В течение года закончить два курса полностью у меня не получилось, а только удалось сдать за два года предметы трёх курсов. После окончания экзаменационной сессии четвёртого курса, которую я уже сдавала в общем потоке по запросу, организованному папой, я уехала в свой Канск для прохождения производственной практики на строительстве Канской теплоэлектростанции.
Это было моё первое близкое знакомство с рабочим классом, главной спецификой которого было то, что в Канске он состоял преимущественно из бывших заключённых. Больше всего меня поразили бывшие «зэчки» — совершенно опустившиеся женщины, которые без мата не произносили ни одной фразы. На стройке я по существу работала мастером, прораб стал мне доверять, и я даже могла самостоятельно выдавать и подписывать наряды, принимать работу. Мне выписали первую в моей жизни заработную плату — 450 рублей. По тем расценкам это было очень мало, разнорабочие получали 700–800 рублей в месяц, а квалифицированный плотник — 1200 рублей.
Отработав на стройке больше месяца, я подписала положенные бумаги, получила характеристику и в последних числах августа уехала в Москву. Поскольку занятия у нас начинались только 15 сентября, я решила на 10 дней поехать в Харьков, посетить моих родственников, посмотреть каким он стал любимый город моего детства.
Перед отъездом я зашла на Шлюзовую набережную в свой институт. В коридоре я встретила нашего преподавателя по начертательной геометрии Климухина, который когда-то ещё на первом курсе поставил мне за экзамен по его предмету пять с плюсом. Мы знали, что одновременно с нашим институтом, он преподаёт начертательную геометрию ещё и в МАРХИ, и даже, кажется, занимает там должность заместителя заведующего кафедрой. Слух о том, что я для того, чтобы учиться на архитектурном отделении, «перескочила» через курс, прибавил мне очков в глазах преподавателей (но не студентов…). Мы разговорились, и вдруг Климухин мне предложил:
— Если у вас такое горячее стремление стать непременно архитектором, почему бы вам не перейти учиться в Архитектурный институт? Я мог бы вам помочь… Приходите ко мне в кабинет начертательной геометрии.
Он назначил день и час, когда я должна была к нему придти в Архитектурный институт, но я, подумав, решила, что всё это не реально. Все знали, как трудно поступить в этот институт. Хотя такой переход оказался бы для меня очень кстати, поскольку я тогда была в глубочайшем кризисе. Да, я добилась своего — я на пятом последнем курсе архитектурного отделения и через год получу диплом инженера-архитектора. Но я трезво понимала, что работать архитектором не смогу: поскольку была подготовлена значительно хуже, чем мои сокурсники. Пока они нормально занимались специальными предметами — рисунком и проектированием, я эти предметы сдавала в скоростном порядке — «на зачёт». Таким образом, огромные усилия по переходу на другой курс оказались потраченными даром.
Я тогда не поверила, что смогу перевестись в Архитектурный институт, хотя это могло бы решить мои проблемы, поскольку курс обучения там был не 5 лет, как в строительном институте, а 6 лет, и по идее за предстоящие годы я могла бы наверстать упущенное. А кроме того, у меня в сумочке лежал билет до Харькова, и там меня уже ждали. Поэтому я не пошла к Климухину в назначенное время.
Я вернулась из Харькова и 15 сентября вышла на занятия в Строительном институте.
Двадцать пятого сентября нам выдавали стипендию, и я стояла в коридоре среди студентов в общей очереди к кассовому окошку. В это время по коридору проходил Климухин.
— Почему же вы не пришли? — спросил он. — Я вас ждал.
Я что-то промямлила вроде того, что не смогла, болела, и он назначил мне новое время.
«В конце концов, я ничего не теряю» — подумала я и отправилась к назначенному Климухиным новому сроку в Архитектурный институт. Он посмотрел мою зачётку и повёл меня к декану Гераскину, которому представил меня как очень способную студентку, одержимую архитектурой на столько, что ради получения профессии я сдала предметы двух курсов за один год.
— Я думаю, что такую целеустремлённую студентку было бы неплохо иметь в нашем институте, — сказал в заключение Климухин.
— Ну, что же, я разделяю вашу точку зрения, — сказал декан, посмотрев мою зачётку. — Но вы же знаете, что в тех случаях, когда студенты из Инженерно-строительного института переходят к нам, мы их принимаем с потерей в учёбе одного года…
— Конечно, я согласна на это, — тут же горячо заверила я декана.
— Но, только учтите, что окончательное решение принимаю не я, а ректор института.
И тут я поняла, что идея, к которой я относилась, как к несбыточной, стала приобретать какую-то реальность. Окрыленная этой перспективой, я стала готовить необходимые для моего перевода бумаги.
С первого октября начались занятия в Архитектурном институте, и я через Юлю познакомилась с её бывшей подругой Галей, которая вместе с ней когда-то училась в Инженерно-строительном институте, но после второго курса перешла в Архитектурный институт и тоже с потерей одного года.
Галя посоветовала, чтобы я просилась в их Первую группу, поскольку она самая дружная и сильная. Кроме того, у них всего лишь четыре девочки, и я буду пятой. Она так же, как и мы с Юлей, увлекалась волейболом и входила в сборную команду МАРХИ.
Когда все документы были собраны, мы вместе с деканом Гераскиным отправились на приём к ректору института Кропотову. Просмотрев все мои бумаги, он сказал, что в принципе против моего перевода не возражает, но три дня назад начался учебный год, а по закону для перевода студента в течение учебного года из одного института в другой требуется разрешения Министерства высшего образования.
Мы договорились, что как только я принесу такое разрешение, он тут же издаст Приказ о моём зачислении.
Выйдя от Кропотова, я задумалась, что мне делать, и вспомнила, что муж ближайшей маминой подруги Маруси — дядя Вадим, как я его звала, был деканом одного из факультетов Станкостроительного института. Я решила, что он хорошо знает «кухню» Министерства высшего образования и сможет помочь мне хотя бы советом. По телефону-автомату я позвонила ему на работу.
— Ты где сейчас находишься? — спросил он.
— В институте.
— Через час жди меня у фонтана…
Надо сказать, что Министерство высшего образования и МАРХИ были расположены в одном открытом дворе, так называемом «курдонере», с круглым фонтаном посредине, где обычно назначались все свидания и встречи. Перед самой войной для Архитектурного института возвели пятиэтажное здание в стиле конструктивизма, пристроив его под прямым углом к главному трёхэтажному зданию в классическом стиле, где когда-то размещался ВХУТЕМАС — высшие художественно-технические мастерские архитектуры и строительства.
Впоследствии новое здание отдали Министерству высшего образования, оставив Архитектурному институту пятый этаж, на котором располагался спортивный зал, и часть первого этажа с отдельным входом со двора. Здесь размещались студенческая столовая, а также залы рисунка, живописи и скульптуры15.
После того, как мы встретились с дядей Вадимом и я ему объяснила ситуацию, он повёл меня в здание Министерства высшего образования. В вестибюле за столиком мы составили с ним проект письма, в котором указывалось, что Министерство высшего образования не возражает против перевода меня с пятого курса Строительного института Моссовета на четвёртый курс Московского архитектурного института. Письмо было направлено в два адреса — ректорам обоих институтов.
Дядя Вадим поднялся наверх, а я осталась ждать его в вестибюле. Моё ожидание длилось немногим более часа, когда он вернулся и протянул мне два экземпляра письма, отпечатанных на бланках министерства и подписанных одним из заместителей министра высшего образования.
Я спросила дядю Вадима, как это у него получилось так быстро. И он мне объяснил, что знакомая секретарша отпечатала на министерских бланках письмо, которое мы с ним составили. Министр и его замы были на совещании. Дядя Вадим подождал, пока это совещание закончится, подловил в коридоре одного из министерских замов, с которым у него были приятельские отношения, и попросил его подписать оба экземпляра письма, что тот и сделал в коридоре на одном из подоконников. Я тогда впервые столкнулась с тем, что важные, ответственные дела возможно решить на ходу, в коридоре на подоконнике.
Только утром, около 11 часов утра я была на приёме у Кропотова, а уже в 4 часа дня к его удивлению входила в кабинет с подписанным заместителем министра письмом. При мне он вызвал секретаря и отдал распоряжение подготовить приказ о моём зачислении в Московский Архитектурный институт.
Мы с Галей подошли к декану и договорились с ним, что меня направят в Первую группу, а в 6 вечера мы уже были в спортивном зале на занятиях волейбольной секции.
Моя мечта сбылась — я вступила в священное братство студентов МАРХИ — лучшего, на мой взгляд, не только в нашей стране, но и в мире, института, готовившего архитекторов16. Но для меня всё складывалось совсем не просто. Я была неплохо подготовлена в техническом плане, и по многим предметам, даже лучше, чем мои однокурсники. Но по рисунку, акварели, проектированию я, конечно, значительно отставала от своих сокурсников. Иногда мне даже казалось, что нужно всё бросить и вернуться в строительный институт.
Но наша Первая группа действительно оказалась очень дружной, мне помогали, как могли, и постепенно я стала догонять своих ребят. В первом семестре у меня по всем предметам были четвёрки и пятерки, и только по рисунку тройка. Второй семестр я сдала уже совсем без троек. Некоторые предметы, которые ребята прошли на младших курсах, — «граффити» и скульптуру — мне пришлось досдавать. При этом забавно получилось с таким предметом, как «скульптура», который мои сокурсники сдали ещё год назад.