Ночь Патриарха — страница 17 из 49

Ну что же, он, «великий вождь», не учился во всяких там классических гимназиях и университетах, не изучал риторику, иностранные языки. Он и с русским языком впервые столкнулся только тогда, когда поступил в Духовное училище. Зато он прошел жестокую школу уличного детства, где право на жизнь решалось не столько кулаками, сколько умением постоять за себя. Все боялись связываться со вспыльчивым бешенным Сосо, потому что знали — этот тщедушный сухорукий мальчишка способен в любой момент взяться за нож.

У него никогда не было дома, куда можно было бы придти, расслабиться, отойти душой. Мать его не любила, жестоко била в детстве по поводу и без повода, срывая на мальчике безысходное отчаяние своего положения. Всё отягощалось ещё и тем, что маленький Сосо страдал энурезом и почти до 6 лет писался по ночам в постель. Как-то, будучи уже у власти, вождь спросил мать:

— Почему ты меня в детстве так сильно била? Ты не знала, что это была болезнь и меня нужно было не бить, а лечить?

— Я не знала, что это болезнь, — ответила мать. — У тебя был такой вредный характер, и я полагала, что ты делаешь это мне назло. А ты знаешь, как у нас было трудно с водой…

Очевидно, мать считала сына — свидетельством её греха, виновником позора. Она потому и хотела посвятить сына Богу, чтобы Сосо, став священнослужителем, замолил перед Господом её грех. Мать пыталась приучить сына ежедневно молиться вместе с ней, но подвижному мальчишке было трудно стоять на коленях. А после того, как он попросил у Бога настоящую удочку и Всевышний не выполнил его просьбы, а даже сделал наоборот — допустил, чтобы мать переломала те самодельные удочки, которые у него были, он тогда очень обиделся на Бога, перестав верить в Его справедливость. Он ещё в детстве понял, что на милость Бога рассчитывать безнадежно — если чего-нибудь хочешь добиться, то нужно рассчитывать только на самого себя.

Отец, по существу отчим, упрямого, колючего пасынка ненавидел. А настоящего отца Сосо никогда не знал. Но кто-то же дал матери приданное, чтобы она, беременная, смогла выйти замуж за этого никчёмного кинто? Кто-то помог отчиму, вечно пьяному, жестоко избивающему жену и сына, устроиться подальше от дома — в Тифлисе на должность городового? Кто-то оплачивал учение Сосо сначала в Духовном училище, а впоследствии — в Духовной семинарии?

Биография не из лучших, но он, великий вождь страны, сам себе сделал отличную биографию. Теперь она выпущена отдельной книжкой, и её, как классику, изучают в школе. А чтобы спрятать не стыкующиеся концы, пришлось хитроумными действиями изъять из архивов все документы, якобы для того, чтобы написать более полное изложение жизненного пути Патриарха. Его преданный секретарь — покойный Товстуха добросовестно выполнил поручение. Теперь пусть ищут истину. А он предусмотрительно указал в анкете неверно день и год рождения на случай, если где-то сохранились косвенные документы.

И теперь отец его — сапожник, типичный пролетарий, и руку он повредил в результате несчастного случая, а не сломал ему её в пятилетием возрасте в порыве ярости пьяный отчим. И нет уже никого, кто бы мог все это опровергнуть. Он без колебаний убрал всех свидетелей, даже старого друга юности Алёшу Сванидзе, на сестре которого был женат и в семье которого после смерти матери жил его старший сын Яков. Слишком хорошо Алёша был осведомлён о ранней юности вождя и посвящён даже был в его страшную тайну, которой вождь по глупости когда-то поделился со своим задушевным другом. И что было самым главным — судя по донесениям агентуры, Алёша не умел, как следует, держать язык за зубами.

Патриарх не мог допустить каких-либо воспоминаний или слухов, дискредитирующих великого вождя, разрушающих в глазах народа миф о его исключительности и непогрешимости. На всякий случай, чтобы нежелательные слухи не расползлись дальше, он приказал арестовать также сестру Алёши, воспитавшую его старшего сына Якова, которому она по существу заменила покойную мать. Вождь отправил в лагерь жену Алёши — Марию Сванидзе — единственную подругу покойной жены, носительницу многих секретов его семейной жизни. Он уничтожил всех, оставшихся в живых Аллилуевых, в том числе арестовал жену одного из братьев Аллилуевых, Женю — статную русскую красавицу с золотой косой, Он отправил эту свояченицу в лагерь, несмотря на то, что у него как-то после очередной ссоры с Надеждой, когда-то с этой Женей был роман.

Пришлось также убрать, инсценировав дорожную аварию, друга детства и юности Камо, вздумавшего писать воспоминания об их совместной с Кобой бурной деятельности по экспроприации ценностей у буржуев в Баку и в банках Тифлиса.


А как много славных дел они тогда провернули. Не только хитроумное ограбление Тифлисского банка, придуманное и разработанное Кобой, поразило своей дерзостью общество. Не менее широкую огласку получило виртуозное ограбление почтового парохода «Николай Первый». Они тогда взяли огромнейшую по тем временам сумму — 1,2 миллиона золотых рублей и мгновенно скрылись на заранее подготовленном быстроходном катере.

Он сам себе придумал подпольную кличку «Коба» — по-грузински «Ястреб». Особенно широкую деятельность экспроприаторы развернули в Баку, набитом миллионерами после открытия там нефти. Тогда решили зря не рисковать, а идти по более простому и более безопасному пути. Коба и его подельники похищали богатых толстосумов и отпускали их после получения выкупа. Они обложили данью всех Бакинских миллионеров, и даже братья Нобели регулярно платили им отступные.

Жизнь была захватывающе интересной; это, пожалуй, было самое счастливое для него время. Необыкновенно дерзкие хитроумные ограбления были лично им предложены и тщательно разработаны. Были предусмотрены мероприятия по отвлечению полиции, глубоко продуманы варианты отступления на все случаи возможных неожиданностей. Его организаторский талант, его умственные способности были востребованы, нашли своего «потребителя». Коба сам расставлял людей и чётко определял роль и задачи каждого участника акции.

Его «подельники» искренне восхищались им. Он был богат, уважаем, мог себе позволить широкое застолье в роскошном ресторане, имел возможность покупать самых дорогих проституток. Он посылал матери деньги, которые она никогда раньше даже не держала в руках.

Коба чувствовал себя смелым, всеми уважаемым предводителем сообщества, и это льстило его самолюбию, служило компенсацией за жалкое, унизительное детство. Он теперь ни какой-то там «садзагели бичи», он «ястреб».

Но полиции удалось внедрить в его банду провокатора, и Коба во время одного из «эксов» (так стали называть экспроприации по изыманию денег у богачей) был арестован. В лучшем случае ему грозила длительная ссылка, в худшем — смертная казнь. Но ни ехать в холодную Сибирь, ни, тем более, болтаться на виселице Кобе не хотелось. Пришлось после долгих раздумий согласиться на сделку с полицией, за что та обещала ему содействие в побеге из ссылки. По совету Алёши Сванидзе он решил, что нужно соглашаться на роль двойного агента, поскольку проведший всю жизнь на тёплом юге, совершенно не переносящий холода Коба полного срока ссылки не перенесёт. А после возвращения из Сибири он постарается не вернуться в Грузию, а затеряться где-нибудь в Москве, а ещё лучше в Петербурге или вообще за границей.


Во время одной из отсидок в Тбилисской тюрьме Коба познакомился с социал-демократами — эсдеками, которые преподали ему первые уроки политической грамоты. Оказалось, воровать и грабить можно из идейных соображений, поскольку все богатства страны созданы исключительно трудом народа. А поэтому отобрать эти средства и вернуть их своему производителю — справедливая историческая миссия.

С одним из эсдеков — молоденьким студентом-юристом Андреем Вышинским — Коба сошёлся особенно близко. Новый друг опекал Кобу, разъяснял ему негласные тюремные правила, вместе с другими политическими заключёнными защищал его от наглых наскоков уголовников. А главное, Андрей познакомил его впервые с трудами Маркса, Плеханова, Мартова и других авторов, посвящёнными вопросам социально-экономического устройства общества. Это Вышинский в своё время вывел Кобу на Ленина, с которым Коба сотрудничал и после того, как партия «размежевалась» на большевиков и меньшевиков. Теперь у него появилась высокая цель — солидную часть добытых денег он регулярно отдавал благородному делу восстановления мировой справедливости. Патриарх никогда не был жадным.

Получив относительно небольшой срок ссылки, Коба отправился в Сибирь. Ему довольно быстро устроили побег. Спустя какое-то время, ему удалось ускользнуть от надзора полиции, уехав вначале в Петербург, а потом и за границу. В Лондоне он встретился с Лениным, который возражал против его переезда. «Вождь мирового пролетариата» очень нуждался в средствах, добываемых для партии Кобой и его шайкой в Грузии, поскольку «ренегат-Каутский», который у социал-демократов был кем-то вроде казначея, при расколе партии примкнул к меньшевикам и к ярости Ленина «увёл» с собой все партийные деньги, оставив большевиков ни с чем.


В изданной официально биографии Патриарха ничего не упоминалось о бурной его жизни в этот период. В брошюре рассказывалось, как революционеры под руководством Кобы вели активную подпольную работу против царского режима.

Поэтому Патриарх посчитал ударом в спину выход в свет книги Авеля Енукидзе с воспоминаниями о Бакинском подполье, в которой никак не освещалась роль великого вождя в организации революционного движения в Закавказье. Авель имел наглость не только не упомянуть Патриарха, как одного из организаторов подпольной типографии «Нина», но даже написал, что тот не знал о её существовании. Это ставило под сомнение все создаваемые мифы о заслугах «великого вождя» в становлении первого в мире социалистического государства.

Несмотря на то, что он многим был обязан Авелю, а главным образом тем, что тот в свое время познакомил его с Аллилуевыми и это определило судьбу Кобы на всю последующую жизнь, Патриарх не мог простить выпуск этой брошюры лучшему другу. Енукидзе был объявлен главой заговора против вождя и расстрелян, как контрреволюционер, а с ним, учитывая личное обаяние Авеля, еще около восьмидесяти человек из его окружения.