Ночь Охотника — страница 45 из 83

Дверь распахнулась, и Тиаго с Сарибель попятились от изумления, едва не споткнулись и не рухнули на пол, в то время как Рейвел, находившийся в другом месте, продолжал свою работу. Однако пара молодых дроу испытала невероятное облегчение, увидев, что это всего лишь Береллип, а не кто-то из сообщников Громфа.

– Долина Ледяного Ветра, это к северу отсюда, – обратился к жрице Тиаго, поспешно закрывая дверь. – Далия все рассказывает этому уроду, прислужнику Громфа.

Береллип перевела недоуменный взгляд с Тиаго на Рейвела.

– Вы подсматриваете за архимагом?! – в ужасе ахнула она.

– Нет, мы уже закончили подсматривать за архимагом, – произнес Рейвел прежде, чем Тиаго успел открыть рот. Маг дезактивировал двеомеры ясновидения и незримого присутствия в ином месте. – И это действительно принесло немалые плоды.

– Громф уничтожит вас одним щелчком пальцев, – предупредила Береллип.

– И зачем ему это нужно? – спросил Рейвел в тот миг, когда Тиаго упрямо произнес:

– Только не в тот момент, когда я вернусь в Мензоберранзан с головой Дзирта До’Урдена.

– Значит, вы выяснили, где он находится? – спросила Береллип, внезапно ощутив интерес к происходящему. Она подошла ближе и уселась напротив Сарибель за низким столиком, стоявшим в комнате.

Когда сюда должна прибыть Мать вашего Дома? – спросил Тиаго.

– Через две недели, может быть, через три.

Тиаго ухмыльнулся и обернулся к Рейвелу, который просто сиял.

– У нас полно времени, – согласился маг.


Громф Бэнр и Мефил в тот день узнали от Далии больше, чем полагали Рейвел и его сообщники, но эти глупые молодые дроу все равно не поняли бы смысла неожиданных открытий, даже если бы услышали о них. Громф сам не был уверен, что все понял, но в свете более значительных событий, которые разворачивались вокруг них: предстоявших Сумерек, войны, которую твердо намеревалась начать Мать Квентл, войны ради славы Ллос и расширения сферы ее влияния на область темной магии; войны, которая должна была поразить отступника До’Урдена и заодно богиню, стоявшую за ним, пытавшуюся вырвать его из-под власти Ллос, – важность роли, которую играла во всем этом дартиир по имени Далия, по-настоящему потрясла даже самого Громфа.

А Громфа нелегко было удивить.

В тот же день он покинул Гаунтлгрим, предупредив Тиаго, чтобы тот как можно скорее подчинился приказу Матери Квентл и что женщина по имени Далия должна остаться в живых. Никто из Дома Ксорларрин, кроме Береллип, которой он велел поклясться в сохранении тайны, не знал, что Громф уходит без своего спутника, пожирателя разума. У Мефила еще оставались здесь кое-какие дела.

Громф не ожидал, что Тиаго сразу же отправится в дом Бэнров, поскольку, само собой разумеется, заметил, что этот глупый лицемерный Рейвел Ксорларрин следил за ним и, скорее всего, узнал кое-что о местонахождении Дзирта До’Урдена, о том месте, где Далия в последний раз видела его. И Громф был практически уверен, что Рейвел вместе с Тиаго уже строят планы как бы отправиться в то место и захватить отступника.

Пусть будет так, решил Громф, потому что лично он не участвовал в этой игре, это была интрига Ллос и Матери Квентл. Он будет играть предназначенную ему роль, и ничего более.

И в тот час, когда он вернулся в свои покои в Академии Магик, а Далия – в клетку в Кузне Гаунтлгрима, ударные силы Ксорларринов, которые вели Тиаго, Рейвел, Джирт и Сарибель, отправились на север, на поиски своей жертвы.

Часть третьяПоэзия истории

Даже в этом безумном мире, где магия творит все более безумные вещи, где откуда ни возьмись возникают десятки тысяч орков, пираты становятся королями, существуют моменты ясности и предсказуемости, когда определенный путь ведет к ожидаемому концу. Эти моменты я называю поэзией истории.

Реджис пришел к нам, едва успев обогнать того, кто преследовал его, действительно опасного врага.

Поэзия истории, комфорт предсказуемости!

Он очень отличается от того Реджиса, которым был в прошлой жизни, наш друг-хафлинг. Решительный, хорошо обученный, искусный в обращении с клинком, Реджис провел вторую жизнь, имея перед собой четкую цель. И когда лич появился в нашем лагере в ту ночь в диких пустошах холмов Крагс, Реджис не обратился в бегство. Нет, он велел нам всем бежать, а сам попытался остановить кошмарное чудовище.

Но, несмотря на странные изменения, происшедшие с моими друзьями, все эти события, наши приключения, приносят мне какое-то знакомое, уютное ощущение.

Поэзия истории.

Я слышал подобные рассуждения довольно часто, особенно от старших эльфов, которые видели восходы и закаты нескольких сотен лет. Мало что способно удивить их, даже бурные события вроде Смутного Времени или Магической чумы, потому что они множество раз слышали стихи истории. И эта ожидаемая реальность воплощается в жизнь, когда дело касается возвышения и падения королевств и империй. Они следуют определенному курсу, они поднимаются в надежде на лучшее, они восходят на вершины славы, пользуясь благоприятными возможностями. Иногда они достигают этой вершины, сверкающего бриллианта, почти полного совершенства – это Миф Драннор во времена своего величия, Глубоководье на вершине могущества, и да, я включу сюда возрождение клана Боевого Молота в Мифрил Халле. Это обещание, это надежда.

Но колесо судьбы движется вперед, поворачивается слишком часто, и падение так же предсказуемо, как возвышение.

Часто я спрашиваю себя: что это, амбиции или слабость разумных рас? Что приводит к вращению этого колеса, подъему и падению культур и королевств? Так много их начинает свое существование с добрыми намерениями, с большими надеждами. Новая дорога, новый день, светлый рассвет и тысяча других клише…

Однако, по-видимому, любое государство в конце концов приходит к стагнации, и во время этого застоя силу обретают злые люди, руководствующиеся алчностью или жаждой власти. Подобно язве, они находят путь в любое правительство, проникают сквозь лазейки в самых благонамеренных законах, используют их в своих целях, копят сокровища и обеспечивают собственное благополучие за счет других людей, а в несчастьях и смутах винят своих беспомощных подданных, у которых нет ни права голоса, ни прибежища. Они обращаются к крестьянам: «Бойтесь вымогателей!» А вымогатели – это якобы больные, старые, угнетенные.

Они искажают реальность, чтобы сохранить свои богатства, но все же они никогда не чувствуют себя в безопасности, потому что такова кара истории; и когда они заканчивают грабить, неправедное государство рушится и погребает под собой и угнетенных, и угнетателей.

И тогда несчастья и болезни воцаряются на полях, на море, в лесах, среди работников и крестьян, рыбаков и охотников, среди тех, кто сеет, и тех, кто ест.

Потому что, боюсь, поэзия истории – это мрачная поэзия, она звучит как предупреждение об опасности, а потом она исчезает в памяти далеких поколений, превращается в легенды, а новые вредители выползают из своих коконов и пируют за счет несчастных.

Так не должно быть, но это происходит слишком часто. Я надеялся на нечто новое, лучшее, на нечто продолжительное, и это привело к договору ущелья Гарумна, о котором я начинаю сожалеть.

И поэтому мне следует погрузиться в отчаяние.

Но нет, я далек от безнадежности, потому что я видел божественную справедливость, я получил обратно самое ценное, что может быть в этом мире, – самых верных друзей и супругу, какие только могут быть у смертного существа. Мы идем вперед с открытыми глазами, с открытыми сердцами, мы Компаньоны из Халла, мы прекрасно знакомы с поэзией истории и твердо настроены сделать так, чтобы эти печальные ноты сменились триумфальными тактами и мягкими мелодиями надежды и справедливости. Мир погружен в хаос, но мы несем с собой порядок.

Мир затмила тень, но мы намерены нести свет.

Однажды, не очень давно, мне пришлось уговаривать своих бывших спутников совершать хорошие дела и самоотверженные поступки; теперь, наоборот, я окружен теми, кто побуждает меня к самоотречению.

Потому что даже мрачная правда не может изгнать из моего сердца неиссякаемый оптимизм, надежду на то, что в жизни есть еще что-то лучшее, что-то большее, нормальное общество, где слабые не боятся сильных.

Мы найдем свой путь, найдем нестройные ноты в страшных стихах; так получилось в случае с личем, которого Реджис притащил за собой, с этой тварью, Темной Душой, которая считала себя сильнее нас.

Потому что это была часть игры, которую мы могли бы предвидеть, если бы взглянули более внимательно на нашего друга-хафлинга. Если бы мы вспомнили правду о Пузане – о том самом Реджисе, который давным-давно навлек на нас проклятие по имени Артемис Энтрери (впрочем, с тех пор он перестал быть проклятием…).

И теперь мы действуем более осторожно, потому что в Реджисе появилось что-то новое – какая-то необычная аура, странные манеры, желание бросаться навстречу опасности, иногда напрасно, – и это «новое» привлекает к нам беды.

Пусть будет так. Возможно, как говорит старая пословица, это часть его обаяния.

А я скажу, что он сам ищет смерти.

Дзирт До’Урден

Глава 15Родной дом

– Ну что, эльф, если у тебя есть какие-то мысли, пора их озвучить, – обратился Бренор к Дзирту, когда они выбрались из лодки, сделанной из шляпки огромного гриба, на узкий грязный берег перед стеной подземного замка и открытыми воротами, ведущими в Гаунтлгрим. Вся гигантская пещера была тускло освещена свечением, испускаемым лишайниками, и вокруг импровизированной лодочки распространялось еще больше света, потому что Кэтти-бри сотворила соответствующее заклинание, прежде чем они вступили в длинный туннель, ведущий в пещеру.

Вульфгар прочно удерживал суденышко одной могучей рукой, а вторую использовал как мостки, чтобы его спутники смогли сойти на берег. Когда Бренор подошел к переднему краю лодчонки, огромный человек легко перенес его на сушу.