Она снова легла, радуясь уединению, смакуя все случившееся ночью в деталях и подробностях, раскладывая их, точно фотографии в альбоме. Ей казалось, что именно вчера ночью она рассталась с невинностью. Раньше, с Яном, соития были торопливы, трудны и кратки, у нее всякий раз было ощущение ребенка, который, нарушая запрет, играет во взрослую игру. Вчера ночью с Гарри Маргарет чувствовала себя взрослым человеком, радующимся телесной близости. Они вели себя скрытно, но не таились друг друга, испытывали робость, но не ощущали никакой неловкости, действовали не слишком уверенно, но отнюдь не неуклюже. Маргарет чувствовала себя настоящей женщиной. «Мне хочется еще, – подумала она, – и гораздо больше». И она поглаживала свое тело, полагая, что ведет себя как распутница.
Маргарет видела перед собой Гарри, сидящего у окна в небесно-голубой рубашке с задумчивым выражением красивого лица, и ей безумно захотелось его поцеловать. Она села, натянула на плечи халат, открыла занавеску и сказала:
– Доброе утро, Гарри.
Вздрогнув, он повернулся с таким видом, словно его застали за чем-то предосудительным. Она попыталась понять, о чем он думает. Гарри встретился с ней взглядом и улыбнулся. Она ответила ему улыбкой и поняла, что не может согнать ее с лица. Они глупо улыбались друг другу целую нескончаемую минуту. Наконец Маргарет опустила глаза и встала.
Стюард повернулся к ней:
– Доброе утро, леди Маргарет. Не желаете чашечку кофе?
– Спасибо, Никки, нет. – Маргарет решила, что выглядит страшилищем, и поспешила достать зеркало и гребенку. Она словно была не одета. Она и была не одета по сравнению с Гарри, который успел побриться, надел свежую рубашку и сиял, как яблочко.
И ей опять ужасно захотелось его поцеловать.
Она сунула ноги в шлепанцы, вспомнив, сколь неосторожно оставила их у койки Гарри и убрала в последний момент перед тем, как отец мог эти шлепанцы заметить. Она сунула руки в рукава халата и заметила взгляд Гарри, упавший на ее грудь. Маргарет не смутилась, ей нравилось, когда он так смотрел на нее. Завязала поясок халата и провела пальцами по волосам.
Никки закончил уборку. Маргарет надеялась, что он покинет салон и тогда она сможет поцеловать Гарри, но Никки никуда не ушел.
– Могу я убрать вашу койку?
– Конечно, – сказала она разочарованно. Подумала, сколько ей еще ждать, пока подвернется шанс поцеловать Гарри. Подняла сумку, огорченно взглянула на Гарри и вышла.
Другой стюард, Дэйви, раскладывал завтрак а-ля фуршет в столовой. Она стащила ягодку клубники, чувствуя себя грешницей. Прошла через весь самолет. Большинство коек уже превратились в кресла, и сонные пассажиры потягивали кофе. Мистер Мембери был поглощен беседой с бароном Габоном, и Маргарет подивилась, о чем могут говорить между собой такие разные люди. Чего-то, с ее точки зрения, не хватало, и вскоре она поняла: не было утренних газет.
Она вошла в дамскую комнату. Мать сидела за туалетным столиком. Внезапно Маргарет почувствовала себя провинившейся школьницей. «Как могла я все это проделывать, – подумала она в ужасе, – когда мать находилась на расстоянии всего в несколько шагов?» Маргарет почувствовала, что краснеет. С трудом выдавила из себя: «Доброе утро». Странно, но голос ее звучал вполне нормально.
– Доброе утро, дорогая. Ты немножко раскраснелась. Ты хорошо спала?
– Отлично, – сказала Маргарет, еще пуще краснея. Затем на нее нашло вдохновение. – Я только что стащила ягодку клубники из столовой. – И тут же скрылась в кабинке. Выйдя оттуда, наполнила раковину водой и ополоснула лицо.
Потом она медленно и тщательно расчесала волосы. Маргарет знала, что их надо уметь подать в лучшем виде, поскольку волосы – ее козырь. «Мне надо больше внимания уделять своей внешности», – подумала она. Маргарет никогда не уделяла особого внимания тому, как она выглядит, но вдруг это приобрело огромное значение. «Мне нужны платья, в лучшем свете выставляющие мою фигуру, изящные туфли, привлекающие внимание к моим длинным стройным ногам, мне нужно подбирать цвет платьев так, чтобы он лучше шел к моим рыжим волосам и зеленым глазам». Платье на ней подходящее – красно-кирпичного цвета. Но оно слишком свободное, бесформенное, и сейчас, посмотревшись в зеркало, она пожалела, что плечи недостаточно квадратные и нет пояса на талии. Мать не разрешала ей пользоваться косметикой, поэтому делать нечего, придется довольствоваться природной бледностью. Зато зубы у нее очень красивые.
– Я готова, – сказала она безмятежно.
Мать сидела в прежней позе.
– Полагаю, ты собираешься снова беседовать с мистером Ванденпостом?
– Наверное, больше ведь не с кем, а ты занята своим лицом.
– Не дерзи. В нем есть что-то еврейское.
Обрезание ему не делали, подумала Маргарет и чуть не сказала это из чувства протеста, но ограничилась смешком.
Мать почувствовала себя оскорбленной:
– Не вижу ничего смешного. Я хочу, чтобы ты знала: я не позволю тебе встречаться с этим молодым человеком, когда мы приедем в Америку.
– Хочу тебя обрадовать – мне это в высшей степени безразлично. – То была правда: она собиралась уйти от родителей, потому не имело никакого значения, что они разрешают и что запрещают.
Мать посмотрела на нее с подозрением:
– Почему мне кажется, что ты не вполне искренна?
– Потому что тиранам свойственно никому не верить.
Отличная прощальная ремарка, подумала она и направилась к двери, но услышала голос матери:
– Не уходи, дорогая, – и глаза леди Оксенфорд наполнились слезами.
Имела ли мать в виду не уходи из этой комнаты или же не уходи из семьи? Неужели она догадалась о ее планах? У нее всегда было отличное чутье. Маргарет промолчала.
– Я уже потеряла Элизабет, второй потери я не вынесу.
– Это будет вина отца! – взорвалась Маргарет. Внезапно она почувствовала, что вот-вот заплачет. – Почему ты не можешь его остановить, когда он позволяет себе дикие выходки?
– А ты думаешь, я не стараюсь?
Маргарет была обескуражена. Мать раньше никогда не признавала вину отца.
– Я ничего не могу с собой поделать, когда на него находит такое, – сказала Маргарет жалостливым тоном.
– Постарайся хотя бы его не провоцировать.
– Ты хочешь сказать – во всем ему уступать?
– Почему бы и нет? Ведь это только до твоего замужества.
– Если бы ты произнесла хоть слово, он не был бы таким.
Мать печально покачала головой:
– Я не могу принять твою сторону против него, дорогая. Он мой муж.
– Но ведь он абсолютно не прав!
– Не имеет значения. Ты сама это поймешь, когда у тебя будет свой муж.
У Маргарет было такое чувство, словно ее загнали в угол.
– Это несправедливо!
– Это ненадолго. Я прошу тебя потерпеть еще какое-то время. Когда тебе исполнится двадцать один год, я обещаю, все будет иначе, даже если ты не будешь еще замужем. Я знаю, это трудно. Но я не хочу, чтобы тебя прокляли, как Элизабет.
Маргарет понимала, что ее не меньше матери огорчит, если они станут друг другу чужими.
– Я этого тоже не хочу, мама. – Маргарет шагнула к ней. Та раскинула руки, и они неловко обнялись, Маргарет стоя, мать – сидя.
– Обещай, что не будешь ссориться с ним.
Голос матери звучал так печально, что Маргарет захотелось всем сердцем дать ей такое обещание, но что-то ее удерживало.
– Я постараюсь, мама, на самом деле постараюсь, – только и вымолвила она.
Мать разжала объятия, и Маргарет прочитала на ее лице смирение.
– Спасибо хоть за это, – сказала мать.
Говорить больше было не о чем.
Маргарет вышла.
Когда она появилась в салоне, Гарри встал. Она была так расстроена, что, потеряв всякое представление о приличиях, кинулась ему на шею. После минутного колебания он обнял ее и поцеловал в макушку. Ей сразу стало легче.
Открыв глаза, она увидела удивленное выражение на лице Мембери, который уже успел вернуться на свое место. Ей было в общем-то все равно, но она высвободилась из рук Гарри, и они сели в кресла напротив друг друга.
– Нам нужно все спланировать, – сказал Гарри. – Быть может, это наш последний шанс поговорить с глазу на глаз.
Маргарет понимала, что мать скоро вернется, отец и Перси тоже возвратятся вместе с остальными пассажирами, и тогда наедине им уже не остаться. Ее охватила паника, когда она представила себе, как они расстанутся в Порт-Вашингтоне и больше никогда друг друга не увидят.
– Быстро скажи, где мне тебя найти!
– Не знаю, я ведь ничего не подготовил заранее. Но не волнуйся, я тебя разыщу. В каком отеле вы намерены остановиться?
– В «Уолдорфе». Ты мне позвонишь сегодня вечером? Ты должен!
– Успокойся, конечно, позвоню. Я представлюсь как мистер Маркс.
Спокойствие Гарри убедило Маргарет, что она ведет себя глупо и, наверное, даже эгоистично. Ей надо думать не только о себе, но и о нем.
– Где же ты переночуешь?
– Найду дешевую гостиницу.
Вдруг ее пронзила безумная мысль.
– А ты не хотел бы проникнуть в мою комнату в «Уолдорфе»?
Он улыбнулся:
– Ты серьезно? Конечно, хотел бы!
Ей было приятно это услышать.
– Обычно мы занимаем одну комнату с сестрой, а теперь я буду одна.
– О Боже! Но как же долго придется ждать!
Она знала, как ему нравится роскошная жизнь, и ей хотелось сделать его счастливым. Какую еду он предпочитает?
– Мы закажем в номер яичницу и шампанское.
– Хотел бы я поселиться там навсегда!
Эти слова вернули ее к реальности.
– Родители собираются через несколько дней переехать в дом моего деда в штате Коннектикут. До этого мне надо будет подыскать жилье.
– Мы найдем его вместе. Может быть, сумеем поселиться в одном доме или поблизости.
– Неужели? – Она была взволнована. Они будут жить в одном доме! Именно этого ей и хотелось. Маргарет была немного напугана тем, что Гарри сразу предложит ей выйти за него замуж, а также и тем, что не захочет ее больше видеть, но его предложение выглядело идеально: она будет рядом с ним и сможет узнать своего друга лучше, прежде чем брать на себя скоропалительные обязательства. И они смогут спать вместе. Но есть и некоторое затруднение. – Если я поступлю на работу к миссис Ленан, мне придется жить в Бостоне.