Только Лариса, женщина из придорожного кафе, приезжала в гости и забирала Дару, когда я уходила на работу. Я никого не знала в этом городе, кроме нее, пришлось попросить помощи. Однажды она спросила о муже, а я опустила глаза и спрятала слезы. Тетя подошла ближе, обняла меня, как мама, и пообещала, что все наладится.
Я не верила, но все равно кивнула и разрыдалась. Тогда я хотя бы поняла, что мне есть за что держаться. Есть Дара, есть Лариса. Они теперь моя семья.
О судьбе Куная и Ярославы услышала случайно. Я не искала встреч с ними, не расспрашивала у следователя и не стремилась встать на пути их счастья. Это болезненно, горько, но так правильно. Кунай не мой мужчина, чужой любимый. Я не его женщина, не его любовь, не его Тэкэра. Хватит обманываться. Я все осознала и приняла.
На очередном допросе к следователю заглянул кто-то из органов, выхватив меня из тягучих размышлений, и сказал, что метиса выписали, и он уже третий день находится в изоляторе. Я невольно задержала дыхание и обратилась в слух.
— Жена отказывается сотрудничать, пока ей не дадут гарантию его освобождения. Что думаешь по этому поводу, Валерьяныч?
— Пусть предоставит веские доказательства, а потом поговорим, — ожил следователь и метнул в меня странный взгляд. — Пока мы никуда не продвинулись, и после выписки метису прямая дорогая на пожизненное. Вместе с его женушкой. Вот еще бы с этой дамочкой разобраться, а то мне кажется, что вдвоем провернуть такое… такое себе дело. В общем, подозрительно.
Мужчина перевел на меня испытывающий взгляд и глухо откашлялся в кулак.
— Я ушел, — сказал служащий у двери. С погонами, в форме, но я не разбираюсь в званиях, не отличу капитана от генерала. Сильнее сжалась и приготовилась к новому потоку вопросов. Я устала, ломило плечи, тело, будто набито тырсой — еле двигалось, а еще на работу вернуться, три часа танцев отработать.
— Доложишь мне, — потерев бородатый подбородок, кивнул в мою сторону человек в дверях. — Отъеду на час к нашему арестованному, допрошу его еще разок. Вдруг расколется… а потом жду отчет.
Можно представить, КАК будут колоть. Как допрашивать. В тюрьме.
Я сжала руки на коленях. Мне до колючей тяжести в животе хотелось увидеть Куная, обнять его, прижаться к сильной груди, услышать, как бьется его сердце. Убедиться, что он живой и невредимый. Как-то помочь, но как? Я бессильна, хоть бы самой выкарабкаться и не оказаться за решеткой за то, что всего лишь похожа на преступницу.
И нам с метисом больше не по пути.
Я не его выбор. Он два года искал жену, любил ее безумно, я видела эту любовь в его глазах, слышала, как он радовался, когда думал, что я — это она. Все оказалось до печального трагично. Я — пустая копия той сильной и независимой женщины, которой стала моя сестра. Да, она жестокая, но ее такой сделала жизнь, и я не обижалась за ее предательство, не оглядываюсь на ненависть.
Кунай и Ярослава теперь вместе, хотя слышать, что мужчина, которому я отдала всю себя, — заключенный, оказалось болезненно. Но мы с Дарой ему никто, и нечего цепляться за пустоту.
Он убийца, наемник и ответит по заслугам. А я? Я отвечу за убитого в отцовском доме?
Я упорно молчала об этом, веря, что и метис меня не сдаст, хотя чувство вины грызло изнутри, термитами расползалось по душе. Должна ради дочери держаться, не отдам ее в приют, не оставлю одну. Она не повторит мою судьбу, даже если мне придется врать всю жизнь и вымаливать грехи, стоя на коленях.
Как же больно терять! Родных, верных, любимых. Хотелось запрокинуть голову и зарыдать, протестуя от такой реальности, но я лишь сморгнула слезы, задышала чаще и прогнала накатившую тошноту. Я взяла себе самое лучшее из нашего небольшого приключения с Кунаем — стала сильнее.
Разлуку с любимым я пережила тяжело, но пережила. Мне о нем каждый день напоминала Дара. Она вставала на табуретку, держалась за подоконник крошечными ручками, всматривалась в окно черными глазами и повторяла:
— Па-па… Ку…
После участка, где новый список вопросов ни к чему не привел, меня на служебной машине отвезли в клуб, где я устроилась работать — тетя Лариса помогла. Увидела, как я танцую для Дары, выпросила, кем я была до всего случившегося, и дала адрес. Директором клуба работала ее давняя подруга — Ольга Егоровна, теплая и позитивная женщина. Мир полон добра, да только я с трудом могла его видеть, отравленная своими печалями, но работала с удовольствием. Это помогало отвлекаться.
Охранник так и остался рядом мрачной тенью — страшный на вид мужчина, с тяжелым подбородком в форме лопаты, сломанным носом и надорванным ухом.
Я его немного боялась первые дни, а сейчас уже спокойно относилась. Он был почти невидим, а когда я возвращалась в квартиру, он оставался снаружи. Менялся с другими охранниками он редко, пару раз всего было, ничего не говорил и не спрашивал. Я бы сейчас и не смогла вести беседы, спасибо, что не терзали без надобности.
В холле клуба гудела привычная кутерьма. Голова охранника повернулась туда-сюда, собирая информацию, сканируя пришедших. Он словно робот — делал свое дело и оставался у стены холодной статуей.
После фразы брошенной в кабинете следователя, я крепко задумалась, охраняет ли этот мужлан меня или следит, чтобы не убежала. Но почему тогда меня не посадили в камеру, как Ярославу и Куная? Видимо, что-то они все-таки не нашли, и я подозревала что именно. Флешку. Ту самую флешку, которая и заварила эту кашу со смертельным исходом.
Но я понятия не имею, куда сестрица дела носитель — пусть ее допрашивают, а меня оставят в покое.
Я уже две недели веду танцы для подростков. Денег немного, но нам с Дарой хватало с лихвой. Ученики платили мне за каждый час, что было очень выгодно, и я даже отложила на несколько денег, чтобы снять квартиру получше. В старой пятиэтажке слишком много пьяниц и неблагополучных водилось. Тем более, я прекрасно понимала, что меня когда-нибудь отпустят на вольные хлеба. Не могут же вечно наблюдать и содержать.
Оставалось только гадать, мне помогают или придерживают до удачного времени?
Те тот ли враг, о котором говорил Кунай, всем заправляет?
Плохо мне стало посреди последнего урока. Так сильно, что от головокружения я чуть не ударилась головой в стену. Извинилась перед детьми, всех отпустила, а сама поплелась в уборную, едва различая в темени перед глазами коридор. Меня рвало, живот скручивало спазмами, а слабость накатила такая, что я еле устояла на ногах и не услышала, как дверь в туалет приоткрылась.
Когда я отползла от унитаза и, умываясь, опустила голову над раковиной, услышала шорох подошв за спиной. Как будто кто-то ко мне подкрадывался, кто-то тяжелый и крупный.
Жар полоснул по рукам и окатил низ живота волной ужаса. Я успела распахнуть глаза, но мне зажали рот и, развернув по оси, втолкнули в кабинку.
Глава 52. Кунай
Открыл глаза и с радостным сожалением понял, что ещё жив. Сердце стучало неровно, всё тело пронзала жуткая боль, а надо мной стоял мой враг и прожигал ненавидящим взглядом.
— Демоны тебя побери, — прошипел он, усаживаясь на стул. — Тварь живучая.
Я был согласен с каждым его словом, но отвечать не собирался. Враг не услышит от меня ни одного слова. Достаточно того, что я отдал себя в обмен на…
Дёрнулся, пытаясь подняться с кровати. Тело прострелили волны жуткой одуряющей боли, звякнули наручники, которыми я был прикован к кровати, слух резанул мой собственный стон.
— Живы они, — понимающе усмехнулся враг и покрутил в пальцах карандаш. — И даже не пострадали… почти. Да и ты, гадёныш, умудрился выжить, хоть и был похож на решето. И раз очнулся, у меня к тебе несколько вопросов.
Я откинулся на спину и, закрыв глаза, прислушался к боли. Она мне нравилась — доказывала, что я жив и иду на поправку. Все дни, которые я провёл в больничном изоляторе, сейчас казались мутным сном, я не смог отличить бред от реальности, но спрашивать врага, сколько я тут находился, не собирался.
Какая разница? Мои девочки живы, в безопасности. Это главное.
Мои девочки… Мысль о Владе и малышке отозвалась теплом в груди. Лишь потом я подумал о Тэкэре. То, что жена отошла для меня на второй план, оказалось настолько неприятным, что затмило боль от пуль. Нет, я не разлюбил мою женщину. Но что тогда? Мысли мешались, чувства терзали, я не смог разобраться, что и кто сейчас в моём сердце.
Слушая вопросы врага, я размышлял о том, что мучило меня. Разве можно любить двоих? Любить искренне, всей душой, но совершенно по-разному? Нет, это шутка демонов. Так не бывает… Но почему же тогда именно это я и чувствую?!
— Говорить ты не собираешься, — захлопнув папку, вздохнул враг. — Впрочем, я не удивлён.
— Может, на него надавить?
Новый голос прозвучал оттуда, куда я, прикованный к кровати, не смог бы посмотреть. Чужой, царапающий, неприятный. Я не знал этого человека, но по тону понимал, кто это. Как осознавал, как именно он может на меня «надавить». Лицемерие правосудия!
— На Куная?! — расхохотался мой враг так, что его прищуренные глаза цвета мёда влажно заблестели. Отсмеявшись, он поправил воротник на худой шее и хмыкнул: — Ты не видел, в каком состоянии он сюда поступил? Думаешь, этого парня можно испугать болью?
— Преступник был под действием стимулятора, — упрямо возразил второй. — Сейчас он слаб…
— Это слово никогда не относилось к этому человеку, — сухо перебил враг.
— Но его жена оказалась более сговорчивой, — в голосе того, кого я не видел, я услышал нечто, от чего захотелось выдрать его глотку, чтобы даже не говорил о моей Тэкэре! — Может, это… «попросить» её убедить мужа? При нём.
Я сжал челюсти до скрипа зубов, сдерживая оглушающую волну ярости, но, судя по тому, как побелело лицо моего врага, ему было многим хуже. О, я видел, что этот человек помнит каждый миг из того дня, когда его жену «просили» убедить его сотрудничать. При нём…