В столовой помещалось только четырнадцать человек, поэтому обедом кормили в три очереди, объяснил стюард.
– Когда вы хотели бы пообедать – в шесть, в семь тридцать или в девять, мистер Ванденпост?
Тут может быть его шанс, понял Гарри. Если Оксенфорды пойдут обедать позже, чем он, Гарри останется в салоне один. Но какую очередь они выберут? Гарри мысленно проклял стюарда за то, что он начал с него. Английский стюард автоматически обратился бы сначала к титулованным особам, но эти демократические американцы просто движутся по порядку номеров кресел. Надо угадать, что предпочтут Оксенфорды.
– Дайте подумать, – сказал он, чтобы выиграть время. Богачи обедают поздно, судя по тому, что ему известно. Рабочий человек завтракает в семь, обедает в полдень и пьет чай в пять, а лорд завтракает в девять, ест ленч в два и обедает в восемь тридцать. Оксенфорды пойдут позже, поэтому он выбрал первую очередь. – Похоже, я проголодался, – объявил он. – Я пообедаю в шесть.
Стюард повернулся к Оксенфордам, и Гарри затаил дыхание.
– Я думаю, в девять, – сказал лорд.
Гарри подавил удовлетворенную улыбку.
Но вмешалась леди Оксенфорд:
– Это слишком поздно для Перси, лучше бы пораньше.
«Ладно, – расстроился Гарри, – но, ради Бога, не слишком рано…»
– Тогда в семь тридцать, – сказал лорд Оксенфорд.
Гарри возблагодарил судьбу. Он стал на шаг ближе к Делийскому гарнитуру.
Теперь стюард повернулся к пассажиру, что сидел напротив Гарри, типу в красной жилетке, который чем-то напоминал полицейского. Звали его Клайв Мембери, как представился он соседям по салону. «Скажи семь тридцать, – гипнотизировал его Гарри, – оставь меня в салоне одного». Но к его разочарованию, Мембери, видимо, не проголодался и выбрал девять.
Какая незадача, подумал Гарри. Мембери будет тут торчать, когда Оксенфорды пойдут обедать. А может, выйдет хоть на несколько минут? Он какой-то непоседливый, то и дело встает и садится. Если же он изменит своим привычкам, Гарри придется придумать, как от него избавиться. Если бы дело происходило не в самолете, это не составило бы трудности. Гарри сказал бы ему, что его зовут в другую комнату, скажем, к телефону, или что по улице идет совершенно голая женщина. Здесь придется придумать что-нибудь новенькое.
– Мистер Ванденпост, за вашим столом вместе с вами будут обедать бортинженер и штурман, если не возражаете, – сообщил стюард.
– Ради Бога, – сказал Гарри. Он с удовольствием поболтает с членами экипажа.
Лорд Оксенфорд попросил принести ему еще виски. Человека мучает жажда, сказали бы ирландцы. Жена его сидела тихая и бледная. На коленях у нее книга, но она и страницы не перевернула. Она выглядела чем-то расстроенной.
Гарри сосредоточил свое внимание на Маргарет Оксенфорд. Девушка высокая, с красивой линией плеч, пышным бюстом, длинными ногами. Одежда на ней дорогая, но не броская, могла быть и получше. Гарри представил ее в длинном вечернем платье с глубоким вырезом, с высокой прической рыжих волос; длинная белая шея оттенена ниспадающими изумрудными серьгами работы Луи Картье индийского периода… Она была бы ослепительна. Но девушка явно себя в такой роли не видит. Ей докучает принадлежность к богатым аристократам, потому и одевается, как жена викария.
Однако она девушка с твердым характером, и это немножко пугало Гарри, но одновременно от него не укрылась ее психологическая уязвимость, что выглядело очень привлекательно. «Но к черту привлекательность, малыш Гарри, помни, что Маргарет может быть очень опасной, поэтому постарайся привлечь ее на свою сторону».
Он спросил, доводилось ли ей раньше летать на самолете.
– Только в Париж с мамой, – сказала она.
«Только в Париж с мамой», – мысленно повторил он с завистью. Его мать никогда не увидит Парижа и не полетит в самолете.
– Как это – чувствовать свою принадлежность к избранному обществу?
– Да я терпеть не могла эти поездки в Париж! – с досадой воскликнула Маргарет. – Приходилось пить чай с занудными англичанами, когда хотелось ходить в прокуренные рестораны с негритянскими джаз-оркестрами.
– А моя мать брала меня в Маргейт, – сказал Гарри. – Я купался в море, мы ели мороженое и жареную рыбу с картошкой.
Когда слова уже вырвались наружу, он сообразил, что ему надлежало врать, а не резать правду-матку, и его на мгновение охватила паника. Гарри следовало говорить что-то неопределенное о привилегированной школе-интернате, загородном доме где-то в глуши, как он это делал всякий раз, когда надо было рассказывать о своем детстве девицам из высшего общества. Но Маргарет знает его секрет, да никто больше и не слышал, что он говорил.
– А мы на море никогда не ездили, – грустно сказала Маргарет. – Только нормальные люди ездят на море купаться. Мы с сестрой всегда завидовали детям бедняков. Они могут делать все, что захотят.
Гарри это позабавило. Вот еще одно доказательство того, что он родился счастливчиком. Дети богачей, разъезжающие в больших черных лимузинах, одетые в пальто с бархатными воротниками и каждый день получающие к обеду мясо, завидовали его босоногой свободе и жареной рыбе с хрустящим картофелем.
– Помню запахи, – мечтательно продолжала она. – Запах у входа в кондитерскую в часы ленча, запах масла от механизмов на ярмарке, приятный запах пива и табачного дыма, когда в зимний вечер открывается дверь паба. Люди получают удовольствие в таких местах, а вот я ни разу не была в пабе.
– Вы не много потеряли. – Гарри не любил пабы. – В «Ритце» кормят получше.
– Каждый из нас предпочитает образ жизни другого, – сказала она.
– Но я пробовал оба варианта, – возразил Гарри. – Уж я-то знаю, что лучше.
Она задумалась на минуту и сказала:
– Как вы себе представляете свое будущее?
Ничего себе вопрос…
– Радоваться жизни.
– Нет, я серьезно.
– Что значит серьезно?
– Все хотят радоваться жизни. Чем вы собираетесь заниматься?
– Тем же, чем сейчас. – Он импульсивно решил сказать ей то, в чем никогда не признавался. – Вы читали когда-нибудь книжку «Взломщик-любитель» Хорнунга? – Она замотала головой. – Это про джентльмена и жулика по имени Рафлз, который курил турецкие сигареты и носил дорогие костюмы. Его приглашали богатые люди в гости, и он крал их бриллианты. Хочу быть таким, как он.
– Да ладно вам, не прикидывайтесь! – отреагировала Маргарет довольно резко.
Он был немного обижен. Она за словом в карман не полезет, если решит, что собеседник говорит чепуху. Но это не чепуха, а его мечта. Открывшись ей, он почувствовал необоримое желание убедить ее, что говорит правду.
– Я вовсе не прикидываюсь.
– Но нельзя же быть вором всю жизнь. Кончится тем, что придется провести старость за решеткой. Даже Робин Гуд в конце концов женился и остепенился. Так чего вы хотите в самом деле?
Обычно Гарри отвечал на этот вопрос традиционным набором: квартира, машина, девочки, вечеринки, костюмы с Сэвил-роуд, драгоценности. Но он знал, что она поднимет его на смех. Ему этого не хотелось, тем более что его амбиции были все же несколько иного рода. Ему очень хотелось завоевать ее расположение, и неожиданно для себя он стал говорить Маргарет то, в чем никогда никому не признавался:
– Я хотел бы жить в большом загородном доме с увитыми плющом стенами. – Гарри на минуту замолчал, но внезапно на него нахлынули эмоции. Ему было неловко, но по какой-то причине хотелось все это ей рассказать. – Дом в сельской местности с теннисным кортом и конюшнями, с рододендронами на подъездной аллее. – Он мысленно все это видел перед глазами, то было самое красивое и комфортабельное место в целом мире. – Я бы гулял в коричневых сапогах и твидовом костюме, разговаривал с садовниками и конюшими, а они считали бы меня настоящим джентльменом. Мои деньги были бы вложены в самые надежные акции, и я не тратил бы и половины дохода. Я бы устраивал летом приемы на открытом воздухе, угощал гостей мороженым с клубникой. У меня было бы пять дочерей, таких же хорошеньких, как их мать.
– Пять! – засмеялась она. – Вам нужна жена крепкого сложения! – Но тут же Маргарет сделалась серьезной. – Чудесная мечта. Надеюсь, она сбудется.
Он ощутил какую-то близость к ней, такую, точно мог спросить все, что угодно.
– А вы? У вас есть мечта?
– Я хочу сражаться на войне, – решительно сказала она. – Хочу завербоваться во Вспомогательную территориальную службу.
Это все еще казалось многим смешным – чтобы женщины шли на войну, но постепенно стало восприниматься в порядке вещей.
– Что вы будете там делать?
– Работать шофером. Понадобятся женщины в качестве посыльных и связных, водителей санитарных машин.
– Это опасно.
– Знаю. Но мне все равно. Просто хочу сражаться. Это наш последний шанс остановить фашизм. – Твердый подбородок, решимость в глазах. Гарри понял, что она отчаянно смелая девушка.
– Вы очень целеустремленная.
– У меня был… друг, его убили фашисты в Испании, я хочу завершить дело, которое он начал. – Маргарет погрустнела.
– Вы его любили? – спросил он импульсивно.
Она кивнула.
Гарри видел, что девушка вот-вот расплачется. Он сочувственно дотронулся до ее руки.
– Вы все еще его любите?
– Я всегда буду его любить, хоть немножко. Его звали Ян, – почти прошептала она.
У Гарри застрял комок в горле. Ему хотелось обнять ее, утешить, и он бы сделал это, не сиди напротив краснолицый папаша, потягивающий виски и почитывающий «Таймс». Пришлось ограничиться быстрым, незаметным пожатием руки. Она благодарно улыбнулась, поняв его порыв.
– Обед подан, мистер Ванденпост, – объявил стюард.
Гарри удивился, что уже шесть часов. Ему не хотелось прерывать разговор с Маргарет.
Она это поняла.
– У нас впереди масса времени, наговоримся всласть, – сказала Маргарет. – Мы будем рядом следующие двадцать четыре часа.
– Верно. – Он улыбнулся. Снова коснулся ее руки. – Скоро увидимся, – еле слышно сказал Гарри.