— Были, — развел я руками, а потом захлопнул холодильник.
— Дык фиг ли ты тогда тут ищешь? — искренне удивилось существо. — Ты бы еще деньги начал искать, дурачина…
Я внимательно взглянул на этого наглого комментатора. Передо мной стоял молодой человек в голубой шелковой кофточке и джинсах, плотно обтягивающих хилые конечности. На голове у него росли длинные пегие волосы, в обоих ушах висело по сережке, а в носу сияло что-то неземное, блестящее, серебристое с розовым.
— Сопли подотри, — посоветовал я, и оно испуганно достало кружевной платочек из кармана джинсов.
— Это пирсинг, — сказало оно потом, обиженно наморщив короткий, «пуговкой», носик.
Мне вдруг самому страшно захотелось выпить, так что я упрямо продолжил поиски: пошарил за холодильником, потом полез в кухонный шкаф за стойкой и нашел там, к своей радости, хоть и открытую, зато практически полную бутылку коньяка. Я показал рукой, откуда можно взять стаканы, и оба моих визитера, толкаясь худосочными задницами, рванули к полке с посудой. Потом все уселись на табуретах вокруг стойки, я разлил коньяк по стаканам, и мы начали светскую беседу.
— От кого бегали-то, зайцы чахоточные? — спросил я доброжелательно, слегка размякнув от первого глотка коньяка.
— Вы что, не знаете? Несогласные митингуют, нон-стоп, по всему городу. Их менты гоняют и еще эти… добровольцы. Ну, те, которые на все согласные. Заодно и неформалам достается, — рассказало розовое существо, нервно вздрогнув пегой челкой.
— Неформалов православные хунвейбины по всему городу долбят. Второй год пошел, как долбят. Что тут нового, дядя? — раздраженно добавило существо в голубой кофточке.
Оказалось, мои гости живут в доме напротив. Они как раз топали с автостоянки домой, но черт их дернул зайти по дороге в супермаркет, где у входа дежурила банда православной народной дружины. Стриженые юноши, вставшие с золоченым иконостасом наперевес, разумеется, отреагировали на появление пошлой парочки и попытались вручную лишить нарушителей общественного порядка пирсинга и слишком длинных волос.
Я ополовинил свой стакан и сказал то, что думал:
— А зачем вы извращаетесь, черти бесполые? Умыли бы свои морды крашеные, надели бы нормальные шмотки — никто бы вас не тронул. Меня вот они не трогают, уважают. А на вас смотреть противно. Сам бы плюх вам навешал, да руки марать неохота.
Оба существа промолчали, глядя куда-то на донышко своих стаканов, и я не стал больше ничего им говорить — все равно бесполезно.
Я долил себе коньяка, поставил бутылку на стойку возле голубой кофточки — чтобы этот чудак дальше сам наливал своей чудной бабе, — и пошел к креслу за компьютерным столом. Монитор проснулся, когда я двинул мышкой по столу, а на индикаторе Сети приветливо заморгали крошечные экраны. Сеть есть, слава Основателю!
Я торопливо запустил браузер и влез в новостной топ.
Президенты США и России обменялись резкими заявлениями. Угроза военного конфликта становится реальной как никогда!
Международная организация «Репортеры против тирании» поставила Россию на 178 место в мире по уровню гуманизма по отношению к животным в области животноводства и птицеводства.
Подростки в селе Горелово на спор забили участкового компьютерными мышками, завезенными в село в ходе реализации в Саратовской области национального проекта «Доступное образование».
Комиссия ПАСЕ под руководством Отто Газенвагена готова к объявлению результатов по России. Из 12 реперных источников комиссии только один может изменить негативные выводы социологов. По неофициальной информации, этот источник находится в Москве. Совет НАТО рассмотрит выводы комиссии Газенвагена на утреннем заседании.
Брюссель отмел обвинения Москвы в подготовке неспровоцированного нападения — все переброски военной техники и снаряжения производятся в рамках давно запланированных учений НАТО «Принуждение к свободе», а не «Понуждение к миру», как полагают в Москве.
Юбилей Филиппа Киркорова привел к резкому росту индекса потребления гусиной печени и антибактериальных препаратов в Москве.
Потом до меня дошло, что историю про дырку в моем доме следует искать в местных новостях, и я минут десять азартно шарил в поисковых системах, формулируя различные варианты запросов. Впрочем, все это оказалось бесполезным — моя локальная техногенная катастрофа интересовала только меня.
Затем я наконец вспомнил про скайп и просто позвонил дежурному префекту в районную управу. Я не стал надевать наушники — воткнул один динамик в ухо, а микрофон придерживал свободной рукой.
Дежурный взял трубку после двух десятков звонков и отвечал поначалу крайне грубо, но, когда я назвал свой адрес и имя, его голос стал подобострастным до неприличия:
— Ох, такая честь для нас, Иван Андреевич! Вы можете звонить в любое время, вам мы всегда рады! Что за проблемы у вас, расскажите?
— У меня таджики дырку в капитальной стене проломили, на 26-м этаже, — сообщил я. — И еще цыгане по дому шастают, как собаки. Водку сперли, нагадили везде…
— Безобразие! Это просто возмутительно! — тут же отозвался дежурный.
— Вы примете меры? — нажал я.
— Да! Конечно! Мы обязательно примем меры! Спасибо, что позвонили! — заверили меня с удивительной экспрессией.
Это была очень странная реакция, и от неожиданности я сам отключился. Я просто не знал, что полагается дальше говорить, когда чиновник с тобой совершенно согласен.
— А ты чего, мужик, вправду ничего не знаешь, что ли? — донесся до меня писклявый голос от кухонной стойки, и я невольно поморщился, поворачиваясь лицом к этим убогим.
— Что я должен знать? — довольно искренне удивился я. — Наши взяли Тбилиси? Президент России принял ислам? Партия власти сдалась прокуратуре?
Обе разноцветные кофточки противно затряслись, дерзко хохоча, и я поднялся с кресла, медленно, но верно закипая. Я подошел к ним ближе и увидел, что моя бутылка из-под коньяка уже пуста. Это обстоятельство разозлило меня еще сильнее.
— Над чем ржем, гости дорогие? — спросил я, подходя к стойке и примериваясь к голубой кофточке. Бить по-взрослому бабу было все-таки как-то непривычно, а вот ее мужика, пусть и в прозрачной кофточке, воспитывать вручную, наверное, не так противно, как кажется.
— Вы извините, я вовсе не над вами смеюсь, — испуганно встрепенулся молодой человек, но было поздно — я уже завелся.
Я не стал бить его кулаком по напудренной морде, как следовало бы, а просто отвесил пару саечек и потом еще, не сдержавшись, как следует, подергал за уши. Экзекуцию он перенес молча, как нечто заслуженное, разве что сильно жмурился.
— Дурак ты, Иван Зарубин, — расстроенно сказала мне со своего места розовая кофточка. — Теперь с тебя последние баллы спишут, которые за наше спасение сначала начислили. Ты же почти спас нашу Родину, а теперь все испортил, дурачина!
Я посмотрел в ее дерзкие глазки, ища подвоха, но она лишь ухмыльнулась:
— Все пропало, Иван! Нам же всем теперь кранты! Газенваген всем нам теперь ожидается!
— Кому — нам? — Я подошел поближе и уставился на бутылку из-под коньяка. Там не осталось даже на глоток, и теперь я размышлял, можно ли послать эту розовую дуру в магазин или придется топать самому, потому что дура не пойдет, а этот ее утлый овощ тем более. Да и не донесут они водку — накостыляют им возле магазина добропорядочные граждане и выпьют за мое здоровье.
Розовая кофточка вдруг встала с табурета и присела на корточках рядом со своим приятелем, нежно поглаживая его по тощим ляжкам и совершенно игнорируя мое присутствие. Юноша по-прежнему жмурился, а по его гладким щекам катились слезы обиды и жалости к самому себе. Я бессмысленно потоптался рядом с ними, и тогда она рявкнула, кривя тонкие губы:
— Иди телевизор включи! Сам все увидишь, дебил… Миротворец, мля.
Я послушно вернулся к креслу и включил телевизор.
На экране появилась встревоженная физиономия ведущей новостного канала, а еще одно напряженное лицо строго смотрело на меня со студийного монитора.
— Семен, каковы выводы Комиссии по этике? Что за рекомендации получил Совет НАТО? — Голос блондинки-ведущей звенел от напряжения.
— Ох, Елена, боюсь, что все очень плохо, — хмуро отозвался Семен, оглядываясь в кадре по сторонам большого холла.
За спиной репортера вдруг началось беспорядочное движение людей в строгих костюмах, которых преследовали телевизионщики с огромными камерами на плечах. Еще несколько десятков фоторепортеров слепили их вспышками.
— Ага, Елена, вот и заседание завершилось. Сейчас Отто Газенваген сам расскажет журналистам, к какому выводу пришла его Комиссия и какие рекомендации даны Совету НАТО, — затараторил репортер, выходя из кадра.
Некоторое время камера показывала суету в холле, где перед толпой журналистов выстроилось в шеренгу несколько хорошо одетых мужчин с крайне серьезными лицами. Потом один из них сделал шаг вперед и заговорил по-английски. Репортер принялся синхронно переводить, заменяя непонятные слова тревожным блеянием:
— Комиссия под руководством уважаемого Отто Газенвагена, который, э-э, ранее поработал в Европе в качестве, э-э, в общем, известный уже европейцам политик. Так вот, Комиссия Газенвагена пришла к выводу, что жители Российской Федерации не соответствуют высоким стандартам европейского мулътикулътурного общества, стандартам ЮНЕСКО в области гуманитарных отношений, стандартам Второго всемирного клерикального конгресса и, э-э, в общем, еще какому-то стандарту мы не соответствуем, Елена, я не успел понять, какому именно, он очень быстро говорит.
Елена недоверчиво покачала головой, с изумлением оглядела свою выдающуюся грудь, совершенной формы талию и растерянно пожала голыми плечами в камеру.
— Каким еще стандартам мы не соответствуем, Семен? Что за глупости, в самом деле? — сердито воскликнула она.
Семен, не слыша возмущенных комментариев из студии, продолжал упрямо переводить: