Я чувствовала себя как дома. Не в своем доме, но в месте, которое могло быть чьим-то домом. В Лондоне жили многие, но вряд ли хоть кому-то он казался родным очагом.
Навстречу с криком и смехом несся ребенок. Нивен шагнул назад, чтобы уйти с его пути, и чуть не соскользнул с тропинки в воду. Я схватила брата за рубашку, удерживая, мы на мгновение замерли на краю и тут же вдвоем опрокинулись прямо в дорожную грязь. Люди глазели и перешептывались на японском, обходя нас стороной.
– Кажется, мы не очень хорошо вписываемся, Рэн.
Я вздохнула и встала, вытирая руки о юбку.
– Можно подумать, в этой одежде у нас был шанс сойти за своих.
Я с тоской посмотрела на кимоно, которые носили все женщины. Как же мне хотелось вместо едва затянутого корсета и тяжелых юбок облачиться в цветастые ткани, деревянные сандалии и взять бумажный зонтик. Как и в Англии, я стала посмешищем.
– Надо поскорее добраться до кладбища. – Нивен встал около меня, загораживая от прохожих, и чуть не столкнул обратно в воду. Он был прав. Если мы и сможем отыскать смерть и Ёми, то разве что в месте вечного покоя.
Я стукнула брата кулаком по лопатке, чтобы он отошел, и заметила:
– Но я не чувствую притяжения смерти.
Нивен покачал головой.
– Так, может, спросишь у кого-нибудь?
Я оглядела текущую по улице толпу, улавливая обрывки разговоров с интонациями, которых никогда не слышала, слова, которых никогда не учила. Мой язык вдруг будто налился свинцом.
– Давай отправимся дальше вглубь страны, – сказала я, отворачиваясь. – Люди не хоронят покойников на пляжах. Тела слишком быстро поднимаются на поверхность.
– Как скажешь, – ответил Нивен, рассматривая огромного рогатого быка, который тащил по улице повозку с камнями.
Где-то вдалеке прозвучал гонг, вибрация отдалась в земле под ногами. Я понятия не имела, что этот сигнал значил в Японии, но казалось, окружающие прекрасно понимали происходящее.
Все люди, как один, зашевелились быстрее. Улица стала течением, увлекающим вперед. Я ухватилась за пальто Нивена, чтобы нас не разделили прохожие. Мне наступили на юбку, ткань сзади порвалась. Я подобрала подол и потянулась к часам, но тут кто-то врезался в спину Нивена, и мы повалились вперед.
Моя правая нога соскользнула с уступа, мир перевернулся вверх тормашками, и я упала прямо в воду. Поскольку я продолжала держаться за пальто Нивена, он свалился вместе со мной и придавил меня к песку.
Я выползла из-под брата, поднялась на ноги на мелководье и принялась выжимать юбки. После инцидента на корабле всякая любовь к морю у меня пропала. Я сняла туфли и вылила из них воду. Нивен со стоном встал на колени.
– Мои очки! – воскликнул он, шаря в песке.
Над нами по улицам продолжали бежать люди. Гонг ударил снова, звук пронесся по всему побережью.
– Рэн, мои очки!
Я посмотрела вниз. Драгоценные стеклышки лежали в волнах прибоя у самых ног.
– Вставай. – Я подняла очки, стряхнула соленую воду и помахала ими перед его лицом.
Брат схватил их и вытер глаза.
– Что они делают? – произнесла я вслух.
Нивен протер стекла, нацепил их на нос и прищурился сквозь грязные линзы.
– Похоже, заходят… Прячутся?
Он был прав. Толпа значительно поредела. С дальнего конца улицы непрерывно доносилось хлопанье закрываемых дверей. Остались только продавцы, спешно пакующие товары.
Я встала на четвереньки и по грязи выбралась на дорогу, моя одежда промокла насквозь. Нивен спрыгнул следом. Я зашагала по главной улице, теперь уже с легкостью уворачиваясь от редких прохожих.
Город внезапно показался огромным, а пустые дороги – широкими. Повсюду висели гирлянды белых фонарей с красными точками, жутко напоминая тысячи налитых кровью глаз. Небо начало тускнеть, из чисто белого превращаясь в серо-пепельное, кроваво-оранжевое солнце опускалось к горам за завесой облаков.
Я подошла к женщинам, которые лихорадочно складывали в коробки шелковые шарфы, развешенные для продажи, и спешно заносили в дом. Третий удар гонга заставил их подпрыгнуть, как стаю испуганных голубей, и продавщицы стали уже кое-как комкать и заталкивать шелк.
Надо было узнать, что происходит. В конце концов, рано или поздно мне придется с кем-то заговорить. Я набрала побольше воздуха в легкие и шагнула вперед:
– Извините…
Никто не обратил на меня внимания. Одни были слишком заняты упаковкой шелка, который то и дело норовил выскользнуть из пальцев. Другие сворачивали тенты и запирали двери магазинов.
– Беги внутрь, дорогая, – сказала одна из продавщиц, стоя на коленях и стремительно укладывая остатки материи.
Я поняла ее слова не сразу, ведь раньше никто не говорил со мной по-японски. Я выучила фонетический алфавит и попыталась запомнить произношение, насколько это было возможно по учебникам, но бумага не передавала интонации, звучание букв, соединенных в слова.
– Но зачем? – Я опустилась на колени рядом с торговкой. – Почему все уходят?
Женщина помедлила, перебирая пальцами зеленый шелк. Затем оглянулась на других продавщиц, уносящих свои товары.
– Омагатоки, – прошептала она. Слово прозвучало как проклятие, будто слоги резали ей язык. Ее пальцы задрожали. Я не понимала значение, а спрашивать постеснялась. – Так было не всегда, но с каждым годом, с тех пор как на престол взошел новый император, становится все хуже.
– Что становится хуже?
– Ш-ш-ш! – прошипела женщина, снова оглядываясь. – У нас здесь не Токио. Мы – рыбацкая деревня. Все меняется, в порт прибывает все больше иноземных кораблей. Но мы по-прежнему следуем традициям. Мы верим! И знаем, чего надо опасаться.
– И чего же надо опасаться?
Дверь рядом открылась, оттуда выглянула девушка и выкрикнула, по-видимому, имя моей собеседницы, потому что та схватила коробки и встала.
– Заходи внутрь и не показывайся наружу! – сказала она и побежала в дом. Дверь за ней захлопнулась.
Я встала и обернулась к Нивену.
– Они от чего-то прячутся, но от чего – я не знаю.
Глаза брата налились темной синевой.
– Нам тоже надо спрятаться?
Я оглядела улицу: запертые двери, брошенные тенты.
– Пожалуй, но куда?
Нивен не ответил, но встал вплотную ко мне.
– Рано волноваться, – успокоила я его. – Люди пугливы, потому что легко умирают. Но они боятся не того, чего страшимся мы.
– Верно, – сказал Нивен, но в его голосе прозвучало сомнение.
– Идем, нам надо найти кладбище. – Я потянула брата за руку.
Еще не стемнело, но помрачневшее небо и разрастающиеся тени набросили на пустую улицу серый покров. Легкий ветерок колыхал низко нависающие вывески магазинов так, что те касались нас воздушным шелком. Что-то в их прикосновениях казалось слишком нарочитым, слишком нежным.
Я подняла руку и зажгла окружающие красно-белые фонари слабым светом. Хотела рассеять темноту и успокоить Нивена, но эффект оказался обратным. Нарисованные на белом фоне красные круги превратились в демонически-красные зрачки, казалось, будто вся улица вдруг открыла глаза и смотрит прямо на нас.
С дальнего конца дороги донеслось шлепанье деревянных сандалий по грязи.
Глава 6
Ветерок утих, и единственным звуком осталось чавканье деревянных сандалий. За бумажными дверями затихло бормотание прячущихся людей, будто они ушли в другой мир, с которым мы более не соприкасались. Солнце опустилось на зубчатую линию гор, оранжевые отблески сумерек побагровели, зловещий цвет разлился по всему небосклону.
А позади нас в город, спрятавшийся от посторонних глаз, направлялись неторопливые шаги. Что бы ни шло по этой дороге, оно не боялось, как все люди. Это и есть омагатоки?
Нивен начал оглядываться через плечо, но я схватила его и дернула за угол.
– Не надо, – шепнула я. – Не стоит сталкиваться с тем, чего мы не понимаем.
– Ладно, – ответил, прижимаясь ко мне, брат.
За углом позади нас раздался скрип сандалий, более громкий, чем раньше. Песчинки хрустели и лопались под тяжестью шагов.
Я взяла Нивена за рукав и потянула сильнее, оглядываясь по сторонам в поисках приоткрытой двери, гостиницы, церкви или любого другого незапертого места, где мы могли бы спрятаться. Но дома и магазины все меньше походили на жилье и все больше на пейзажи, слишком далекие и нереальные.
Шаги ускорились.
– Рэн?
Глаза Нивена вспыхнули тошнотворным хаосом цветов. Но у меня не было ответов, и он, должно быть, увидел мою беспомощность.
Брат побежал.
– Нивен! – воскликнула я, отпустила мокрые юбки и бросилась за ним.
Шаги тоже побежали, неуклонно приближаясь.
Я сунула руку в карман, вытащила часы и остановила время, успев схватить брата.
От рывка Нивен отшатнулся назад и, тяжело дыша, упал в грязь. Должно быть, он заметил, что я выдергиваю его из временной заморозки, иначе точно бежал бы до самых гор. Брат обернулся, приоткрыв губы, словно собирался заговорить, но вдруг его взгляд остановился на дороге позади меня, лицо посерело.
– Рэн! Что происходит? – прошептал он.
Я медленно повернулась, воображая замороженное временем чудовище у самых своих лодыжек, с распахнутой пастью и когтями, вонзающимися в неподвижный воздух.
Дорога, однако, была пустой.
Колеса телег прочертили по грунту шрамы, заполненные дождевой водой. Не было ничего, кроме столбов, стоящих, как стройные часовые, и размытых туманом далеких холмов.
«Невидимое существо?» – подумала я. В книгах о Японии подобного мне не попадалось, разве что…
У меня внезапно пересохло в горле. Я вспомнила японские истории о привидениях, что читала в детстве, сказки о злых духах, которые разрезают лица ножницами и душат своими волосами. Японцы верят в тысячи разных тварей, приносящих людям несчастья, но я думала, что это городские легенды и детские страшилки, а не часть мифологии, на которой зиждется вселенная.
Но внезапно оказалась в самой гуще детской сказки.