тный случай, обстоятельства которого лучше и вовсе не разглашать, а не то что расследовать? Было бы неплохо, чтобы эта информация как-то дошла до официальных органов!
— Дойдет и осядет, — отмахнулся Гена. — Сколько раз я уже сталкивался с нашим правосудием, столько раз убеждался, что против таких, как Ноздрев, оно не работает. Кого он подкупить не сможет, того по-тихому устранит. Вон он тебе, очередной яркий пример! Убит с чем-то не согласившийся крупный чиновник, глава Следственного комитета, а не абы какая мелкая сошка! Так что меня больше волнует вопрос: как далеко вообще заходят ноздревские интересы?
— Если нам удастся вызнать, где он живет, то можно будет попытаться за ним слежку установить, — снова заговорил Ярополк. — Узнать, где он еще бывает, кроме «Алой зорьки». А дальше, по его маршрутам можно будет уже судить и о всех его аферах, и главное — вычислить его уязвимые места.
— А пока суд да дело, Ромка по-прежнему находится в секте, — тяжело вздохнула Аглая, для которой именно это оставалось главным. — И ему теперь оттуда не выбраться до тех пор, пока вся эта контора не будет развалена до основания. Псих ненормальный! — вспылила она в тревоге за брата. — И что он только в ней нашел, в этой Ланочке, что за ней туда сунулся? Да что ж вы, мужики, так на тощеньких-то ведетесь?
— Я лично — нет. — Гена приобнял Айку за плечи. — Какая ты у меня будешь с годами, такую и буду любить.
— Да рядом с тобой, с медведем, любая будет смотреться Дюймовочкой, — усмехнулся наблюдающий за ними Ярополк. — А что касается этой Ланочки, то Ромка точно не на ее фигурку позарился, нет! Потому что за ее худобой такой шлейф в приданое тянется! Будь она хоть эльфийской принцессой, ей даже тогда никакой хрупкостью и красотой не удалось бы его уравновесить.
— Не трави душу, без тебя тошно, — попросила Аглая.
— Да я что? Сама ж начала.
— Я начала не о ней, а о Ромке. Не успокоюсь, пока он не вернется домой! Если б я только могла его вообще туда не пускать. А так… Куда еще этот ненормальный надумает сунуться? А ну как попадется? Есть ли хоть какой-то способ ускорить его возвращение оттуда?
— Если б был, давно бы уже задействовали, — вздохнул Гена. — Ну что ты опять начинаешь, Айка? Как будто остальные тоже не переживают и им все равно!
— А я думаю, что при том количестве народа, которое готово в этом деле участвовать, оно надолго не затянется, — сказал Ярополк. — Нет, я не посвящал наших ребят во все детали. Я только предупредил их, что риск велик. А потом сообщил, что речь идет о возможности рассчитаться с теми, кто когда-то искалечил нашего Лата. И после такого сообщения ни один не отказался помочь. Так что… пусть мы оказались не слишком хорошими друзьями, когда Ромка стал инвалидом, но уж в такой-то ситуации его не бросит никто!
— Я в этом даже не сомневаюсь, — заверила его Аглая, думая в то же время о том, что у нее есть дополнительный способ, прибегнув к которому она могла бы попытаться еще немного ускорить процесс Ромкиного возвращения.
Возможно, будь у Аглаи время на размышления, она заколебалась бы с окончательным принятием своего решения. Но все сложилось так, как будто сама судьба взялась вести ее за руку.
На следующий день была Аглаина рабочая смена в кафе. И так уж получилось, что под вечер, к ее окончанию, она заприметила в зале именно того человека, который был ей нужен. Худощавый, загорелый, как курортник, и совсем не наводящий внешним видом на мысль о своей профессии, он вошел в полупустой сейчас зал и уселся за свой любимый столик в углу, заказав при этом свои не менее любимые блинчики.
Следователь Михайлов Валентин Петрович, когда-то расследовавший дело об Аллочкиной гибели. И о боях в «Золотой тайне» — тоже. Именно здесь, в этом кафе, они с Аглаей познакомились, когда он пришел сюда в первый раз, чтобы сообщить ей о найденном теле убитой подруги. И с тех пор он довольно регулярно здесь появлялся, даже после того, как у него отпала необходимость встречаться с Аглаей по деловым вопросам. Просто стал поклонником местной кухни. Само же дело о собачьих боях, насколько Аглае было известно, было теперь передано другому следователю. Наверное, потому, что Михайлов пытался его вести, а не разваливать в угоду многим сильным мира сего, замешанным в той истории. Из чего Айка могла сделать два вывода: во-первых, Гена был прав, когда утверждал, что законы, как пресловутая избушка Бабы-яги, вполне могут поворачиваться к кому передом, к кому — задом. А во-вторых, даже сомневаться не приходилось в том, что Михайлов — по-настоящему честный и порядочный человек.
Именно поэтому Аглая продолжала общаться с ним до сих пор, иногда, по окончании смены, подходя к его столику, чтобы переброситься несколькими словами.
Михайлов встречал ее всегда приветливо: еще в те времена, когда он вел дело, у них с Аглаей установились куда более теплые отношения, чем должны бы быть у следователя и подозреваемой. Он не мог не замечать ее сочувствия, ее горячего участия в происходящем. А кроме того, как и Кирилл, Михайлов наверняка догадывался, кто ему дал ту анонимную наводку, с помощью которой «Золотую тайну» удалось наконец захватить, даже невзирая на имеющихся у этого заведения могущественных покровителей.
— Добрый вечер, Валентин Петрович! — По окончании своего рабочего дня Айка решительно вышла в зал к его столику. Коснулась рукой свободного стула: — Вы позволите?
— Здравствуйте, Аглая! Конечно! — Он едва не поперхнулся от неожиданности: обычно девушка никогда не напрашивалась ему в компанию. Просто подходила, чтобы коротко справиться о делах и здоровье. А были времена, когда и вовсе была бы рада улизнуть от разговора с ним, и тогда ее за этот столик приходилось усаживать едва ли не насильно. — Как это на вас не похоже, однако! Заказать вам что-нибудь?
— Нет, спасибо. Вы ешьте, я подожду. — Аглая махнула рукой Шурочке, официантке. Та уже без слов поняла, что по пути во двор, в летнюю часть кафе, где сейчас под открытым небом сидела основная часть посетителей, надо будет прихватить для коллеги стаканчик сока. Кивнула, подмигнула — не зная, кто такой Михайлов на самом деле, она считала его проигравшим Гене Айкиным поклонником.
Вскоре сок занял место на столе, позвякивая кубиками льда о края стакана. Аглая принялась молча цедить его, чтобы Михайлов имел возможность спокойно поужинать: знала ведь, что он приходит сюда после отнюдь не легкой работы. Которая, возможно, даже после ужина еще долго продлится. Но и следователь знал, что Аглая не подсела бы к нему за столик просто так. Поэтому все-таки ускорился, спеша узнать от нее, с чем она пришла.
И вот для Аглаи настал момент, когда отступать было уже поздно, даже если бы она все-таки решила пойти на попятный. Отставив в сторону опустевший столовый прибор, Михайлов внимательно посмотрел на нее и коротко доложил:
— Я вас слушаю.
— Могу я к вам частным образом обратиться? Не как к официальному лицу? А просто как к давно знакомому мне порядочному человеку?
— Даже так? Польщен вашим отзывом. И теперь, конечно, просто не в силах вам отказать. Что у вас на этот раз?
— На этот раз у меня к вам всего один вопрос: на днях у нас в городе глава Следственного комитета погиб, господин Белобородов. А вы, случайно, не в курсе, заведено ли дело о его убийстве?
— Что вы сказали? — Михайлов мигом преобразился, как кот, вдруг увидевший мышь. Подобрался весь, подался чуть вперед. А глаза и вовсе превратились в ледяные буравчики.
— Я сказала, что он убит. Не спрашивайте, как мне стало это известно. Вы меня знаете, ни слова лишнего я вам не скажу. В деле замешаны мои близкие люди, и мне их жизнь дорога. Но информация абсолютно верная. В подтверждение даже могу выложить вам подробности.
— Выкладывайте, — потребовал следак.
Аглая скрупулезно перечислила все по пунктам. Начиная с того, что разговор был подслушан неизвестным лицом ночью в «Алой зорьке», и закончив рассказом про чудо-духи, которые откуда-то достает основатель секты.
— Ваш, кстати, старый знакомый. По делу о «Золотой тайне» он тоже проходил, — добавила она напоследок. — Некий Иннокентий Евстахов.
— Врач-психиатр по образованию, — в свою очередь, поделился с ней информацией следак. — Поэтому, когда этой сектой заинтересовались, то прикрыть ее не получилось. Она официально зарегистрирована как какой-то там оздоровительный центр. И Евстахов отстоял ее, потрясая своим дипломом, несмотря на то, что по своей специальности, наверное, и дня не работал.
— Но знания, похоже, использует, — заметила Аглая. — Кто и по чьему рецепту эти духи синтезирует? Не его ли это изобретение? А те гормоны, что в клубе собакам кололи?.. — Она осеклась, спохватившись, что сболтнула лишнее. Но отстраненный от того дела следак не стал сейчас ее уличать. Просто спросил:
— Официальные показания вы, как я понимаю, давать не станете?
— Нет, конечно. И вас не стану осуждать, если вы вдруг откажетесь принять к сведению все то, что я вам рассказала. Вмешательство в евстаховские дела может слишком дорого обойтись, это уже господин Белобородов наглядно продемонстрировал. Своей смертью.
— Я был с ним знаком, — после паузы неожиданно сообщил Михайлов. — То есть не просто в лицо его знал, а гораздо ближе. Он ведь был назначен на должность после известной вам истории, когда был с треском уволен его предшественник. А до этого работал в нашем отделе.
— Тогда мои вам соболезнования. Искренние. Я знаю, что такое терять друзей, вам об этом известно.
Михайлов не ответил Аглае. Просто пару минут внимательным взглядом словно бы сканировал ее лицо. Потом поинтересовался:
— Ответьте хотя бы, что побудило вас вообще ко мне обратиться? Ведь могли бы и вовсе умолчать о том, что узнали.
— Не могла. Я крайне заинтересована в том, чтобы эта секта как можно быстрее прекратила свое существование. Раз и навсегда! И если к ее официальной деятельности по закону не придраться, то ведь можно с другого бока попытаться копнуть? Доказать, что там имеет место криминал? Ну, и потом… Наверное, я еще не окончательно потеряла веру в торжество справедливости. Так что сообщаю вам о преступлении с надеждой, что убийцам воздастся по заслугам. Хотя бы в этот раз.