шно и знал это, но держался с таким достоинством, как если бы разгуливал в своем двубортном костюме, и почему-то от этого он казался ей еще более смешным. Мервин явно принадлежал к тем мужчинам, что не боялись оказаться в глупом положении. И ей это нравилось.
Нэнси отпила глоток коньяку. Теплая жидкость блаженно ее согрела, и она налила еще.
– Произошла странная вещь, – вдруг сказал оживленно Мервин. – Когда я зашел в туалет, оттуда навстречу выскочил один из пассажиров, по виду напуганный до смерти. Войдя, я увидел разбитое окно, возле которого с виноватым видом стоял бортинженер. Он рассказал мне нелепую историю о том, что окно разбито ударом льда в шторм, но у меня создалось впечатление, что эта парочка дралась.
Нэнси была благодарна ему за новую тему для разговора, поскольку это отвлекало мысли от сплетенных ранее с Мервином рук.
– Бортинженер – это кто?
– Красивый парень примерно моего роста, светловолосый.
– Я его знаю. А что за пассажир?
– Я не знаю, как его зовут. Бизнесмен, держится самоуверенно, в светло-сером костюме. – Мервин встал и подлил себе коньяку.
Халат Нэнси едва доходил до колен, и ей было неудобно сидеть перед ним с голыми икрами и ступнями, но она снова напомнила себе, что Мервин весь в мыслях о сбежавшей обожаемой жене и ни на кого не обращает внимания; в самом деле, он вряд ли бы как-то среагировал, если бы даже она сидела перед ним и вовсе раздетая. Взять ее за руку – то был дружеский жест одного человеческого существа по отношению к другому, жест простой и невинный. Циничный голос подсознания подсказал ей, что, держась за руку женатого мужчины, она не занималась чем-то совсем уж простым и невинным, но она отогнала от себя эту мысль.
Не зная, о чем говорить, Нэнси спросила:
– А что, ваша жена все еще гневается на вас?
– Как злая собака.
Нэнси улыбнулась, вспомнив сцену, которую она застала, вернувшись из дамской комнаты: жена Мервина кричала на него, ее приятель кричал на нее, а Нэнси, стоя в дверях, молча наблюдала за происходящим. Диана и Марк сразу же угомонились и ушли с довольно-таки пристыженным видом и, наверное, продолжили препираться в другом месте. Нэнси тогда воздержалась от комментариев, потому что не хотела показать Мервину, как ее позабавила эта ситуация. И все же Нэнси не видела ничего страшного в том, чтобы задать ему глубоко личный вопрос, право на который ей был дан обстоятельствами:
– Она вернется?
– Трудно сказать. Этот тип, с которым она… Мне кажется, он слабак, но, может быть, это именно то, что ей нужно.
Нэнси кивнула. Трудно себе представить двух более непохожих мужчин, чем Марк и Мервин. Мервин – высок, вальяжен, смугл, красив и простоват в манерах. Марк – гораздо мягче, куда ниже ростом, веселое веснушчатое круглое лицо.
– Мне не по душе разухабистые мужчины, но он по-своему привлекателен, – сказала Нэнси, подумав: если бы Мервин был ее мужем, она не променяла бы его на Марка, но это дело вкуса.
– Пожалуй. Сначала я подумал, что Диана просто спятила, но теперь, когда его увидел, я в этом не столь уверен. – Мервин задумался, потом переменил тему: – А что же вы? Вы будете биться со своим братом?
– Мне кажется, что я нащупала у него слабое место, – сказала она, усмехнувшись, с удовлетворением подумав о Дэнни Райли. – И работаю в этом направлении.
Он улыбнулся:
– Когда у вас такое выражение лица, я предпочел бы видеть в вас друга, а не врага.
– Это все благодаря отцу. Я очень его любила, и твердость во мне от него. Это как бы памятник ему и даже больше, потому что на всем, что я делаю, лежит отпечаток его личности.
– Каким он был?
– Он принадлежал к людям, которых трудно забыть. Он был высок, с черными волосами, громким голосом, и стоило его увидеть, как вы понимали, что перед вами сильный человек. Он знал по имени всех, кто у него работал, больна ли у кого-то жена и как учатся их дети в школе. Он платил за образование множества детей своих рабочих, теперь из них выросли юристы и бухгалтеры, он умел завоевывать расположение людей. В этом он был старомоден, я бы сказала – патриархален. Но у него были потрясающие мозги бизнесмена. Я таких не встречала. В разгар Великой депрессии, когда по всей Новой Англии закрывались заводы и фабрики, мы брали людей на работу, потому что наши продажи росли! Он понял силу рекламы раньше других в обувном бизнесе и пользовался ею с большим мастерством. Его интересовали психология людей, силы, которые ими движут. Он умел увидеть в новом свете любую проблему, которая у него возникала. Мне его не хватает каждый день. Почти так же, как мне не хватает моего мужа. – Она вдруг рассердилась. – И я не буду стоять в сторонке и безучастно смотреть, как дело всей его жизни бросает коту под хвост мой никудышный братец. – Нэнси просто не могла усидеть на месте, стоило ей вспомнить о своих неприятностях. – Я пытаюсь оказать давление на ключевого акционера, но не знаю, удастся ли мне это, пока…
Она не сумела договорить. Самолет попал в сильнейшее завихрение и взбрыкнул, как дикий конь. Нэнси уронила бокал и схватилась за край туалетного столика обеими руками. Мервин попытался удержаться на ногах, но это ему не удалось, и, когда самолет швырнуло в сторону, он рухнул на пол, сбив кофейный столик. «Клипер» выровнялся. Нэнси протянула руку, помогая Мервину встать, со словами:
– Вы в порядке?
Самолет снова нырнул. Она соскользнула со стула, отпустила руки от столика и упала на пол – прямо на Мервина.
Он расхохотался.
Нэнси испугалась, что травмировала его, но она ведь легкая, а Мервин – крупный мужчина. Она лежала поперек его тела, вместе они образовали на терракотовом ковре нечто вроде буквы «Х». Самолет выровнялся, Нэнси скатилась на ковер и присела. Посмотрела на Мервина – смех истерический или ему и правда смешно?
– Наверное, мы выглядим очень глупо, – сказал он и снова засмеялся.
Смех его был заразителен. На мгновение от нее отлетели все заботы и переживания последних двадцати четырех часов, предательство брата, чуть не случившаяся катастрофа в самолете Мервина, неловкость ситуации из-за этого дурацкого номера для новобрачных, отвратительная антисемитская выходка в столовой, идиотское возмущение жены Мервина, ее собственный страх, когда разыгрался шторм. Нэнси вдруг поняла всю комичность ситуации – она сидит на полу в неглиже рядом с чужим мужчиной в подпрыгивающем самолете. И тоже не смогла удержаться от смеха.
Следующий взбрык самолета швырнул их друг к другу. Она вдруг очутилась в объятиях Мервина, не переставая заливаться хохотом. Они посмотрели друг на друга.
И вдруг она его поцеловала.
Нэнси сама очень себе удивилась. Мысль о том, чтобы поцеловать его, вовсе не приходила ей в голову. Она даже не сказала бы, что Мервин ей так уж нравится. Это был ниоткуда возникший импульс.
Он явно оказался шокирован, но быстро преодолел растерянность и тоже с удовольствием прильнул к ней губами. В его поцелуе не было никакой неуверенности, медленного воспламенения, он сразу же увлекся.
Через минуту она оторвалась от него, переводя дыхание.
– Что случилось? – довольно-таки глупо спросила она.
– Вы меня поцеловали, – сказал он, расплывшись в улыбке.
– Я вовсе не собиралась.
– Но я все равно этому рад! – И он снова ее поцеловал.
Нэнси хотелось отстраниться, но у него были крепкие руки, а ее воля куда-то исчезла. Она почувствовала его руку под своим халатом и замерла: ей вдруг стало стыдно, что у нее такая маленькая грудь, и она испугалась, что это его разочарует. Большая мужская ладонь накрыла мягкий небольшой холмик, и она услышала легкий стон в его груди. Кончики его пальцев нащупали ее сосок, и ей снова стало стыдно: после кормления двух сыновей соски стали очень крупные. Маленькая грудь и крупные соски – в этом было что-то необычное, даже нелепое, но Мервин ничем не показал, что ему что-то не понравилось, совсем наоборот. Он ласкал ее с удивительной нежностью, и она полностью растворилась в необыкновенных ощущениях, которых не знала уже так давно.
«Что я делаю? – подумала она вдруг. – Я, уважаемая вдова, позволяю себе кататься по полу самолета с мужчиной, которого встретила только вчера! Что на меня нашло?»
– Стоп! – сказала она решительно. Нэнси отстранилась и, выпрямившись, присела. Ее ночная рубашка задралась куда выше колен. Мервин положил руку на обнажившееся бедро. – Стоп, – повторила Нэнси и оттолкнула его руку.
– Как скажете, – сказал он с видимой неохотой. – Но если передумаете, я тут.
Она опустила глаза и увидела, как приподнялась его пижама. Нэнси быстро отвернулась.
– Это я виновата, – сказала она, все еще тяжело дыша. – Это неправильно. Я понимаю, что дразню вас. Извините меня.
– Не надо извиняться. Это самое приятное приключение в моей жизни за многие годы.
– Но вы же любите свою жену? – спросила она без обиняков.
Он заморгал:
– Мне так казалось. Теперь, говоря по правде, мне не все так уж ясно.
Нэнси чувствовала то же самое: ей тоже не все было ясно. После десяти лет вдовства ей вдруг до боли захотелось обнять мужчину, которого она совсем не знает.
«Но я же все-таки знаю его, – тут же подумала она, – я знаю его довольно хорошо. Я проделала с ним вместе дальнее путешествие, у нас были общие трудности. Я знаю, что он горд, резок, иногда высокомерен, но он человек верный, сильный, пылкий. Он мне нравится, несмотря на его недостатки. Я его уважаю. Он ужасно привлекательный, даже в коричневой в полоску пижаме. Он взял меня за руку, когда я умирала от страха. Как хорошо иметь рядом человека, который всегда держал бы меня за руку, когда мне страшно».
Как будто прочитав ее мысли, Мервин снова взял ее за руку. На этот раз он повернул ее ладонь и поцеловал. Она зарделась. Он привлек ее к себе и поцеловал, на этот раз в губы.
– Не делайте этого!.. – выдавила она, задыхаясь. – Если мы начнем снова, то вряд ли сможем остановиться.
– Вот я и боюсь, что, не начав сейчас, мы никогда больше этого не сделаем, – прошептал он. В его глухом голосе слышалось жгучее желание.