дами.
– Я стану шинигами, – прошептала я, – и Хиро тоже. И не позволю переубедить себя.
Нивен вздохнул, сел и потер грудь. Лиса запрыгнула к нему на колени и начала лизать руки.
– Для меня неважно, кто ты, – прошептал брат. – Ты всегда будешь Рэн.
Я покачала головой, не в силах понять, почему оставаться Рэн и только Рэн должно быть достаточно. Мы сидели на земле, пара метров между нами казались пропастью в тысячу миль.
– Я сделаю, как ты хочешь, – спустя длительное время произнес Нивен. – Если ты считаешь, что Хиро надо привести к Идзанами, так тому и быть.
Я кивнула, но уступка брата не вызвала радости. Я знала: он все еще не понимает.
– Ты ведь и меня возьмешь? – спросил Нивен очень тихо.
Я обернулась. Он шарил по земле, пытаясь нащупать очки.
– Возьму тебя? – повторила я, ощущая в горле боль и желчь, послевкусие смерти.
– Когда пойдешь во дворец, ты же не оставишь меня одного в темноте?
Я вздохнула и встала, однако не подала ему руки.
– Конечно, возьму.
Мы молча пошли по тенистым полям, а я все не могла избавиться от ощущения, что в очередной раз безвозвратно разрушила что-то дорогое.
Глава 20
Мы снова вошли в Ёми. Небо было еще темнее, чем в первый раз. Абсолютная тьма не просто скрыла нас, а будто полностью стерла. Ночь впивалась в кожу, словно пытаясь сожрать.
Пальцы Нивена вцепились в мою руку, и пусть я не хотела, чтобы он прикасался ко мне, спорить все равно не собиралась. Брат не отпускал меня, пока я не зажгла один из многочисленных фонарей в храме на берегу реки Ёми. Впрочем, это почти не разогнало тяжелый мрак. Я едва могла разглядеть Хиро в круге света. Тамамо-но Маэ ничего не сказала о сгустившейся тьме. Она шла рядом с Нивеном, держа его за руку.
– Что тут случилось? – спросила я вслед шаркающим по песку шагам Хиро.
– Ты о чем? – Ответ, казалось, прозвучал издалека, хотя нас разделяла всего пара метров.
Почему на этот раз Хиро не взял фонарь?
– Сейчас темнее, чем раньше. Я почти ничего не вижу.
– Если погасишь свет, будет лучше.
– Хиро!
Дух-рыбак зашлепал по воде. Я услышала, как Нивен остановился, чтобы посадить кицунэ на спину.
– Тьма усиливается и ослабевает вместе с силой богини, – объяснил Хиро, медленно ступая по мелководью. – Теперь, когда три могущественных ёкай покинули Землю, мрак стал сильнее.
Нивен шумно сглотнул позади.
Хиро провел нас сквозь непроглядную тьму к причалу и отвязал лодку, чтобы отвезти всех четверых в Ёми. Он забрался первым, бесстрастно глядя на черную реку, затем Нивен усадил внутрь ёкай и сам прыгнул следом, перемахнув через борт. Последней в лодку села я.
Хиро без комментариев оттолкнулся от причала, медленно волоча весло по воде, словно река превратилась в смолу. Вскоре он принялся напевать ту же жуткую колыбельную, которая переправила нас на другой берег во время первого путешествия. Мелодия запуталась в ветре, эхом отражаясь от стеклянной поверхности воды и бесконечного купола небес.
Но на этот раз после первых нот колыбельную подхватила девочка. Мне никогда не приходило в голову, что у песни есть слова, но ёкай пела их, пока Хиро молчал.
В водах холодных кои плывет золотой,
Пусть море уносит тебя далеко-далеко.
Не возвращайся домой.
Кои бескостный одолевает пороги,
Из темноты выкована твоя чешуя.
Жабры наполнены пеплом.
Проклятый кои, ты одинокий кои.
Выброси тело на берег и умирай.
Пусть твои кости река обглодает.
Когда Хиро напевал эту мелодию, она звучала тоскливо и одиноко. Но голос ёкай выводил ее как песню неминуемой гибели. Я повернулась к брату, но тот не разделял мою тревогу – слишком плохо понимал японский.
– Откуда ты знаешь эту песню? – спросила я Тамамоно Маэ.
Наверное, прозвучало грубо, потому что Нивен бросил на меня мрачный взгляд.
– Просто знаю и все, – пожала плечами девочка.
– Что это за песня? – обернулась я к Хиро.
Тот молчал с минуту, делая гребки в темноте.
– Это очень старая колыбельная, – наконец ответил он с видимой неохотой. – Ничего удивительного, что ёкай слышала ее раньше. Кицунэ не так юна, как кажется. Наверное, воспоминания всплывают.
– Но почему ты ее поешь? – настаивала я.
Хиро продолжал грести, держась ко мне спиной.
– Говорят, это колыбельная Идзанами, – наконец ответил он. – Богиня пела ее своим детям, а те своим и детям своих детей. Давным-давно шинигами напевали ее в тихие ночи, когда приходили в деревни собирать души, чтобы люди знали: пора запирать двери. Но теперь колыбельная обещает только безопасный переход в Ёми через реку.
Пожалуй, это объясняло, почему мелодия звучала так знакомо – наверное, мама пела мне ее в детстве. Но это было невозможно. Я тряхнула головой, чтобы прогнать мысль, не обращая внимания на приподнятую бровь Нивена. Наверное, ложное воспоминание. Зачем матери петь младенцу, которого она собирается отдать?
– И что эта песня значит? – поинтересовалась я, уставившись в пустоту.
– Спроси Идзанами, – нарочито беспечно бросил Хиро. Я догадалась, что тот знает ответ.
Он снова начал напевать. На этот раз ёкай промолчала.
Мы двинулись через центр города. Свет казался немного тусклее, чем мне запомнилось в прошлый раз. Когда мы оставили фонари на краю темноты и направились к храмам, в меня вцепился Нивен, другой рукой крепко прижимая к себе ёкай. Его прикосновение тяготило, будто железные кандалы.
За пределами городских огней клубился холодный океан ночи, каждый вдох наполнял легкие горечью. Чем дальше мы заходили, тем тяжелее становилась тьма, она вжимала нас в грязь, словно предупреждая не идти дальше.
По уговору, как только дворцовый страж откроет портал, мне следовало остановить время, чтобы мы проскользнули незамеченными. Я бы предпочла оставить ёкай снаружи, как можно дальше от всевидящего взгляда Идзанами, но Нивен отказался, а я обещала, что не брошу его. Значит, внутрь придется войти вчетвером. И снова я рисковала всем из-за сердобольного братца.
Наконец мы добрались до садов, где земля уступила место прохладной плитке, устилающей дворцовую площадь. Я ждала стража, затаив дыхание, но он не появлялся.
– Я пришла поговорить с Идзанами, – сказала я в темноту.
Ответа не последовало. Я оглянулась и посмотрела на смутные очертания Хиро, Нивена и кицунэ. Брат прижимал девочку к груди и беспокойно всматривался во мрак, а Хиро встретил мой взгляд, но ничего не сказал.
Я повернулась и сделала еще один шаг в сторону дворца. Что-то зажужжало у меня над ухом. Я отмахнулась, но жужжание только стало громче. Тьма превратилась в тысячу мошек, которые роились вокруг лица, стараясь заползти в уши и рот.
Я выплюнула их и снова попыталась отмахнуться. Мошки тут же разлетелись и соединились в очертания стража. Размытый человеческий силуэт навис надо мной. Он казался темнее, чем окружающий мрак, пульсировал и клубился по краям.
– Вижу, ты вернулась, – изрек страж.
– Я выполнила задание, – ответила я, ковыряясь в ушах, которые все еще зудели от призрачных насекомых. – Отведи меня к Идзанами.
Я ожидала, что страж отступит назад и откроет во тьме портал, но он исчез, как только стихли мои слова. И в этот момент пронзительно завизжала ёкай.
Я обернулась. Девочка шлепнулась в липкую тьму, которая тянула ее за волосы, ползла на руки и обвивалась вокруг туловища. Нивен держал кицунэ, застыв от ужаса в полном ступоре.
– Прекрати! – прикрикнула я, набрасывая на ёкай покрывало непроглядной тьмы. Тень неохотно отступила, не в силах проникнуть сквозь еще более густую черноту.
– Какое прелестное дитя ты так жестоко утащила во тьму, – пророкотал страж, превращаясь в человекоподобную фигуру.
– Мне нужно увидеть Идзанами, – повторила я, загородив от него ёкай, а сама старалась говорить спокойно, будто рядом вовсе не было кицунэ.
Не хотелось, чтобы страж обратил на нее внимание или, еще хуже, стал задавать вопросы. Я уже пожалела, что взяла лису с собой. А если страж расскажет Идзанами, дескать, мы притащили в Ёми ребенка? Он, может, и не опознал оборотня, но от Идзанами не стоит ждать подобной неосведомленности.
У охранника не было лица, поэтому я никак не могла угадать его мысли. Силуэт долгое время мерцал и колебался, затем сделал шаг назад и пробил дыру в темноте.
– Заходи. – И он приоткрыл покров ночи.
Нивен напряженно и выжидательно глядел в мою сторону. Хиро мягко улыбнулся, и это успокоило меня больше любых слов.
Я достала часы брата и заморозила двор. В полной темноте не было заметно никаких изменений, но я почувствовала, как весь мир затаил дыхание. Я тронула Хиро, затем Нивена, прикосновение которого разбудило ёкай, и все трое проскользнули через портал.
Как только они оказались внутри, я отпустила время, бросила последний взгляд на стража и шагнула во тьму.
Мир перевернулся, ночь потянула меня за волосы и зубы, словно изучая. Ее призрачные руки дрожали под кожей и ласкали каждую косточку, вызывая прикосновениями озноб. Наконец тьма выплюнула меня на деревянный пол коридора. Должно быть, я снова оказалась за пределами тронного зала Идзанами, потому что воздух давил каменной тяжестью еще сильнее, чем в первый раз.
Хиро, Нивен и ёкай кучей лежали на полу и пытались подняться, сопротивляясь сокрушительному давлению смерти. Когда раздался жужжащий звук, я толкнула Нивена с кицунэ к стене, а сама встала перед Хиро, накинув на троицу завесу плотной тьмы ровно в тот момент, когда теневой страж шагнул через портал и захлопнул его.
Призрак даже не взглянул в нашу сторону, сразу проскользнул сквозь дверную щель в тронный зал Идзанами, будто чернила протекли внутрь. Я напряженно вздохнула. Получилось. Мы все добрались до дворца, через несколько мгновений я снова предстану перед Идзанами и наконец получу то, о чем мечтала всю свою жизнь.