– Запахи моего детства были поконтрастнее… Перегар, мокрые от дождя тротуары, деревянные скамейки, на которых мне случалось ночевать, пот, когда приходилось делать ноги от копов… А еще мне вспоминаются обитатели зимних ночлежек. Там мне попадалось больше свободомыслящих людей, чем в лучших кварталах города. Никаких привязанностей, никакого имущества, ты волен отправиться туда, куда тебе заблагорассудится. Понимаешь, о чем я? Только это непросто, я бы даже сказала, очень тяжело. Тебе каждый день приходится искать что-то, за что зацепиться. Мне лично помогала держаться моя одержимость чистотой, так я сохраняла чувство собственного достоинства. А еще были встречи, способные изменить жизнь. Судьба или случайность, как ни назови… Как-то утром в ботаническом саду меня заметила одна преподавательница права. Мне было двенадцать, ей – сорок. Я любила сидеть перед игровой площадкой, наблюдать за детьми, смотреть, как они качаются на качелях. Наверное, меня привлекало восхищение их родителей, то, как они брали малышей на руки… Привлекало и в то же время ужасно злило. Преподавательница уселась рядом, не сказав ни слова, достала из кармана бумажный пакетик и невозмутимо съела свой круассан. Она тоже смотрела на детей. Когда ты живешь на улице, у тебя формируются особые инстинкты, некое чутье, позволяющее тут же понять, представляет твой сосед для тебя угрозу или нет. Первые дни она держалась так, как будто меня не существует. Но я разгадала ее хитрость, поняла, что она пытается меня приручить, – так ведут себя с бродячей собакой, когда не знают, голодна ли она или хочет укусить. Каждое утро эта женщина приходила к площадке и клала на скамейку пакет с двумя круассанами, брала один, съедала его, сидя рядом, и преспокойно уходила не оглядываясь. В конце концов ее игра начала меня бесить, и я спросила у нее, почему она просто не даст мне второй круассан. Она улыбнулась и ответила: «Чтобы ты задала этот вопрос сначала себе, а потом и мне». Так мы и начали общаться… Не знаю, почему я тебе это рассказываю, я тоже никогда ни с кем этим не делилась.
Матео слушал Екатерину с таким вниманием, что она была тронута: ей показалось, будто под его взглядом ее слова оживают. Их миры соприкоснулись, и между ними распахнулась дверь.
– Как-то ночью, – продолжала она, – меня ранили. Ничего серьезного, просто живописный порез на предплечье. На следующее утро, увидев мою рану, она схватила меня за руку и потащила в аптеку. А когда мы оттуда вышли, заявила, что одного круассана мало, я потеряла кровь и должна как следует восстановить силы. Мы уселись на террасе «Гранд-отеля» – ты бы видел лицо официанта, которому пришлось выдать мне меню! Должна признать, выглядела я и правда жалко. Хотя у женщины явно не было дурных намерений, я все еще была насторожена и спросила у нее, что она от меня хочет. Вместо ответа она задала мне тот же вопрос, слово в слово. Я понятия не имела, чего хочу. Но тут моя благодетельница горько улыбнулась, совсем как мать, и ответ пришел сам собой. Мать постоянно мне твердила: «Ты родилась от ничтожества, сама ничтожество, и ничего из тебя не выйдет». Я хотела доказать обратное. Чутье, о котором я тебе говорила, побудило меня последовать за этой женщиной. Она привела меня в «Барневернет», организацию, занимающуюся беспризорными детьми. Там мне помогли вернуться в школу и начать все заново. И вот теперь я преподаю право. В какой-то степени мать была права, я стала человеком вне закона, но не по той причине, по какой ей думалось, а ради того, чтобы хоть чем-то отплатить за то, что мне дали. Ну вот, теперь ты знаешь обо мне почти все, а я о тебе – по-прежнему почти ничего… Скажи хоть, ты сегодня улетаешь?
– Еще не решил…
– Понятно, значит, улетаешь. Что ж, так лучше. Не переживай, мы же ничего друг другу не обещали… Но я буду вспоминать запах твоей кожи, когда мы будем общаться по сети. Ты очень приятно пахнешь, Матео. – С этими словами она вернулась в спальню.
Он протянул к ней руку, но она проскользнула в ванную и закрыла за собой дверь. Несмотря на показную сдержанность Екатерины, расставание далось ей нелегко, и она предпочитала дать ему возможность уйти не попрощавшись.
Рассудок говорил Матео собрать вещи, одеться и уходить, пока не поздно, следовать правилам игры. Но Екатерина много для него значила – куда больше, чем могла предположить.
Он последовал за ней. Она молча приняла его в объятия.
После они заснули обнявшись на сбитых простынях.
Матео проснулся первым. Встав с постели, он принялся искать меню обслуживания в номерах – ему хотелось есть и не терпелось показать местные завтраки. Екатерина потянулась и попросила его заказать все меню сразу, а потом отвернулась и накрыла голову подушкой, костеря норвежское лето с его слишком ранними рассветами и слишком поздними закатами. Матео взглянул на экран смартфона и, не сказав ни слова, потряс ее за плечо. Случилось кое-что серьезное. Екатерина вскочила и встревоженно выхватила у него мобильник.
– Fy faen! – выругалась она по-норвежски.
«Норвежское новостное агентство» сообщало о смерти Викерсена. Лидер партии националистов «стал жертвой жестокого нападения с ножом», когда возвращался к себе домой ночью. Убийцы, двое нелегальных мигрантов, попытались скрыться с его портфелем. Водитель Викерсена бросился за ними, началась драка, в ходе которой он застрелил обоих, не превысив, однако, пределов необходимой самообороны. Конец сообщения.
– Наша пресса поднимет шумиху. До выборов две недели, можешь представить себе, что сейчас начнется в стране.
– Кто, интересно, приговорил Викерсена к смерти и как все организовали так быстро?
– Мы ошиблись. У них есть план Б. Для Барона нападение на кампус было только одним из способов достижения цели. Двое нелегалов убивают лидера Национальной партии, или Как посеять страх и ненависть среди населения и изменить соотношение голосов в пользу тех, кто ратует за безопасность. Безупречно просчитано!
Екатерина взяла пульт и включила телевизор. Матео уселся на краешек кровати рядом с ней. Красный текст бегущей строки внизу экрана снова и снова сообщал новость об убийстве, а какой-то журналист тем временем пытался поддержать тему, мусоля жалкие крохи того, что было известно об обстоятельствах трагедии.
Внезапно на экране перед толпой микрофонов появился генеральный секретарь националистов, в бежевом плаще и с нарукавной повязкой в цветах партии. Началась импровизированная пресс-конференция. Текст и интонации показались Екатерине до странного отшлифованными.
– Что он говорит? – спросил Матео.
Она попыталась сделать для него синхронный перевод:
Живые силы нации не сдадутся перед лицом этого гнусного теракта – да, речь не об обычном преступлении, но о теракте. Вскоре начальник полиции предоставит вам доказательства. У варваров, подло убивших главу нашей партии, были при себе документы, которые дают все основания утверждать, что они готовили и другие нападения. Мы не станем вести себя как жертвы, но дадим отпор этой агрессии, этому постепенному вторжению преступников, соучастникам которых стало действующее правительство. Посредством голосования мы докажем всем, кто стремится уничтожить наше общество: их атаки лишь придают нам силу и сплачивают нас. Те, кто еще вчера сомневался в том, что долг каждого норвежца – восстановить порядок в нашей стране, сделать приоритетом безопасность наших сограждан, – теперь поймут, что проблема носит неотложный характер. Доказательство тому – печальная действительность, и это наш долг – защитить нашу идентичность, нашу землю, нашу культуру и наших детей. Убивая Берга Викерсена, эти террористы покусились на основы нашей демократии. Не допустим этого! В столь скорбный день Национальная партия обратилась ко мне с просьбой занять опустевшее место. Я принимаю этот груз ответственности и эту честь с волнением, но моя решимость сильна, как никогда прежде. Объявляю вам, что выдвигаю свою кандидатуру на выборы. Благодарю вас.
Генеральный секретарь, де-факто ставший лидером националистов, удалился. Если в начале речи он делал скорбную мину, то к концу уже не мог скрыть заносчивости триумфатора.
– Националисты свергнут власть через голосование, идеальный государственный переворот, и я уверена, что все это спланировал Барон. – Екатерина была в бешенстве. – Они знали, что их взломали, и отменили операцию. Нас облапошили с самого начала. В их грузовике не было нелегалов. Ты сам слышал, они запихнули им какие-то бумаги в карманы, прежде чем убить. Наверняка тот самый план, который я нашла в смартфоне Викерсена. Через пару дней полиция объявит, что они планировали теракт в кампусе. Викерсен подписал свой смертный приговор похвальбами после того, как я их подловила за завтраком. Его убийство было запланировано. Барон спелся с его генеральным секретарем. Кнут Торек – значительная фигура, он еще опаснее Викерсена. Лучше бы я отправила фотографию этих несчастных журналистам и рассказала все, что нам известно.
– Это ничего бы не дало, только подвергло бы нас опасности. Никто бы тебе не поверил, а если бы даже тебе удалось заинтересовать какого-нибудь журналиста, он не стал бы ничего публиковать, не встретившись с тобой, что недопустимо. Барон изворотлив и опасен, ты сама это доказала. Меня нервирует, что ты остаешься в Осло после той игры в кошки-мышки с телохранителем. И я с тобой не соглашусь, не так уж мы и ошиблись, уверен, что бойня предотвращена в том числе и благодаря нам.
– Но в итоге они все-таки выиграли партию и одержат победу на выборах…
– В итоге… ты спасла множество жизней, а они еще не победили. Одевайся, я тебя отвезу домой, ты соберешь вещи, и мы уедем. У тебя же есть паспорт?
– Во-первых, нужно говорить «оденься, пожалуйста»… А во-вторых, зачем тебе мой паспорт? Уедем куда?
– В Лондон… пожалуйста.
– Почему в Лондон?
– Потому что туда отправился Барон.
– Откуда ты знаешь?
Матео помахал своим смартфоном с таким видом, как будто это волшебная палочка.