– Ты меня недооцениваешь, – сухо ответила Корделия. – Я же сказала, что приняла меры, ты что, мне не веришь?
– Именно. Ты ведь не подготовилась так, как мы готовились ко всем атакам с тех пор, как…
– Альба умерла. Ну же, скажи это, если, конечно, Флорес уже не заставила тебя о ней забыть… Прости, не стоило так говорить, слишком много выпила, на самом деле я ничего такого не думаю.
– Если бы мы не импровизировали, – бесстрастно продолжал Диего, – мы узнали бы, где размещены камеры, – те, что прячут за вентиляционными решетками, зеркалами, рекламными стендами, в магазинах… В аэропорту просто невозможно остаться незамеченным, если, конечно, не подготовиться как следует. И даже в таком случае достаточно малейшей ошибки – и тебя заметят. Да ты сама прекрасно это знаешь! В третьем терминале сотни камер – на тротуарах, на парковках, в барах и ресторанах, в залах ожидания, в лаунжах… Мне продолжать, или ты наконец поняла, как ты вляпалась, когда украла этот портфель?
Корделия залпом осушила бокал и утерла губы тыльной стороной ладони.
– Ладно, допустим, меня засняли. И каково продолжение твоего пессимистичного прогноза?
– Полиция уже переворачивает твою квартиру вверх дном, если, конечно, не сделала этого раньше.
– Ты своими глазами видел, о чем свидетельствуют эти документы, я буду удивлена, если они обратятся в полицию, чтобы их вернуть.
– Хорошо. Обратятся в свою полицию, если тебе угодно. К наемникам, которые церемониться не станут. Завтра они заявятся к тебе на работу, узнают, чем ты занимаешься, какими возможностями ты располагаешь… Тебя скомпрометируют перед начальством; попробуй утром подключиться к своему рабочему столу, увидишь, пессимистичный это прогноз или реалистичный. А теперь сосредоточься. Могут ли они как-то узнать, что у тебя есть брат в Мадриде?
– Я выкладываю в соцсетях только необходимый минимум, чтобы не вызвать подозрений, дурацкие фотки, как у большинства. Унылые закаты, пара кадров с кошечками и собачками, они собирают кучу лайков… Ничего компрометирующего, ты же знаешь. А на работе никто не интересуется моей родословной. Английские семьи такие разобщенные, что отделы кадров давно не спрашивают о том, кто твои родители, и уж тем более о том, есть ли у тебя братья и сестры. А переписываемся мы только по защищенным каналам, так что нет, я не думаю, что они могут как-то узнать, что ты мой брат.
– Вероятно, они уже знают, что ты уехала в Испанию, это заставит их думать, что ты спланировала бегство.
– Но я ничего не планировала! По крайней мере, не планировала красть этот портфель.
– Надеюсь, ты от него избавилась? – встревоженно спросил Диего.
Смущенный вид Корделии его не успокоил.
– Нам нужно прикрыть тылы. Если они его обнаружат, твоя виновность будет доказана.
– Какого хрена ты все переворачиваешь с ног на голову, это у меня есть доказательства их виновности!
– Судя по способу, которым ты их раздобыла, суд их к рассмотрению не примет.
– Ты что, теперь юрист? – возмутилась Корделия.
Он удрученно посмотрел на нее:
– Итак, подведем итоги… Камеры тебя опознали, у тебя портфель, который они ищут, а билет на самолет указывает, куда ты бежала…
– Я не бежала, черт побери, я приехала к тебе! – заорала Корделия.
Их взгляды скрестились. Диего наклонился вперед и тяжело облокотился о стол, точь-в-точь глава семейства, желающий показать свой авторитет.
– Они будут пытаться выяснить, почему Мадрид. Предположат, что у тебя есть соучастник или что ты работаешь на какую-то организацию. Если они воспользуются своими связями – которые у них безусловно имеются, – то проследят весь твой путь. Ты сбила их с толку после прибытия в терминал, хорошо, что я был в толстовке с капюшоном. А теперь дай мне подумать.
– О чем?
– О том, как тебя защитить. Помнишь, на трассе ты сказала мне, что я забыл включить фары?
– И что?
– Значит, они были выключены и на выезде с парковки. Там было уже темно, они в лучшем случае опознают модель, но номера им прочесть не удастся. В старом Мадриде камер пока нет, так что они потеряют нас на съезде на улицу Микеланджело, а может, и раньше. Это дает нам немного времени. Завтра утром я загоню машину в гараж, будем ездить на мотоцикле.
– У тебя есть мотоцикл?
– Завтра будет.
Диего встал, собрал тарелки и попросил Корделию помочь ему с уборкой.
– А Пенелопу ты тоже заставляешь убирать со стола?
– Ее зовут Флорес, и лучше тебе это запомнить, если ты хочешь, чтобы я вас познакомил. И кстати, Флорес не крадет портфели в аэропорту!
– Значит, тебе должно быть чертовски с ней скучно! – парировала Корделия, собирая бокалы.
15
День третий, Осло
Екатерина открыла глаза. Будильник показывал 04:05, в Осло уже начинало светать. Она повернула голову и посмотрела на спящего Матео. Его лицо казалось ей другим, искаженным тревогой. Что ему снится? Этой ночью, когда она была в его объятиях, ее охватил страх. Она боялась не Матео, а того, что он угадает ее чувства, боялась завтрашнего дня и дней, которые последуют за ним. Она выскользнула из-под одеяла, завернулась в полотенце, бесшумно открыла балконную дверь и вышла наружу.
Облокотившись о перила, она смотрела на яхты, отражающиеся в морской глади в серебристом свете зари. Ей хотелось курить, хотя для этого было рановато – или поздновато, учитывая, что она почти не спала.
– Мне нравится, как снасти постукивают о мачты на ветру, – тихо сказала она, уловив шаги за спиной. – Иногда я гуляю по этим набережным вечером, чтобы послушать эти звуки. Отсюда мир кажется таким спокойным.
Она не отрывала взгляда от яхт, а он молча за ней наблюдал. Она протянула ему сигарету – он вежливо отказался, поправила полотенце и глубоко затянулась.
– Возвращаешься в Милан?
– Я вырос в Милане, но живу и работаю в Риме.
– Ты никогда мне ничего не рассказывал о своей работе.
– Десять лет назад я разработал одно приложение и основал компанию.
– Забавно, я думала, что ты работаешь в сфере искусства, что у тебя галерея или ты продаешь картины, что-то в этом духе.
– Это из-за Италии, что ли?
– Скорее из-за твоего приятеля-литографа и его мастерской.
– Ты предпочла бы, чтобы я был директором галереи или торговцем?
– Да что бы это изменило, в любом случае наши пути скоро разойдутся… Что за приложение?
– Ошибка молодости.
– Почему это? – удивилась она, поворачиваясь.
– Идея была проста, хотя и весьма оригинальна для того времени: дать друзьям возможность легко находить друг друга, например оповещать их, если они оказались в одном квартале, чтобы они могли воспользоваться случаем и сходить вместе в кино или на выставку, выпить чашечку кофе…
– А почему это было ошибкой?
– Ошибка – не само приложение, а то, что я его продал, вместе со всей компанией, одному конгломерату…
– Кому же ты их продал?
– «Френдзнету».
– Предтеча и состоятельный предприниматель. Хорошо, что я не знала об этом вчера, а то засмущалась бы, – пошутила Екатерина.
– Спустя год после сделки я обнаружил в программе аномалии, которых не было в тот момент, когда мы присоединялись к калифорнийскому гиганту. В нее был добавлен какой-то код. Я исследовал его и в конце концов обнаружил, что его назначение – собирать персональные данные пользователей без их ведома.
– А вы ничем таким не занимались?
– Конечно нет. Наша экономическая модель была этичной, основанной на подписках, а не на воровстве. Мы никогда не согласились бы торговать личной жизнью людей, и уж тем более их мнениями. Наоборот, это мы предоставляли им информацию.
– Информацию какого рода?
– Программы спектаклей, адреса ресторанов, концерты, праздники – как в районной газете, страницы которой перелистываются по мере того, как человек перемещается по городу.
– И это работало?
– Достаточно неплохо, чтобы нас купили. Увы, из дурных побуждений. Я был ослеплен той суммой, которую нам предложили, мне польстил их интерес. Они предлагали слишком много, намного больше, чем наша компания стоила на самом деле.
– У них должны были быть причины столько заплатить, нет?
– Нашим пользователям было от пятнадцати до тридцати лет, данные этой возрастной категории – золотая жила. Я повел себя как фермер, продающий землю за целое состояние, потому что под ней скрывается нефтяное месторождение, и делающий вид, будто не знает о том, что здесь пробурят скважины и уничтожат все, над чем он трудился. Не знаю, достаточно ли ясно я выразился.
– Скажем так, очень образно, – засмеялась Екатерина. – Но, если учитывать все происходящее сегодня, у тебя нет причин винить себя.
– Есть, я способствовал созданию системы, которая мне отвратительна.
– Понятно… и в качестве покаяния ты стал хакером? – усмехнулась Екатерина.
– Отчасти, но не только ради тех действий, которые тебе известны.
Она подняла брови.
– Доверю тебе один секрет – этого я еще никому не рассказывал, даже моим ближайшим соратникам. Ты говорила о предтечах; мы были предтечами в области геолокации. «Френдзнет» внедрил наши разработки в свои программы, чтобы следить за молодежью и манипулировать ею. Когда я это понял, то внедрил в свое приложение троянов, рассчитывая однажды разоблачить организацию.
Екатерина запустила окурок подальше и с сомнением взглянула на Матео:
– Хочешь сказать, что тебе удалось пробраться на серверы «Френдзнета»?
– Это же не неприступная крепость, у любой системы есть слабое место. Отыскать его – вопрос подготовки и времени.
Его слова не убедили Екатерину. Кибербезопасность калифорнийского гиганта считалась одной из лучших в мире.
– Можешь мне не верить, но никому об этом не говори.
– Раз уж мы начали откровенничать, может, расскажешь, где ты жил до переезда в Милан?
– Я родился в деревеньке Нам По, это на севере Вьетнама, десять километров по прямой до границы с Лаосом. Я мало что помню – зеленый вечерний свет, запахи лесного перегноя и земли, деревянный прицеп, лицо отца… Честно говоря, мне не хочется рассказывать о своем детстве, но я с удовольствием послушал бы о твоем.