лестнице.
– Перси Оксенфорд.
– Меня зовут Эдди Дикин, я бортинженер. – Они поднялись наверх. – Большинство кабин не такие просторные, как наша, – сказал Эдди, стараясь держаться как можно приветливее.
– Какие они обычно?
– Пустые, холодные, шумные. И в них много острых выступов, о которые ударяешься всякий раз, когда надо повернуться.
– А что делает бортинженер?
– Я отвечаю за моторы, обеспечиваю их бесперебойную работу на всем пути до Америки.
– А что это за рычаги и циферблаты?
– Давай посмотрим… Эти рычаги управляют скоростью вращения пропеллеров, температурой моторов и качеством рабочей смеси. На каждый из четырех моторов свой отдельный набор рычагов и циферблатов. – Все это звучит довольно расплывчато, понимал он, а парень весьма любознательный. Он попробовал объяснить поконкретнее. – Садись-ка в мое кресло, – сказал он. Перси охотно это сделал. – Посмотри на этот циферблат. Он показывает температуру второго двигателя в его головке, которая составляет двести пятьдесят градусов. Это очень близко к максимально допустимой, которая составляет двести тридцать два градуса в полете. Поэтому его надо охладить.
– Как?
– Возьми в руку этот рычаг и переведи его чуточку вниз… Вот так, достаточно. Теперь ты приоткрыл капот на один дюйм, и появился доступ холодному воздуху. Очень быстро ты увидишь, что температура упала. Ты увлекаешься физикой?
– Я хожу в старомодную школу. Мы зубрим латынь и греческий, и совсем мало – естественные науки. – Эдди подумалось, что латынь и греческий не помогут Англии выиграть войну, но он промолчал. – А что делают другие члены команды? – спросил Перси.
– Самый важный из них – это штурман. Зовут его Джек Эшфорд, он стоит у стола с картами. – Темноволосый человек с чуть синеватым подбородком поднял голову и приветливо улыбнулся. Эдди продолжил: – Он должен рассчитывать наше местоположение, что довольно сложно посреди океана. У него есть наблюдательная вышка, она сзади, между багажными отсеками, и он определяет место по звездам с помощью секстанта.
– Честно говоря, это поплавковый угломер, – сказал Джек.
– Что это такое?
Джек показал Перси прибор:
– Поплавок показывает штурману, что угломер занимает ровное положение. Находишь звезду, смотришь на нее через зеркало и регулируешь угол зеркала до тех пор, пока звезда не окажется на горизонте. Определяешь угол зеркала, а затем находишь его в специальной таблице и выясняешь положение самолета применительно к земной поверхности.
– На словах очень просто, – заметил Перси.
– Теоретически, – засмеялся Джек. – Одна из трудностей этого полета в том, что мы можем всю дорогу лететь в облаках и не видеть звезд.
– Но ведь если вы знаете пункт вылета и выдерживаете одно направление, то нельзя ошибиться.
– Это называется счислением маршрута. Но ошибиться можно, потому что ветер сносит самолет в сторону.
– А можно предположить насколько?
– Зачем же предполагать? В крыле есть маленький люк, я направляю луч света в воду и внимательно слежу за световым пятном, по мере того как мы летим. Если он остается за хвостом самолета, значит, нас не сносит, но если пятно перемещается, я делаю вывод, что мы отклоняемся.
– Довольно-таки примитивно.
Джек снова засмеялся:
– Ты прав. Если мне не повезет или я не буду постоянно смотреть на звезды во время полета над океаном, я могу ошибиться, и самолет отклонится от курса на добрую сотню миль.
– И что тогда?
– Мы узнаем об этом, когда окажемся в зоне действия маяка или радиостанции, и скорректируем курс.
Эдди радовали любопытство и сообразительность мальчика. В один прекрасный день он будет точно так же объяснять всякие такие вещи своему сыну. Он сразу же подумал о Кэрол-Энн, и мысль о ней острой болью пронзила его сердце. Как только безликий мистер Лютер обнаружится, ему станет легче. Когда Эдди узнает, чего от него хотят, он хотя бы поймет, почему весь этот ужас обрушился ему на голову.
– А можно мне заглянуть внутрь крыла? – спросил Перси.
– Конечно, – сказал Эдди. Он открыл люк в правое крыло. Шум огромных двигателей сразу усилился, запахло горячим маслом. Внутри крыла оказался узкий лаз не шире обычной доски. Сзади каждого двигателя находилось помещение для механика, где он мог почти распрямиться. Декораторы «Пан-Американ» сюда не добрались, здесь был функциональный мир распорок и заклепок, проводов и труб. – Вот так это выглядит почти на всех самолетах.
– Можно мне туда забраться?
Эдди покачал головой и закрыл люк.
– Дальше этого места пассажирам вход запрещен. Ты уж извини.
– Я покажу тебе мой наблюдательный пункт, – сказал Джек. Он провел Перси через дверь в задней части кабины, а Эдди начал наблюдать за приборами, которые он на несколько минут оставил без внимания. Все было в порядке.
Радист Бен Томпсон объявил погодные условия в Фойнесе:
– Ветер западный, двадцать два узла, рябь на водной поверхности.
Минутой позже возле того места, где работал Эдди, замигал сигнал «Полет» и зажглась надпись «Посадка». Он проверил датчики температуры и доложил:
– Двигатели готовы к режиму посадки. – Проверка требовалась потому, что двигатели с высокой компрессией могли не выдержать слишком резкого снижения оборотов.
Эдди открыл дверь, ведущую в заднюю часть самолета. Там были узкий проход между багажными отсеками и наблюдательный пункт наверху, куда вела лестница. Перси стоял на ней и следил за угломером. За багажными отсеками находилось пространство, предназначенное для коек команды, но самих коек сейчас не было, потому что свободные члены команды расположились в первом салоне. В конце этого помещения размещался люк, ведущий в хвостовой отсек, где находились кабели управления.
– Посадка, Джек! – крикнул Эдди.
– Пора возвращаться на место, молодой человек, – сказал Джек.
У Эдди возникло ощущение, что Перси совсем не так послушен, как это могло показаться. Хотя мальчик поступил, как велено, в его глазах мелькнул некий злорадный огонек. Но, так или иначе, пока он вел себя идеально и немедленно направился к лестнице, ведущей в пассажирские салоны.
Звук двигателей изменился, самолет начал снижение. Команда приступила к своим рутинным обязанностям, связанным с посадкой. Эдди так хотелось рассказать товарищам о том, что с ним случилось. Он чувствовал невыносимое одиночество. Вот рядом друзья и коллеги, доверяющие друг другу, они вместе уже не раз пересекали Атлантику, ему хотелось поговорить с ними, поделиться своей бедой, попросить совета. Но это было рискованно.
Эдди постоял минутку возле окна. Внизу виднелся маленький городок, наверное, это Лимерик, подумал он. За городом, на северном берегу устья реки Шеннон, возводился новый аэропорт как для обычных самолетов, так и для гидропланов. Пока аэропорт не готов, летающие лодки садятся на южном берегу устья, закрытом маленьким островком, неподалеку от селения Фойнес.