удто я бампером ее слегка зацепил. Я был вынужден усадить ее в машину. Хотел в приемный покой отвезти. Но потом понял, что со мной происходит что-то неладное. А тут еще и она заговорила, что в благодарность за помощь хотела бы спасти мою душу. После этого я уже не сомневался, с кем имею дело, и кинулся домой. Честно говоря, уже мало что соображая, просто следуя какому-то подсознательному импульсу. И, на свое счастье, все-таки по пути догадавшись открыть окна в машине.
— Вы все сделали правильно! — одобрила Аглая. — Уж если она была послана по вашу душу, то возле больницы вы вряд ли смогли бы от нее избавиться. Не знаю, как, но она бы вам этого не позволила.
— Да и здесь тоже бы не избавился. — Кирилл снова потянул ворот, обрывая еще одну пуговицу. — Если бы не вы, Аглаечка. Где она сейчас?
— В кладовке. Мы позже с ней разберемся. А пока давайте все же вызовем вам врача? Должен же у вас быть свой, семейный доктор? Мне не нравится, как вы выглядите.
Кирилл в самом деле позвонил и вызвал врача. А пока они дожидались его вдвоем — Аглая так и не решилась оставить его одного, — раздался тихий стук в дверь.
— Это еще кто?! — Кирилл даже вздрогнул.
— Сейчас узнаем! — Аглая направилась к двери, предварительно вооружившись взятой из бара увесистой бутылкой шампанского. Но применить эту импровизированную дубинку ей не пришлось: на пороге спальни стоял Игорь, охранник.
— Кирилл Андреевич, могу я с вами поговорить? — выдохнул он. — За домом Василич пока по моей просьбе присматривает.
— Говори! — разрешил Кирилл.
— Нам наедине бы… — Игорь покосился на Айку, переступая порог.
— Аглая в курсе всего. — Кирилл окинул смущенного охранника внимательным взглядом и внезапно спросил: — Так ты все-таки что-то знаешь? Машину обработали как раз в твою смену. Но почему ты сразу мне не признался, если в ту ночь все же было что-то необычное?
— Я… Кирилл Андреевич, я даже не представляю, как это могло получиться! Помню только, что поздно вечером та самая девушка, которую Айка сейчас заперла, подошла к нашим воротам, чтобы у меня дорогу спросить. Мы с ней немного поговорили, а потом я вообще не понимаю, что на меня нашло! Какой там пост, какая охрана! Всего затрясло! Да если бы меня в этот момент даже пытались убить, я и то бы, наверное, не оглянулся! Я ее впустил, и мы в садовом домике с ней заперлись. Больше ничего не могу сказать. Опомнился только после того, как она ушла. По-моему, это было уже под утро.
— Это хорошо. — Кирилл вздохнул, потом уточнил: — Хорошо, что ты не оказался предателем. Еще вчера я бы сказал тебе, что ты идиот, не умеющий элементарно нести свою службу. Но сегодня уже и этого не скажу. Так что иди пока, потом с тобой разберемся. Займи свой пост и больше не болтай с посторонними. Да… и еще надо бы этой девице воды отнести. И покушать что-нибудь тоже. Кем бы она ни была, но не издеваться же над ней!
— Я этим займусь! — пообещала Аглая, невольно усмехнувшись: даже сейчас Кирилл оставался верен своей натуре! — Еще и шезлонг ей дам, и пусть пока там сидит. Вам туда никому не стоит соваться как минимум до утра. Вы, Кирилл, после осмотра врача ляжете отдыхать. Василич меня домой отвезет.
— А утром что с этой девушкой делать? Тут очень спорная ситуация…
— У меня есть знакомый следователь, очень надежный и порядочный человек. Надеюсь, он не расценит мою выходку как попытку похищения. Если позволите, я прямо с утра с ним свяжусь. Все возьму на себя.
— …и вот, я выкладываю вам все, как на духу, — закончила Аглая свой рассказ Михайлову, выбросив из него все несущественные подробности и все то, что, на ее взгляд, не следовало бы сообщать представителю власти без острой необходимости. — Девица накормлена-напоена, но сидит взаперти. Ведет себя на удивление достойно: не стучится в дверь, не визжит, не скандалит. Даже пыталась воззвать к моему здравому смыслу и уберечь от совершаемого греха — насилия над ближним своим. Поэтому, чтобы окончательно в этот грех не впадать, я бы хотела передать ее вам. Вы-то уж знаете, что с ней следует делать!
— Это точно! — согласился Михайлов. — И хотел бы забрать ее как можно скорее. Как для общения, поскольку она очень важный свидетель, так и для того, чтобы уберечь вас от обвинений в противоправном действии.
— Ну простите! — развела руками Аглая. — Просто не хотелось вас будить среди ночи.
— Вместо этого вы меня с ума однажды сведете, — мрачно предрек он. — Ладно… Будем считать, что этот вопрос решен. Но остается еще один, ради которого я и пригласил вас на это раннее свидание: мне все-таки необходимо связаться с вашим братом.
— Ни за что! Я вам уже сказала, что не позволю подвергать его риску!
— Нет большего риска, чем тот, которому он себя сам сейчас подвергает, шпионя в заведомо криминальной секте за ее основателями. Аглая, будьте благоразумны! Выдам вам служебный секрет: этой сектой уже занялись. Но ни привлечь ее основателей к ответу, ни хотя бы просто закрыть ее сейчас не получится, потому что все должно быть по закону, способному сломить даже заслон из дорогостоящих адвокатов! А для этого такая доказательная база необходима, какой сейчас просто нет! На данный момент мы не можем предъявить никаких серьезных обвинений ни Евстахову, ни его банде. Переданная вами девушка вселяет надежды, но ее еще надо разговорить. А вот если бы вы взялись помочь еще, всего лишь поделившись кое-какой информацией… Я не требую подвигов ни от вас, ни от вашего брата! Наш человек сумеет найти возможность всего лишь раз незаметно с ним побеседовать — и все! Просто выяснить у него те подробности, которых он не смог вам сообщить.
— Так что вам тогда мешает? Вы же знаете, где Ромку искать! И даже знаете, как он выглядит. Более того, у вас ведь наверняка даже его фото имеются в старом деле о той давней аварии. Или что, вы хотите получить мое официальное разрешение на встречу? Так оно вам вроде не требуется.
— Не требуется, да. Но есть в этом деле один нюанс: я на встречу с вашим братом пойти ни при каких условиях не могу, поскольку я очень хорошо известен в нашей местной криминальной среде. Беседа со мной посреди рынка, на глазах у бандитов, — это будет тот самый риск, которому вы бы не хотели его подвергать, ведь так? А если вместо меня к Роману отправится кто-то другой, так ведь он, в отличие от меня, будет ему неизвестен. И с таким человеком ваш брат сам откажется разговаривать. Не в той он сейчас ситуации, чтобы с ходу доверять заговорившему с ним незнакомому человеку. Вы понимаете, к чему я клоню? Вы могли бы мне дать какую-то вещь из вашего дома, которую Роман сразу смог бы узнать? И уже без всяких сомнений довериться ее предъявителю?
Аглая ответила не сразу, задумавшись. Следователь просил ее всего лишь о разговоре с Ромкой, но и это был риск. А что, если «святые отцы», узнав об утечке информации, каким-то образом догадаются, откуда она могла истекать? Но, с другой стороны, Ромка сам просил: ему нужна связь! И сообщенные им подробности могут ускорить его возвращение домой. Возвращение из этой проклятой секты, в которой у него и так никаких гарантий безопасности нет. Особенно при его характере да при той деятельности, которую он пытается там развивать.
— Валентин Петрович… — Аглая пристально посмотрела в глаза следаку. — Хорошо, я дам вам такую вещь. Но помните: если с Ромкой что-то случится по вашей вине, я вам никогда в жизни этого не прощу!
— Аглая, ну к чему эти лишние слова? — вздохнул тот, теряя терпение. — Или вы думаете, я сам ему зла желаю? Или жажду свою совесть отяготить?
— Не думаю. — Отвернувшись от него, Аглая нервно хрустнула сцепленными пальцами. — Простите. Что ж… Я сама ведь к вам первая обратилась. Так что будет вам разговор. Но чтобы после этого ваш человек исчез и больше Ромке на глаза не показывался!
17
В этот день Ромку на рынке снова пирожками кормили. Подошли две пожилые женщины с пакетом горячей выпечки и со словами:
— Вот, сынок, мы от Марии Петровны!
Он сразу догадался, кто это, хотя и не знал свою случайную связную по имени. Но пирожки! А кроме того, женщины были примерно ее ровесницы, и у них были такие же старомодные ридикюли, еще советских времен. И вообще, было в их облике что-то общее, располагающее к себе. Ромка с удовольствием провел в их обществе несколько минут, уплетая свежую выпечку. Правда, немного разочаровал их, когда, не решившись передавать таким путем информацию о суициде, сказал, что сообщений для передачи пока нет. Но пообещал своим добровольным помощницам, что непременно будет иметь их в виду после того, как они категорично заявили, что будут приходить сюда все по очереди, не реже двух раз в неделю. После чего распрощались с ним и ушли, картинно благословленные напоследок. А он снова остался на своем ненавистном посту, мрачно взирая на шкафа-надсмотрщика, на этот раз все-таки решившего с Ромкой заговорить.
— Ты тут что за собрания устраиваешь? — попытался наехать шкаф на Ромку.
— Какие надо, такие и устраиваю, — отрезал Ромка в ответ. — Вот когда отец Никодим будет недоволен моей работой, тогда и будешь претензии предъявлять. А до тех пор занимайся своими делами, в мои нечего лезть. Я знаю, что делаю.
Шкаф оказался явно недоволен ответом, но возразить было нечего, ведь Ромка у Никодима был действительно на хорошем счету. Поэтому удалился, ворча. А Ромка отбыл свой остаток дня на рынке с приподнятым настроением. Как мало, оказывается, порой человеку бывает надо! Всего лишь осознавать, что кто-то испытывает к тебе добрые чувства. Правда, настораживала общительность Марии Петровны, поспешившей рассказать подругам о пережитом на рынке событии. Но почему-то Ромка был уверен, что дальше этого круга пожилых женщин информация не уйдет.
Однако в этот день это было еще не все. Уже по пути с рынка к микроавтобусу Ромка вдруг заметил тонкую фигурку в безликой одежде, мелькнувшую между двумя лохматыми туями. Лана! Снова пришла сюда, на это место, мимо которого он каждый раз проезжал. В этот раз она не сделала попытки приблизиться к нему — наоборот, постаралась остаться незамеченной. И ей бы это удалось, если бы не природная Ромкина наблюдательность, дополнительно отточенная его прежней бурной жизнью. Он никак не дал понять девушке, что увидел ее. Просто проехал мимо этих туй, но сердце забилось быстрее. Ведь Ланочка пришла сюда, на это место и именно в это время, скорее всего, лишь затем, чтобы просто взглянуть на него. И Ромке это очень о многом способно было сказать! Так же красноречиво, как и на набережной, когда он увидел со стороны, с каким нетерпением она его ждет.