Глава 13
Ночной поезд уносил нас на запад. Я развернула книгу Хакутаку и раскрутила свиток до истории Исо-онна. Нивен спал рядом, склонив голову мне на плечо, а Хиро сидел напротив и провожал взглядом мелькающие деревья.
Я с нажимом водила пальцами по символам, как будто если пялиться достаточно сильно, то смысл станет ясен. Первое предложение прочла трижды, и то с трудом поняла, что оно значит.
– Помощь нужна? – спросил Хиро.
Я посмотрела на его отражение: за окнами поезда бежала ночь. Хиро все понял. То ли по заминке, то ли по моему смущенному виду он сообразил, что я почти безграмотная. Шинигами – и не умеет читать. Вот уж Идзанами обрадуется. Я отвернулась и опустила глаза.
– Да просто…
Я встряхнула головой, пытаясь придумать достойный ответ. Мысли занимали обвинения, брошенные Юки-онна, воспоминания о том, как мое лицо проявилось на гладкой маске снежной женщины, как ее тело стремительно растаяло в руках. Растаяло слишком быстро.
– Текст написан тысячелетия назад, – тихо и тепло сказал Хиро. – Наш язык с тех пор сильно изменился. Даже мне порой нелегко читать древние легенды.
Я осмелилась поднять голову. К удивлению, во взгляде духа-рыбака не было ни осуждения, ни насмешки. Хиро встал и скользнул на место рядом, мы втроем еле поместились на сиденье. Наши руки соприкоснулись, и теплая кровь Хиро почти обожгла меня, ведь я все еще мерзла после происшествий на горе.
– Да ты как ледышка! – воскликнул он и накрыл мои пальцы раскаленной ладонью. Я не смогла заставить себя отодвинуться.
– Это нормально, у жнецов довольно холодная кровь, – объяснила я. Хиро угукнул, но руку не убрал. Я непроизвольно прижалась к нему поближе, наслаждаясь теплом, точно мотылек на солнце. Никогда раньше стужа не была мне столь отвратительна. Благодаря тонкому слуху жнеца я слышала биение сердца Хиро. В холодных телах собирателей пульс бился медленно и ровно, а у шинигами стучал почти вдвое быстрее моего.
– Читай то, что понимаешь, – предложил дух-рыбак, – а я дополню.
Вместе, щурясь в бледном свете луны, льющемся через окно поезда, мы принялись за легенду об Исо-онна. Биение сердца Хиро отдавалось в ушах.
У берегов Такаоки есть усыпанный костями пляж.
Корабли, плывущие сквозь черные воды, часто терпят крушение у скал Такаоки. Выброшенные на берег моряки умирают от голода и жажды, ведь они уже не могут вернуться домой.
Однажды в песках появилась прекрасная женщина и поприветствовала моряков, что уцелели после кораблекрушения.
В ее длинных волосах, волочившихся следом, запутались морские звезды и водоросли. Незнакомка посмотрела на мужчин, и те впали в транс, не в силах думать ни о чем, кроме ее восхитительных глаз, зеленых, как морское стекло.
Спасшиеся подошли к прекрасной незнакомке, и тогда она распахнула рот и закричала. От этого вопля звезды содрогнулись на небе, и земля раскололась под ногами. Никогда человеческое ухо не слыхало звуков, подобных этой давно позабытой песне.
Не в силах сопротивляться голосу, моряки подходили ближе, и длинные волосы, словно тысячи черных рук, утаскивали их в море. Незнакомка топила мужчин в хладных водах и пила их кровь, а кости выплевывала на берег.
Исо-онна до сих пор заманивает мужчин в ловушку, точно паук. Ей не нужно охотиться, ведь жертвы сами приходят к ней. И когда приплывают, то уже остаются навсегда.
Дочитав последние слова легенды, я вздохнула. Ну почему Хакутаку не оставил четких инструкций, как победить ёкай?
– И в чем суть Исо-онна? – спросила я. – В голосе? Волосах? Или, может, крови?
– Все твои предположения разумны. Но которое верное, не знаю, – ответил Хиро.
Я побарабанила пальцами по свитку.
– У нас есть время над этим подумать, – добавил Хиро. – Когда мы приедем в Такаоку, будет еще слишком темно, чтобы брать лодку. Ну и ты вся вымазана в останках растаявшего монстра.
Я скривилась. Мое белое кимоно и вправду стало болезненно-серым.
– А что, переодевание поможет мне заколоть ёкай, точно свинью, отрезать ей волосы и перерубить голосовые связки?
Хиро пожал плечами.
– Убивать – твоя задача, поэтому выбирай любой способ в свое удовольствие, – ровным голосом ответил он.
– Никакого удовольствия я от этого не получаю.
– Разве?
Я нахмурилась и обернулась. Хиро пристально смотрел на меня. В слабом свете вагона прочитать выражение его лица было трудно, но чернота глаз сияла ярче ночного неба за окном.
– Тебе совсем не нравится убивать? – В голосе духа-рыбака зазвучали пугающие нотки.
Нравится ли мне убивать? Я вспомнила о Юки-онна, о том, что почувствовала, когда ёкай растаяла в моих объятиях. Будто я уничтожила справедливо, воздала чудищу по заслугам. Ледяная женщина осмелилась бросить мне в лицо жестокие слова, а теперь у нее больше не было рта. Что ужасного, если это доставило мне удовольствие?
Нивен застонал и пошевелился. Я отвернулась от Хиро, втихомолку радуясь, что появился повод не отвечать. Брат прислонился к окну, я сняла с него очки и положила на столик.
Хиро не заговаривал со мной до конца пути, но мне почему-то казалось, что он и так знает ответ. Часом позже поезд прибыл в Такаоку.
Мы вышли с вокзала. В городе царила темень, но воздух звенел от ударов молотков по металлу, а в окнах вспыхивали искры и тлели угли.
Хиро говорил, что Такаока – город из бронзы и меди. Теперь стало ясно почему: он звенел и лязгал, как большой станок, а работы продолжались до поздней ночи. Снаружи, под чистым черным небом, пахло огнем и расплавленным металлом. Фонари рыночной площади отбрасывали круги света на решетчатые окна, каждое из которых украшали кованые изделия – блестящие кастрюли и рисоварки, ложки и палочки для еды, крошечные Будды и цветочные вазы с замысловатыми узорами.
Полусонный Нивен то и дело натыкался на людей, поэтому мы с ним решили посидеть на невысокой каменной ограде станции, пока Хиро разыщет место для ночлега. Позади нас о стену плескались воды Восточного моря[7], сверху тонким серпом сияла луна. Небо было тускло-черным, тьму рассеивали фонари и лунный свет. После посещения Ёми земные ночи больше не казались темными. Я снова подумала, не смотрит ли мама на эту же луну, но отогнала мысль прочь и придвинулась ближе к Нивену. Вот когда стану настоящей шинигами, у меня появится достаточно времени, чтобы найти мать.
Жители Такаоки глазели на нас, замедляя шаг и с любопытством оборачиваясь, желая рассмотреть получше. Сколько лет должно пройти, пока японцы привыкнут к иностранцам? По правде говоря, страна открылась для Запада не так уж давно, к тому же мы были без верхней одежды, ведь я сожгла три пальто.
Нивен сидел, обхватив подтянутые к груди ноги. Его ладонь, все еще серая и безжизненная, безвольно свисала.
– До сих пор холодно?
Брат покачал головой, отрешенно уставившись на вокзальную толпу. Его молчание и то, что он сел поодаль, давало понять, как сильно бедняга старается держать себя в руках, не разлететься на тысячи осколков. Всякий раз, когда Нивен пытался подавить страх и притвориться бесстрастным, как полагается жнецу, его глаза серели и он почти впадал в ступор. Ёкай напугала брата сильнее, чем я думала, и теперь он буквально разваливался на части.
Как же эгоистично с моей стороны было тащить его сюда. А еще я очень злилась на себя, потому что даже сейчас ни капельки об этом не жалела.
– В этом городе все заняты обработкой металла, – произнесла я после тяжелого молчания. – Наверное, и шестеренки делают. Может, удастся найти часовщика.
Я полагала, что это взбодрит брата, но тот лишь сильнее охватил колени.
– И как мне с ним объясняться, а? – Нивен закрыл глаза.
Я знала, каково это – ощущать на своих плечах всю тяжесть мира. Но не догадывалась, что хочет услышать Нивен, что может его успокоить. Я же не заставлю японцев говорить по-английски. Можно было, конечно, отправить брата домой, но ведь он снова и снова повторял, что не хочет уезжать.
Нивен вздохнул и свесил ноги вниз.
– Извини. Просто… – Он покрутил серую ладонь, согнул и разогнул пальцы. – А что, если следующее чудовище будет еще хуже?
– И его прикончим.
Скривившись, Нивен наконец поднял на меня глаза.
– Ты так говоришь, словно убить Юки-онна оказалось проще простого. Словно это не был кромешный ужас.
– Не говорила я ничего такого.
Брат расстроился еще больше. Он тяжело вздохнул и поднял голову к небу, будто взывая к богу о помощи.
– А что ты хочешь услышать, Нивен? «Все в порядке, не переживай»?
– Не надо врать. – Брат снова закрыл глаза.
– Тогда чего ты ожидаешь?
– Сочувствия? Понимания, как мне нелегко? – рявкнул Нивен, теребя цепочку часов.
Я уставилась на брата во все глаза. Внезапная вспышка гнева так ошеломила меня, что слова на ум не шли. Я ожидала, что Нивен продолжит разглагольствовать, но он вызывающе смотрел на меня, ожидая ответ.
– Я знаю, тебе нелегко, – медленно произнесла я. – Это все, что ты хотел услышать?
Нивен хмыкнул и покачал головой. Казалось, мы ведем беседу на разных языках.
– Я ничего не знаю об этих монстрах, – сказал он, вцепившись в край ограды побелевшими пальцами. – Не понимаю, что они говорят, что говорят все вокруг, кроме тебя и Хиро, да и то когда он соизволяет вспомнить английский. Все играют по непонятным правилам и глазеют на меня. Мне здесь не место, Рэн, я так растерялся и…
– Стоп. – Я подняла руку, словно могла управлять потоком слов подобно пламени фонаря. Мой мрачный тон остановил брата, но в то же время привлек внимание нескольких прохожих. – Ты жалуешься мне, что чувствуешь себя изгоем? Именно мне?
Нивен сгорбился, гнев покинул его, глаза мгновенно выцвели до блекло-серого.
– Я рассказываю тебе, Рэн, потому что надеюсь найти понимание.
– И как я должна реагировать? Могу поздравить: теперь ты на своей шкуре почувствовал, как я жила столетиями! – Я вскочила.