Нивен смотрел устало, я не могла разгадать выражение его лица.
– Тебе необязательно ехать со мной, – сказала я, опуская взгляд на мокрые половицы. – Ты можешь поселиться во Франции и стать студентом, как и хотел. Я вернусь и навещу тебя через несколько лет…
– Прекрати.
Я подняла глаза. Нивен хмурился, снова надевая грязные очки.
– Прекратить что?
Он посмотрел на меня сквозь запотевшие линзы.
– Перестань вести себя так, будто я хочу тебя бросить.
Я снова подумала о тысяче возможных способов отговорить брата. Я должна была сказать, что жизнь во Франции среди людей будет сильно отличаться от жизни в Японии среди шинигами, где каждый с первого взгляда поймет: жнецу тут не место. Я должна была сказать, что читала о Японии старые и, скорее всего, неточные книги, что действительно не представляю, какие чудовища подстерегают нас в японском подземном мире.
Но потом вспомнила, как мы плыли в темном океане, вдвоем среди целого мира, и что без Нивена я была бы Рейн, а не Рэн. Потому и не стала его отговаривать.
Брат прислонился к стене, намочив рельефные лилии на обоях.
– Ну что же, – сказал он, еле заметно усмехнувшись, – похоже, тебе снова придется учить меня японскому.
Глава 5
Я ступила на побережье Иокогамы и полной грудью вдохнула октябрьский воздух. Прошло почти девять месяцев с момента нашего бегства – вокруг Испании и Португалии, через Гибралтарский пролив, затем сквозь Индонезию, пересадка на другой корабль в Китае и, наконец, прибытие в японский порт.
На протяжении всего путешествия я безвылазно просидела в каюте, опасаясь разыскивающих нас жнецов, а вот Нивен отваживался выходить наружу. Он разговаривал с людьми, возвращаясь каждые несколько часов, чтобы принести мне украденные безделушки или книги на неизвестных языках. Он, как в детстве, рассказывал мне разные истории, но теперь утверждал, что встретил одноглазую пиратку или основателя компании по производству имбирных конфет, который дал ему образцы, только почему-то с привкусом пыли.
Лишь после полугода затишья я почувствовала, что жнецы потеряли надежду меня найти. Возможно, решили не тратить силы и ресурсы. Я начала ходить с Нивеном на верхние палубы, и, хотя, в отличие от брата, человеческие друзья меня мало интересовали, я слушала языки, которые раньше встречала только на бумаге, видела людей без корсетов и замысловатых шляп и ощущала запах неведомых специй. Конечно, я всегда знала, что мир огромен, но до этого момента все, кроме Лондона, казалось сказкой. Каждый раз, засыпая, я была уверена, что снова очнусь в катакомбах, вырванная из очередного видения.
Месяцы пролетали в мельтешении рассветов и закатов, в созерцании бесконечного океана за стеклом каюты, усеянном отпечатками пальцев. И пусть это был один из самых скучных периодов моей жизни, если тебе отмерено два тысячелетия, год – не больше чем мгновение. Какое-то время, по мере того как я уплывала все дальше и дальше от Айви, Эмброуза и темной лондонской зимы, эти тихие задумчивые часы, проведенные в одиночестве, казались мне необходимыми. Но чем ближе мы подбирались к Японии, тем чаще я просыпалась по ночам, чувствуя, что мой желудок скрутило. Нивен винил во всем морскую болезнь, но я знала, что он ошибается, тошнота пронизывала меня до самых костей. Сотни лет я мечтала попасть в Японию и вот через пару недель и вправду увижу ее не на фотоснимках или репродукциях, а своими глазами.
Когда последний корабль в нашем долгом путешествии причалил в порту Иокогамы и мы вышли из тесной каюты на берег, я вцепилась в рукав Нивена, опасаясь, что внезапно проснусь.
В Японию мы попали в самом начале осени, когда кончики листьев начинали сохнуть и хрустеть и казалось, весь мир умирает. Лондон состоял из камня и кирпича, Япония же из дерева: дома строились из некрашеного кипариса и сосны и напоминали обнаженные скелеты заброшенных жилищ. Ближе к порту над берегом возвышались прибрежные хижины на деревянных паучьих ножках. Я представила, как эти постройки уползают в море и топят всех своих жильцов.
В другом мире мой дом мог быть именно таким. Наверное, я бы выросла, бегая босиком по берегу, а не по мокрым от дождя булыжникам. Может быть, слово «дом» означало бы запах рассола и точки торговых судов на горизонте, а не вкус угольной пыли в воздухе и дождевые облака над каменными шпилями.
Все, что я видела вокруг, было украденной у меня жизнью. Сонно покачивающиеся на гладких водах порта корабли, отпечатки ног на грунтовых дорогах, идеальный молочный оттенок неба – все это должно было принадлежать мне. По-хорошему Японию мне следовало оценивать глазами не туриста, а коренной жительницы. Нигде в мире мне не стать по-настоящему своей, потому что отец украл у меня родину и насильно поместил в другую страну.
Я так мало знала о своих истоках, но была совершенно уверена, что родилась в Японии, а не в Англии. Как ни пыталась расспросить Эмброуза, тот всегда бормотал что-то невнятное и внезапно уходил по срочным делам в Совет. Только неизменно подтверждал, что моя мать – японка и живет не в Англии.
В ответ на его молчание я стянула несколько библиотечных книг и прочитала, что примерно во время моего рождения сёгун закрыл Японию от остального мира. Жители страны не могли уехать, так же как и шинигами. Но японцы по-прежнему торговали с голландцами, и Эмброуз вполне мог доплыть до Голландии, а затем и до Японии. Это выглядело более правдоподобно, чем сценарий, где моя мать сбежала из родной страны, а потом вернулась понести наказание.
Я никогда не пойму, зачем отец забрал меня, явно нежеланного ребенка. И не пойму, как Эмброуз, обладавший чувствительностью сухаря, поддался чарам шинигами, прекрасно зная, какие последствия ему грозят. Но он был далеко и все равно бы не ответил. Может быть, мама расскажет, когда я ее найду.
Конечно, шансов отыскать ее было мало, но почему-то я не думала об этом всерьез. Я прочла столько человеческих романов о сиротах, о любящих матерях, погибших при родах или от чумы. Но я была не героиней трагической истории, а просто никому не нужной девочкой. Создания смерти умирают не так легко, как люди, поэтому куда вероятнее, что мама отдала меня Эмброузу и отослала прочь. Это было почти двести лет назад – достаточно давно. Может, она успела передумать, или пожалеть, или задуматься о других вариантах.
Чтобы найти маму, в первую очередь следовало добраться до Ёми, Царства вечной ночи.
Нет никаких свидетельств, что хоть один жнец побывал в японском подземном мире. Мне пришлось обратиться к человеческим книгам, где рассказывались японские истории о смерти. Ведь в английских сказках есть часть правды: люди еще с эпохи чумы верят в легенды о мрачных жнецах и вполне правильно ассоциируют их с Хроносом – древним богом времени. Скорее всего, японская мифология тоже основана на реальных фактах.
Самой правдоподобной мне показалась легенда о Ёми – подземном мире, погруженном во тьму. Я уже знала, что шинигами могут управлять светом, им нужна эта сила, чтобы жить в мире темноты. Но даже синтоистские мифы казались странно загадочными. Я нашла там о темном подземном мире только вот что: туда попадали люди после окончания жизненного пути и, отведав пищу Ёми, уже никогда не могли покинуть подземелье. Конечно, на самом деле все будет сложнее. Но как только мы отыщем вход в загробное царство, то найдем других шинигами, которые смогут нам помочь.
Я не была уверена, что мы обнаружим Ёми рядом с Иокогамой, но почти все торговые судна из Китая швартовались именно здесь. Если не управимся сами, то хотя бы постараемся встретить шинигами после заката.
– И куда же нам идти? – спросил Нивен, следя глазами за фазаном, который летел в белом небе, раскинув коричневые крылья.
– Найдем ближайшее кладбище и начнем оттуда.
В конце концов, нам требовалось обиталище мертвых. Логично искать смерть там, где ее в избытке.
Мы ступили на ровную землю, прошли влажный берег и ряд кленов, охраняющих город. Когда я, минуя деревья, отбросила от лица ветку, багряные листья мгновенно высохли и почернели. Внезапный ветер сорвал их, обдав нас мертвой листвой.
Нивен отплевывался от мусора, попавшего в глаза и волосы, но, казалось, не заметил, как внезапно засохли листья. Я вспомнила розу, которую невольно убила на пароме во Францию. Один раз – странность, два раза – закономерность. Кромвель обещал, что смерть найдет меня, и теперь она буквально текла из кончиков моих пальцев. Но если единственным последствием будут несколько мертвых растений, ничего страшного. Возможно, проклятие, которое он наложил, не сможет преследовать меня на другом конце света и со временем ослабеет.
– Рэн? – окликнул Нивен, заметив, что я остановилась. – Ты как?
Я смахнула листья с пальто.
– Нормально, – ответила я, глядя в сторону. Не стоит тревожить Нивена непонятным. Ему и так есть о чем волноваться. – Пойдем.
Несколько рыбаков, выносивших лодки на песок, остановились и уставились на нас. Вполне ожидаемо, ведь мы были в британской одежде, а не в кимоно, как остальные.
Мимо нас прошла стайка женщин под зонтиками, хотя дождем и не пахло. Их кимоно украшали узоры из полосок и хлопковых цветов, а волосы были убраны назад в свободные, но элегантные пучки. Я понятия не имела, как смастерить подобную прическу. Они говорили по-японски, я не совсем понимала слова и вдруг пожалела, что не прилагала больше усилий для изучения языка.
По мере того как мы приближались к городу, толпа росла. Я держалась ближе к Нивену и испуганно подпрыгнула, когда женщина задела мою юбку.
Толпу рассекали мужчины, везущие людей на двухколесных тележках, одна из них чуть не отдавила мне пальцы на ногах. Чтобы не мешать, мы отошли к краю тропинки, что вела вдоль мелководья. Вокруг нас рыбаки тащили тяжелые сети, женщины стояли на коленях перед станками и ткали красную ткань, а дети бегали по улицам, чавкая по грязи деревянными сандалиями.
Я остановилась на перекрестке с главной улицей, на которой густо разместились лавки. Старушки хвалили развевающиеся на ветру шелка, развешанные на прищепках: ало-красные с золотыми цветами, бледно-персиковые с вышитыми изумрудными журавлями. Торговцы держали керамические тарелки с нарисованным пурпурным силуэтом далеких гор. Нас снова окружали двухколесные тележки, теперь с ящиками, и дети с облепленными мокрым песком ногами. В воздухе пахло океаном и копченой рыбой.