– Ты ненормальная. Почему ты мне не говорила?
– Чтобы ты не называл меня ненормальной.
Диего стиснул зубы. Подойдя к Малвейни, он проверил, не пришел ли тот в себя, и для очистки совести еще раз прощупал пульс.
Корделия молча наблюдала, как брат в бешенстве нарезает круги по комнате.
– Хватит глупостей! – воскликнул он. – Звоним в полицию, нужно все им рассказать.
– Да что ты хочешь им рассказать, черт подери?
– Все! Почему умерла Альба, как я решил отомстить, а ты хотела помочь, объясним, что в Хитроу ты совершила необдуманный поступок, что ты собиралась всего лишь найти доказательства преступлений этих людей. То, что ты не прикасалась к деньгам, докажет твою честность… Ты же к ним не прикасалась?
– Взяла двести фунтов… На такси, – раздраженно ответила она. – Не смотри на меня так, у меня не было налички, я же не могла заплатить кредиткой!
– Мы возместим эту сумму. – Диего вытащил из кармана двести фунтов. – Лично я не забыл найти банкомат, прежде чем садиться в такси. Объясним им, что ты бежала в Испанию, потому что испугалась – кстати, не зря, учитывая, что произошло потом, – и решила вернуться, чтобы все исправить. У тебя смягчающие обстоятельства, нет судимостей… Залог я выплачу, и к тому же это ведь я оглушил этого бандита, а не ты. Чем я рискую? В худшем случае условный срок? Если мы сдадим им убийцу, это наверняка оценят…
– Ты закончил?
Корделия вернулась к роли старшей сестры. Диего замолчал.
– Они позвонили тебе и сообщили, что обнаружили «мое» тело в канале – и тут я возвращаюсь! Простенькое дельце, что уж говорить… Они точно меня отпустят, да еще и спасибо скажут.
– Ты шутишь?
– Ну да, черный-пречерный юмор. Ты забыл о главном. Эти мерзавцы убили двух дорогих мне людей, и это слишком много.
– Разве ты ходила на опознание?
– Нет, но гитара Пенни Роуз тут, а тип, которого ты оглушил, похвалялся, что ее убил. Клянусь, Чикито, деньги, которые я у них украла, – ничто по сравнению с тем, что они еще должны заплатить. И они заплатят, поверь! Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты последовал за мной, спас мне жизнь, рисковал собой ради сестры-идиотки. Ты сделал все что мог и даже больше. Дедушка тобой гордился бы – я вот очень горжусь. Если хочешь, возвращайся в Мадрид, к Флорес. Но я буду продолжать. Я не собираюсь вызывать полицию, мне все равно, очнется этот негодяй или нет. Если он придет в себя, то точно не станет хвастаться копам, можешь не сомневаться. И он слишком самолюбив, чтобы признаться нанимателям, что не выполнил задание. Завтра сходишь в полицию, Пенни Роуз обезображена, так что скажешь, что не уверен, что это я. Будешь держаться встревоженно, объяснишь, что от меня нет новостей уже несколько дней, но ты надеешься на лучшее, потому что твоя сестренка уже как-то исчезала, отправлялась путешествовать, никого не предупредив. А потом вернешься в Испанию, а они пусть разбираются как хотят.
Диего нежно обнял сестру:
– Ну точно, ты совершенно ненормальная. Ты правда думаешь, что я позволю тебе мстить за Альбу и Пенни Роуз в одиночку? Снимем номер в отеле за счет Шелдона, а завтра подумаем, как быть дальше.
Корделия запихнула в сумку немного одежды, убрала гитару Пенни Роуз в стенной шкаф, и они с братом вышли из квартиры.
27
День четвертый, Стамбул
Майя торопливо оделась, схватила черную сумочку, положив в нее два мобильника, ключ от номера, приглашение, паспорт и фотографию, с которой не расставалась со дня прилета в Стамбул. Оглядев номер напоследок, засунула ноутбук под матрас, закрыла шкаф и спустилась в холл.
Полчаса спустя такси высадило ее на площади Таксим. Отсюда она пешком дошла до Истикляль, 4.
Турецкие и французские предприниматели толпились во внутреннем саду, куда выходили здания Французского института и консульства. Официанты в белых пиджаках сновали по гравийным дорожкам, предлагая гостям птифуры, закуски и бокалы с шампанским.
Майя засвидетельствовала свое почтение консулу – они познакомились в Монреале шесть лет назад, когда он служил в Квебеке. Через пару минут она, извинившись, отошла к управляющему крупного отеля, с которым регулярно сотрудничала. Удачно обойдя тему политической ситуации в стране, они констатировали выгодный для обоих факт: туристы уже забыли о попытке государственного переворота и вернулись в Стамбул. В доказательство тому управляющий сообщил, что его заведение было полностью забронировано всю неделю. Майя подтвердила его слова – она сама не смогла снять там номер. Управляющий изобразил огорчение. Если бы он знал, заверил он ее, он немедленно предоставил бы ей люкс. Майя конечно же не поверила ему, но ей было абсолютно все равно – мысли были заняты другим. Она окинула взглядом собравшихся, пытаясь понять, кто пригласил ее сюда и зачем. И, заметив одно лицо, подумала, что нашла ответ.
Франсуа Вердье, атташе, вероятно, работал на ГУВБ[12], о чем она подозревала с первой их встречи. Ей нравилось в нем редкое сочетание обходительности и сдержанности. Они прониклись взаимной симпатией, стали часто ужинать вместе, и как-то вечером, когда выпито было больше обычного, она сообщила ему о своей ориентации… во избежание недопонимания. Но отношение Вердье ничуть не изменилось – он оставался все так же любезен. Выходит, не все мужчины думают только об одном, хотя, возможно, он интересовался Майей по каким-то иным причинам. Вердье стоял у фуршетного стола. Майя приблизилась, аккуратно сорвала виноградный лист и с легкой заговорщицкой улыбкой протянула ему. Вид у Вердье был угрюмый. Он положил листочек в маленькую миску и двинулся прочь. Она последовала за ним и уселась рядом на скамейку в глубине сада.
Майя ничего не спрашивала, дожидаясь, когда атташе заговорит. Некоторые детали куда красноречивее слов… Нахмуренный лоб, то, как он ломает себе пальцы, подтягивает галстук… Более чем достаточно, чтобы понять, что Вердье не по себе.
– Это ты меня пригласил?
Атташе бросил взгляд на часы.
– До меня дошли слухи, – сказал он. – Мне не следует их выносить за пределы консульства, но…
Майя приложила палец к губам, призывая к молчанию, открыла сумочку, вытащила приглашение и спросила, есть ли у него, чем писать. Вердье вытащил из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку и протянул ей. Она оттолкнула руку, вручила ему карточку. Атташе сообразил, чего она от него хочет, и торопливо написал:
– Турецкая разведка следит за французским агентом, прилетевшим в Стамбул по деликатному делу.
Майя забрала приглашение и ручку.
– Деликатное дело?! – написала она.
– Вывезти противника режима или компрометирующие материалы по делам коррупции, в которых замешаны власти.
– И какое отношение это имеет к Франции?
– Никакого, агент вроде бы работает самостоятельно.
– Почему ты мне об этом рассказываешь?
Вердье вырвал ручку у нее из рук и быстро ответил:
– Потому что, будь я этим агентом, я улетел бы первым же рейсом, даже не заезжая в отель.
Испепеляющий взгляд атташе серьезно встревожил Майю.
– Ты с ума сошел? Я не та, за кого ты меня принимаешь!!!
– Главное – за кого тебя принимает турецкая разведка.
Майе ужасно хотелось задать ему один вопрос, но она боялась разоблачить себя. Капкан захлопывается… И так быстро, что, возможно, этому поспособствовал сам Вердье.
– А если агент оставил паспорт в отеле?
Вердье напомнил ей профессора, удрученного невежеством студента.
– Тогда ему нужно поскорее его забрать. Хотя на его месте я бы лучше попытался пересечь границу с Болгарией, только не по трассе.
– Сколько времени у него осталось до того, как его схватят?
– Пришли мне открытку из Парижа, я скучаю по Франции, – громко ответил Вердье, возвращая ей приглашение.
С этими словами он встал и вернулся к фуршетному столу.
День четвертый, Тель-Авив
Командир, сидевший в одном кабинете с ней, вышел покурить, что он делал каждые пару часов. Ноа знала, что у нее есть десять минут. Она выскользнула за дверь, спустилась на лифте на минус третий уровень, прошла по длинному коридору и прижалась лицом к зарешеченному окошку архива. Внутри маячила тень архивиста, расставлявшего папки на одной из полок. Ноа поднесла свой бейджик к считывающему устройству, тихонько толкнула дверь и бесшумно закрыла за собой. Прокравшись за первые два ряда стеллажей, замерла, услышав, что архивист идет назад. Когда он вернулся на свой пост, она продвинулась еще на два ряда. Всего в зале площадью пятьдесят квадратных метров таких рядов было сорок, на равном расстоянии друг от друга. Ноа пошла дальше, но тут ее резиновые подошвы громко скрипнули по бетонному полу, и она застыла не дыша.
– Кто здесь?! – крикнул архивист.
Он глянул на экраны видеонаблюдения, но, ничего не заметив, пожал плечами и снова погрузился в чтение.
Ноа добралась до ряда, где стояли дела агентов, погибших при исполнении задания, пробежалась по наклейкам и вытащила коробку с именем Сара Вейцман. Подняв крышку, вытащила папку, опустилась на колени и принялась фотографировать страницы на смартфон. Она уже почти закончила, когда дверь в архив хлопнула. Кто-то зашел в зал и поздоровался с архивистом. Ноа услышала, что мужчины направляются в ее сторону, стремительно запихнула папку в коробку и поставила на место. Она кралась назад бесшумно, замирая за каждым рядом стеллажей. Из архива незаметно не выйти. Времени у нее не было, и она решила действовать нахрапом – прижалась к двери, нажала на ручку и тут же развернулась, как если бы только что вошла. Кажется, план сработал. Она узнала второго мужчину – капрала, тот поприветствовал ее, а архивист ограничился взмахом руки, показывая, что будет к ее услугам через минуту. Воспользовавшись своим служебным положением – звание у нее было выше, – Ноа сказала, чтобы ей необходимо как можно скорее изучить описи списанного вооружения. Этот запрос выглядел вполне невинно: официально она занималась расследованием дела о незаконной торговле гранатометами РПГ-7. А неофициально была связным агентов разведки, работающих за границей. Архивист направил ее в ряд под номером одиннадцать, напомнив записать в журнал шифры документов, которые она возьмет, и вернуть их до конца рабочего дня. Выполнив все указания, Ноа вышла из архива.