Например, я знала, что не умру, пытаясь убить Юки-онна, ибо не могу бросить Нивена в непонятном ему мире наедине с шинигами, которому брат не доверяет. Решимость теплом разлилась по телу и заставила меня выпрямиться.
– Я справлюсь, Нивен. Пока ты будешь удерживать заморозку времени, ёкай меня не одолеет. Понимаешь?
Брат сглотнул, закрыл глаза и кивнул.
– Я буду держать. Обещаю, Рэн.
Он отпустил мой рукав.
Я стащила перчатку и уронила на пол пещеры. Понятия не имею, что больнее – огонь или холод, но у Нивена должна быть возможность прикоснуться ко мне, чтобы пробудить от временной заморозки. Я сделала шаг назад – он показался длиной в милю – и выглянула из темноты пещеры. Юки-онна осматривала очередной небольшой перевал.
Я обернулась. Нивен и Хиро стояли плечом к плечу. Дух-рыбак шутливо отсалютовал мне и помахал на выход. Нивен придерживал часы длинным рукавом, глаза брата горели яростью и отвагой, ведь он верил в мое возвращение, даже если я сама в нем сомневалась. Пусть хоть на этот раз я стану тем человеком, которым меня считает Нивен.
Я вытащила из кармана коробок спичек и вышла на свет.
Юки-онна заметила меня, как только я появилась у входа в пещеру: на фоне белоснежных просторов черноволосая голова сразу бросалась в глаза. Я стояла всего в нескольких шагах от входа, достаточно близко, чтобы Нивен мог коснуться моей руки, когда придет время. Ёкай подошла, и я ощутила, как спичка и коробок задрожали в пальцах. Идущий от одежды запах керосина выедал глаза.
Казалось, страх вот-вот вскроет мне грудь, распахнет, точно книгу, но я задержала дыхание, сосредоточилась и затолкала ужас обратно. Я сделаю это для Идзанами. Я сделаю это ради Нивена. Я сделаю это, потому что так поступают шинигами, а я – одна из них.
Поэтому вместо того чтобы вспоминать, как мои зубы превратились в ледяные ножи, а внутренности разрывались от холода, я стала размышлять о времени.
Даже без часов жнец умел использовать его как инструмент и оружие. Реакция у собирателей была быстрее молнии, и пусть я не особенно преуспевала, но знала, как сфокусироваться и правильно скоординировать действия. Поэтому понимала, что, если чиркну спичкой мгновением раньше, Юки-онна сбежит и мне придется догонять ее, тем самым сокращая оставшееся для сожжения время. Нивен не удержит часы долго. А если я замешкаюсь, ёкай наполнит мои легкие льдом, и мы погибнем. Я представила идеальное развитие событий, как меня учили, и оценила расстояние поточнее, чтобы в момент воспламенения спички Юки-онна оказалась прямо передо мной.
Ёкай переступила невидимый порог, вперилась в меня матово-белыми немигающими глазами и потянулась пальцами с посиневшими ногтями. Я сжала спичку и пропустила через кончики пальцев энергию света, воспламеняя головку.
Ветер вырвал палочку из руки. Та улетела куда-то в снег, порыв ветра загасил пламя. Лед под ногами казался тонким, как бумага, мир был готов расколоться и поглотить меня целиком.
Все пошло не по плану.
Следовало зажечь спичку раньше, сделать поправку на ветер, приказать Нивену заморозить время, не дожидаясь от меня отмашки, прямо перед тем, как ёкай ко мне прикоснется. Остановит ли брат Юки-онна, когда та приблизится, или решит, что я контролирую ситуацию? Скорее всего, последнее. Но к тому времени, как ледяная женщина дотронется до меня и Нивен поймет, что я в беде, будет уже слишком поздно.
Юки-онна стояла рядом. Белая рука тянулась к моему лицу. Я чувствовала, как немеют пальцы, но даже сейчас колебалась, тратя драгоценные оставшиеся доли секунд. Я недостаточно быстра для жнеца и недостаточно умна для шинигами. Осталось ли у меня время открыть коробок и зажечь еще одну спичку? Пальцы дрожали так сильно, что я могла уронить ее. Если погибну, только по своей вине. Я слишком медлительна, глупа и напугана, чтобы убить ёкай. Мне не следовало здесь появляться.
Юки-онна приближалась. Я затаила дыхание. Ледяная женщина не могла остановить время, но у меня возникло то же ощущение, как в момент, когда ножницы Айви зависли над глазом: крохотная вечность предвкушения боли и осознание, что мне не хватит сил остановить мучительницу. В ушах зазвенело эхо слов Юки-онна, которые резали глубже, чем любые колючие снежинки: «Маленькая чужеземка забрела в мои горы».
Чужеземка, чужеземка, чужеземка… С первого дня, как я ступила на землю, которая должна была стать моей, только так меня и называли. Однажды маленькая чужеземка забрела в горы Юки-онна и не вернулась домой, хотя ей все равно некуда было возвращаться. Я стану лишь одной печальной историей из тысяч подобных.
В пальцах вопреки холоду вспыхнуло тепло. Но без источника света, с которым можно было слиться, гнев разгорелся в столь сильный жар, что я ощутила себя стеклянной лампой, готовой лопнуть. Я не отдам чудовищу свою судьбу для пополнения коллекции, потому что ничего еще не закончилось.
Не было времени доставать очередную спичку, я стиснула коробок левой рукой. Весь гнев, свет и тепло устремились в кончики пальцев, те раскалились добела, как будто я поймала падающую звезду, и палочки вспыхнули все одновременно.
Моя ладонь загорелась и покрылась волдырями, но я поднесла пылающий шар к рукаву, на который мгновенно перебросилось пламя. Огонь охватил меня, как голодный питон, обвивая руки и позвоночник, пожирая дорожку керосина. Жар проник сквозь слои ткани, согревая мою кровь, опаляя открытую кожу шеи и рук.
Юки-онна увидела огонь и резко остановилась, но было уже слишком поздно. Я ощутила прикосновение Нивена, и вокруг замерли снежинки.
Я бросилась вперед, уронив спичечный коробок, и обхватила чудовище.
Мои руки погрузились в ее позвоночник, словно тот был сделан из сливок. От ёкай повалили огромные облака пара, окутывая нас пеленой. Я ослабила хватку, стараясь не прижиматься слишком близко, чтобы не погасить себя струйками воды, стекающими по телу Юки-онна. Ее белое кимоно уже пролилось молоком на мою обувь, лицо потекло, подбородок отвис в беззвучном крике, белки глаз растеклись по щекам.
Нивен вопил где-то далеко позади, но я сжимала чудовище, не отвлекаясь ни на что. Хиро тоже что-то орал, но и его я не слышала из-за оглушительного грохота пламени, шипения пара и бесконечных струек воды.
А затем время запустилось вновь.
Юки-онна покачнулась и издала самый громкий, самый душераздирающий стон, который я когда-либо слышала. Тысячи украденных голосов слились в один. Все они вопили в агонии жара и света. Я знала предсмертные вскрики и плач людей, но те и близко не напоминали пронзающий до костей мучительный вопль ёкай, от которого мои волосы взметнулись, а пламя на руках раздулось.
Юки-онна попыталась оттолкнуть меня, но она уже почти истаяла, и мне с легкостью удалось повалить ее навзничь. Я все сильнее и сильнее вжимала голову ёкай в снег, пока та наконец не умолкла. Душа снежной женщины поднялась от расплавленного лица клубами белого дыма, но повисла лишь на мгновение, а потом порыв резкого ветра разорвал ее на куски.
Я сидела рядом с тающим телом Юки-онна, не в силах дышать от запаха дыма. Огонь все еще пылал на моих запястьях и шее, но я не могла заставить себя его погасить. Какая разница, все равно исцелюсь через несколько минут. Пусть пламя сжигает плоть и кости, пока от меня ничего не останется.
Я все смотрела на сине-черный вихрь на месте Юки-онна, вспоминая ужасающий вид ее лица, стекающего вниз, точно мягкая ириска. Я упала на локти, не в силах вдохнуть. Мои пальцы тонули в лужах, оставшихся от тела ёкай, воспоминания о ее криках эхом доносились с далеких гор.
Кто-то сорвал с меня пальто и насыпал на шею снег, слов я не слышала из-за звона в ушах. Неужели взрыв разорвал мои барабанные перепонки?
Я подняла руку. На снег, стекая меж пальцев, капал липкий серый осадок, который когда-то был могущественной ёкай. Маленькая чужестранка уничтожила древнего монстра. Маленькая чужестранка оказалась умнее и сильнее, она превратила убийцу шинигами в мутную лужу, и это было приятно.
«Твое сердце уже ледяное», – сказала Юки-онна. Я резко хохотнула и поняла, что слышу себя.
– Рэн?
Я моргнула и оглянулась. Шепот прекратился, в воздухе пахло дымом и паленой плотью. Температура поднялась, но я дрожала так сильно, что перед глазами все плыло. Нивен и Хиро уставились на меня, брат сжимал мою прожженную одежду, а дух-рыбак держал горсть снега.
– Тебе больно? – спросил Нивен.
Я взглянула на руку, покрытую мутной слизью, и меня охватило отвращение. Я вытерла ладонь о подол. Хиро бросил мне на шею еще снега.
– Нет. А тебе? – Я увернулась от очередной порции.
– Все отлично, – ответил брат слишком поспешно. Нивен не мог искренне соврать даже ради спасения собственной жизни.
Прежде чем он успел запротестовать, я схватила его за запястье и перевернула ладонью вверх. Кисть приобрела гнилостный цвет, сморщилась и покрылась волдырями настолько, что казалось, неосторожное прикосновение могло бы отломить ее, как мертвую ветку. «Он сделал это для меня», – подумала я, ощутив внезапный прилив тошноты.
– Все в порядке, – повторил Нивен, слегка подергивая почерневшими пальцами. Его голос звучал чуть напряженно, но спокойно. – Уже заживает.
Я коснулась ладони брата, стараясь не причинить боли.
– Да ладно тебе, Рэн. – Нивен отдернул руку. – Говорю же, все хорошо.
Я взглянула на Хиро, на его посеревшие пальцы. Вероятно, тот сжимал кисть Нивена до самого конца. Три раненых бойца стояли на коленях посреди бесплодной деревни у склизких останков ёкай. Как забавно. Сцена из сказок моего детства, но вывернутая наизнанку.
Я сдержала смешок, пытаясь подавить рвотный позыв. Как возможно одновременно ощущать столь противоречивые чувства? Будто стоишь на грани гибели, но в то же время сильна и свободна? Я была бабочкой, угодившей в торнадо, ярчайшей вспышкой между днем и ночью, маленькой коричневой птичкой, что угодила в пасть лисы и теперь ждет, когда ее начнут терзать.