Из горла Янского вырвался сдавленный хрип, и он активно замотал головой.
– Да ты чего? – Генка сделал к нему шаг, и вдруг в голове его что-то перещелкнуло. Как Костик мог лезть в окно, если он сейчас здесь, прямо перед ним, сидит на земле?
Значит, в их истории с журналом есть еще кто-то…
Додумать свою мысль Кармашкину не дали. Сзади на него накатил шорох шагов. Он получил внушительный удар по голове и повалился на землю. В последнюю секунду Генка успел заметить, как округляются от ужаса глаза Янского. Понять, что же это такое с ним приключилось, Кармашкин не успел, потому что сознание на время покинуло его.
Глава 5Времени меньше, проблем больше, или Глава о том, как тяжело бывает искать то, что неизвестно где лежит
Журнал снова пропал.
Испарился, как будто его и не было.
Когда через несколько мгновений после удара Кармашкин пришел в себя, то рядом с собой ничего не нашел.
Это было до того удивительно, что Генка на всякий случай перекрестился и три раза плюнул через левое плечо – уж больно все происходящее было похоже на действие нечистой силы.
Он бы с удовольствием еще и молитву какую-нибудь прочитал, но молитв он не знал, да и явной угрозы заметно не было.
Генка сидел, тупо глядя вокруг себя. Волнами на него накатывали разные звуки. Вот вдалеке проехала машина. Простучал колесами запоздалый трамвай. Зашуршала листочками береза. Стукнула форточка.
Он так и сидел бы здесь до утра, наслаждаясь внезапным спокойствием, но рядом раздалось шебуршание – это Янский пришел в себя и открыл глаза.
– Мама? – удивленно спросил он.
– Мама дома, – хрипло отозвался Генка. Говорить было тяжело. Каждое слово болью отдавалось в раскалывающейся голове.
– Что? – Костик попытался встать, но только смешно задергал ногами. – Где я?
– Там же, где и я. – Смотреть на перепуганного одноклассника было забавно, и Генка непроизвольно хихикнул. – В школе.
– В какой школе? – Янский потянул руку к голове. – А где журнал?
– Вот именно, где журнал? – передразнил его Кармашкин.
– Ты что здесь делаешь? – Казалось, Костик только сейчас разглядел Генку.
– Первого урока жду, – огрызнулся Кармашкин. – Это ты что тут делаешь?
– Я? – Костик затравленно оглянулся и покачнулся, едва снова не упав – у него все еще сильно кружилась голова. – А-а-а! – вдруг закричал он. – Так это все ты подстроил!
– Ага, я, – захихикал Генка. – И журнальчик я припрятал, а еще сам себе голову разбил.
– Ну, не сам, так кого-нибудь подговорил. – Янский был страшно напуган. – Сейчас опять кто-нибудь из-за угла выскочит.
– Все уже навыскакивались, – вздохнул Кармашкин, поднимаясь и протягивая приятелю по несчастью руку. – Больше никого не будет.
Как ни странно, но обиды не было. Было удивление. Выходит, этот несчастный журнал нужен не одному Генке, а еще целой толпе народа!
Такой конкуренции Кармашкин не ожидал.
– Чтобы я с вами еще связывался, – проворчал Костик, с кряхтением вставая на ноги. – У меня концерт в музыкалке. Куда я пойду в таком виде?
– Не надо было в это дело ввязываться, если так переживаешь за свое лицо! – Голос Кармашкина сорвался на визг. Сейчас он был готов задушить Костика собственными руками.
За школой залаяла собака, послышался мужской голос, успокаивающий пса. Генка дернул Янского за руку и, пригибаясь, побежал к кустам.
– Тоже мне, праведник нашелся! Думай прежде, чем что-то делать!
– Я должен был думать? – Костик вырвал свою руку и выпрямился. – Да я среди вас единственный нормальный!
– Ага, нормальный! – Генка пытался отчистить перепачканные джинсы, но только еще больше размазывал по ним грязь. – Достал всех со своим русским.
– Я достал? – подпрыгнул Янский, снова переходя на крик. – Это вы все кругом про двойки твердили. А мне плохие оценки никак нельзя получать. Мне в музучилище!
– Утомил уже всех своими пятерками!
– Семенова сказала… – начал Костик, но Генка перебил его:
– Ты ее больше слушай!
Его тоже поначалу подкупила Леночкина способность рассуждать обо всем с умным выражением лица. Порой складывалось впечатление, что она говорит по делу. Но вскоре он понял, что все это пустая болтовня.
Они еще какое-то время препирались, но потом, заметно выдохшись, присели около березы.
– Чего теперь делать-то? – грустно спросил Костик.
– Журнал искать, – уверенно заявил Генка. Его уже не столько волновали отметки, сколько хотелось подержать наконец-то этот журнал в руках.
– Может, вокруг походить? – предположил Костик. – Тот, кто бил, может быть, еще где-нибудь здесь.
– Да это небось опять Илюха был. – Вставать не хотелось. Кармашкину так хорошо сиделось под березкой. Нет, если Янский хочет, пусть бегает, а он подождет. – Наверное, Воронова все-таки согласилась взять журнал, он за ним и вернулся.
– Не, не Илюха. – Костик тоже не спешил искать неведомого похитителя. – Он журнал купил. Значит, в школу за ним ходил кто-то другой.
А ведь правда!
От неожиданной мысли Кармашкин выпрямился.
Стриж сказал, что за журнал деньги платил.
– Если бы это был Илюха, он бы по голове бить не стал. – Видимо, после драки в мозгах Костика что-то произошло, и он стал невероятно разговорчивым. – Он не такой. Поговорил бы. Чего тут непонятного – надо, значит, надо. Ему же не навечно этот журнал понадобился. Отдаст Вороновой, та вернет в учительскую. Не, бить не надо, можно все так решить. Это кто-то другой был…
Кто-то другой?
Ночь вокруг перестала быть мирной и приятной.
Генка прижался спиной к березе и стал оглядываться. Ему вдруг показалось, что за ними следят.
– А так бы все встало на свои места, – сонно бормотал Янский. – Учителя бы пошумели, оценки бы поставили, и все закончилось бы хорошо. Не, нужно, чтобы журнал на месте лежал. Чего ему на руках-то делать?..
Кажется, пора было делать ноги, пока еще кто-нибудь не заявился.
Генка оттолкнулся от березы и бросился к забору. Ему уже ничего не надо было – ни журнала, ни гитары. Просто хотелось побыстрее оказаться дома. И он там оказался. Стараясь не шуметь, вошел в квартиру, прямо в ботинках прошел в свою комнату и рухнул на кровать, успев только разуться и снять джинсы.
– Ой, что это? – Сестра примчалась к Кармашкину в несусветную рань. – Какой у тебя синяк!
– С кровати упал, – буркнул Генка, пряча голову под одеяло. Но от одного движения в затылке у него проснулась такая дикая боль, что он тихо застонал.
– А что ты делаешь? – тянула с него одеяло Людка.
– Сплю, – пытался оттянуть ужасный момент подъема Кармашкин.
– Не спи, мне в сад пора, – не сдавалась сестра. – Сегодня велели не опаздывать.
– Вот и не опаздывай, – сказал Генка, отворачиваясь.
– А это что? – ахнула Людка.
Кармашкин тяжело поднялся и ощупал свою многострадальную голову.
– Это я тоже с кровати упал, – вздохнул он.
– Мамочки, – всплеснула руками сестра и замерла.
Наверное, выглядел Кармашкин устрашающе. Чтобы сильно не пугать сестру, он натянул кепку и закутался в одеяло.
– Пудру у мамы взять сможешь? – сурово спросил он.
– Мама! – завопила Людка, выскакивая в коридор.
Генка привалился к стене.
Ну, сейчас начнется.
В коридоре что-то с грохотом упало.
– Людка, зараза! – раздался знакомый окрик, и в комнату ворвалась сестра.
– Вот! – на раскрытой ладошке лежала пудреница. – А поможет? – В голосе ее слышалась тревога.
– Стопудово! – заверил ее брат и потянулся за новыми брюками. Джинсы, в которых он совершал ночные вылазки, были измазаны землей.
Мать ушла, так и не заметив синяков и шишек у сына. Люда принесла бутерброды Генке в комнату, и поесть он смог, не выползая на кухню.
Из дома они вышли почти вовремя. Люда особенно не доставала, поэтому около школы бледный Кармашкин появился в бодром настроении. Если не считать синяков на лице и здоровенного шишака на затылке, жизнь налаживалась.
На крыльце его ждал Майсурадзе. Вид он имел выспавшийся, но слегка растерянный. Заметив Генку, Вовка спрыгнул со ступенек, открыл рот, чтобы начать оправдываться, но так и застыл.
– Ничего себе! – присвистнул он, с завистью рассматривая разукрашенное лицо одноклассника. – Это кто ж так тебя?
– Я-то ладно, – буркнул Кармашкин, торопясь с улицы в полутемные коридоры школы. – У Янского вообще все лицо должно быть разноцветным.
– Подрались? – с нескрываемым восторгом спросил Майсурадзе.
– Побили, – покачал головой Генка, быстро поднимаясь по ступенькам и заворачивая в мужской туалет. – Ты-то где был?
– Проспал. – Вовка вспомнил о своей вине и покраснел. – Я и сам не заметил, как это получилось, – стал он бить себя в грудь сжатым кулаком. – Я и будильник поставил, и телевизор погромче включил, а как глаза закрыл, даже не помню. Просыпаюсь – утро, мать завтракать зовет. А чего было-то?
– Ничего, – поморщился Кармашкин, пытаясь в крошечном зеркальце пудреницы разглядеть свою физиономию. Пудра щедро сыпалась ему на щеки, залезала в нос, отчего хотелось чихать, но синяки при этом как были ярко-фиолетового цвета, так ими и оставались. – Ты был прав, Костян заявился. Говорит, хотел просто на крыльцо подбросить или в окошко сунуть. Но там был кто-то еще! Я видел, как он лез в учительскую. Через окно.
– Ништяк! – восхитился Вовка. – Ночь в школе! Это покруче, чем ночь на кладбище!
– Ага, покруче. – Генка захлопнул пудреницу и тяжело вздохнул, отчего вокруг него весело взвились частички пудры. – Особенно когда кто-то без объяснений дерется. Только мы с Костяном стали разговаривать, как сзади на нас кто-то как набежит, как начнет по голове дубасить. Чуть не убил. Я-то сразу вырубился, а Костян говорит, что не заметил, кто это был, зажмурился.
– Эх, меня с вами не было, я бы… – захлебываясь от восторга, заговорил Майсурадзе.
– Тоже лежал бы на земле, – нахмурился Кармашкин. – Там бесполезняк было что-то делать. Главное, непонятно, где теперь журнал искать. Уплыл он с концами.