Но мама не сказала бы ничего подобного, потому что никому не отдавала свое дитя.
Возможно, она любила меня, но теперь я никогда об этом не узнаю.
Я закрыла глаза и представила себе мир, в котором мама сбежала из Японии вместе с отцом. В моем сознании нарисовалась совсем другая история Рэн Скарборо. В этой истории маленькая Рэн не прижималась ухом к стене, чтобы подслушать сказки, которые на ночь читали ее брату, – ведь родители читали сказки и ей тоже. А потом они обнимали эту маленькую девочку, пока она засыпала. Мама научила ее контролировать способности шинигами, поэтому Рэн никому не причинила вреда. Ей не пришлось бежать в Японию, чтобы стать убийцей. Она выросла сестрой, которую заслуживал Нивен, дочерью, на которую Эмброуз не злился, а, напротив, изо всех сил старался защитить. Одноклассники не всегда понимали ту Рэн, но родители обнимали ее, если она плакала, а отец жаловался в Верховный совет, услышав об издевательствах, и она никогда не сомневалась, что ее жизнь имеет ценность.
Но эта история не будет моей. Я навсегда останусь ходячим проклятием смерти с гниющим сердцем, потому что Идзанами отняла у меня все.
– Итак, Рэн с Якусимы, – медленно произнесла Идзанами, – ты еще хочешь стать шинигами?
Горячие слезы капали на мои распластанные по полу руки.
Нет, я не хотела. Я не желала работать на кошмарную Идзанами, по чьей вине провела последние полтора века в Лондоне изгоем, на ту, которая убила мою мать.
Но больше никто в мире не хотел меня признавать. Жнецом мне теперь не быть. Я могу стать шинигами или вообще никем. Мысль о том, чтобы превратиться в ничто, страшила больше смерти.
– Да, – прошептала я, сдерживая рыдания, а мое сердце кричало: «Нет, нет, нет!» Это было в десять раз унизительнее, чем сцена на грязной лондонской улице, где мне угрожали старыми ножницами. Я чувствовала себя подвальной крысой, которой больше некуда ползти, и Идзанами это знала.
– Отлично, – воскликнула богиня. – А теперь отдай мне свои часы.
Мои слезы высохли. Я взглянула сквозь плотную тьму, чувствуя, как тело внезапно онемело.
– Что? – прошептала я, ощущая в кармане тяжесть серебра и золота. – Откуда ты узнала…
– Я все знаю о безделушках жнецов, – ответила Идзанами. – Может, я и стара, но у меня тысячи глаз и ушей, которые бродят по всей земле. Могу с уверенностью сказать, что моим шинигами часы не нужны.
Я сглотнула, хотя в горле царапало как стеклом, не слыша ничего, кроме тихого тиканья в кармане. Так вот какова была истинная цена звания шинигами.
Еще недавно для меня это не имело никакого значения. Я отпилила бы себе руки, если бы Идзанами сочла их руками жнеца, сделала бы все, чтобы стать частью Японии. Я знала только крошечную уродливую Англию и ее злых жнецов с черными, как смоль, сердцами. Но эта земля кишела чудовищами и разваливалась на части от жадности богини. Я объездила всю Японию, однако так и не смогла победить ни тьму Ёми, ни жестокость людей. Везде в мире был свой собственный ад.
– Если ты решишь не становиться шинигами, – продолжала Идзанами, – мои стражники выведут тебя из Ёми. Тебе больше не будут рады в моих владениях.
Я сунула руку в карман, провела пальцами по зазубринам и вмятинам на холодном серебре часов Нивена, по следам укусов, по звеньям цепочки.
«Ну хоть я тебе брат или нет? Если ты порвала все связи с Лондоном, то кто тогда я?» – так сказал Нивен.
Я пыталась убедить себя, будто отдать часы брата – не то же самое, что разорвать связь с ним, но сама мысль казалась ложью. Без часов мы были не жнецами, а просто людьми с неестественно длинной жизнью. Я вспомнила о своем собственном хронометре, затерянном где-то под скалами Такаоки, и от стыда у меня свело живот. Я была так занята – рубила ёкай на куски, влюблялась в Хиро и жертвовала всем ради звания шинигами, – что даже не задумывалась о последствиях. И теперь должна была отдать часы Нивена? Возможно, он придумает, как сделать новые, но кто знает, сколько времени это займет и смогут ли они сравниться с часами, которые ему подарил Эмброуз.
Ясно, что брат подумает, когда все узнает: мол, я решила, Нивен недостаточно хорош и больше мне не нужен. Невозможно отделить собирательницу от сестры, ведь целое столетие бок о бок с братом я была и тем и другим. Пусть мы оба стали изгоями и разочаровали семьи, пусть я старалась стереть лондонские годы и возродиться как Рэн из Якусимы. Но не будь я когда-то Рэн-из-Лондона, у меня не было бы такого брата.
Жестокая несправедливость: после всего, что я сделала ради Идзанами, она хочет большего. Как смеет богиня требовать часы, ведь без мощи жнеца я погибла бы задолго до встречи с ней. Я победила Юки-онна и Исо-онна не потому, что оказалась исключительно сильной шинигами, а потому, что была жнецом.
– Мое терпение не безгранично, Рэн, – напомнила Идзанами.
Я сжала часы Нивена, и они затикали еще громче, словно о мою ладонь билось сердце. Ведь именно об этом я и просила. Стать чем-то цельным, пусть даже мерзким и темным. Я так хотела сама выбирать, кем мне быть, но сейчас стояла перед несправедливым выбором.
Я медленно отстегнула цепочку от одежды и сказала себе:
«Это неважно. Все хорошо, ты цела, это вообще не имеет никакого значения».
Я толкнула часы по циновке, металл выскользнул из руки, и внутри все оборвалось, но было уже поздно. Корпус заскрежетал по полу, Идзанами схватила его, ногти или кости звякнули о серебро. Чтобы не издать ни звука, я отчаянно сжала челюсти, и сила смерти, сокрушающая череп, скрежетнула по зубам. Вот чего ты хотела, Рэн. Твое желание исполнилось.
– Стражники отведут тебя в новое жилище, – сказала богиня. – Завтра вернешься сюда, чтобы встретиться с опытным шинигами, который научит тебя собирать души. Твой брат волен выполнять любую работу в Ёми, если не будет мешать службе моих шинигами. А теперь иди.
После решения Идзанами смерть потащила меня обратно к двери.
– Подождите! – Я вцепилась в тростниковые циновки.
Под свинцовым весом смерти не получалось даже вытереть слезы с глаз, поэтому я пыталась проглотить горечь и не обращать внимания на стекающую по лицу влагу.
Мне пришлось из последних сил сдержать эмоции, потому что осталось еще одно дело.
– Говори быстрее, – сказала Идзанами. – Я устала от этой беседы.
– Выполнять задание мне помогал один шинигами. – Я заставила себя поднять глаза. – Прошу, пусть его вознаградят так же, как и меня.
Идзанами молчала невыносимо долго.
– Кто? – уронила она, и комната стала нагреваться.
Я сглотнула, горло перехватило.
– Его зовут Хиро.
Температура в комнате резко повысилась, на мгновение показалось, что я теряю сознание от прилива жара и запаха гнили.
– Не трать мое время! – загремела богиня, и язык смерти расколол половицы. – Я уже говорила, у меня нет шинигами с таким именем!
– Как ты можешь отвергать его даже сейчас?
– Я никого не отвергаю! У меня нет и никогда не было шинигами по имени Хиро.
Дверь в тронный зал распахнулась, хлопнув о деревянные стены. В проеме появился бледный круг мерцающего пламени свечи.
– Но у тебя есть шинигами по имени Хируко.
Я начала оборачиваться на звук голоса Хиро в дверном проеме, но замерла, когда его слова эхом разнеслись по темноте.
– Хируко? – прошептала я.
И тогда кусочки головоломки начали складываться в цельную картину. Все, что Хиро когда-либо говорил мне, что должно было вызвать подозрения. Он был искалеченным духом-рыбаком из прибрежного города, старше самого времени. Другие шинигами называли его «пиявкой», а начертанное на позвоночнике имя не гласило «Хиро».
«У Идзанами есть дети?» – спросил Нивен, когда мы вошли в деревню Яхико.
«После того как богиня испортила собственную свадьбу, она родила двоих детей без костей», – ответила я, пока Хиро вглядывался в горизонт, беспокоясь, как мне показалось, из-за Тамамо-но Маэ. Но дух-рыбак молчал не из-за ёкай, а потому, что я почти раскрыла его тайну. Он прекрасно знал: первых двух детей Идзанами звали Авасима и Хируко.
Согласно синтоистским легендам, прежде чем Идзанами и Идзанаги создали Японию, они совершили ужасную ошибку. Для бракосочетания боги построили небесный столп и большой дворец, но во время церемонии Идзанами нарушила традицию, заговорив раньше мужа.
В наказание за проступок ее первый сын родился без костей. Боги назвали его Хируко, «личинка пиявки», и пустили по морю в лодке из тростника.
Дитя выбросило на берег в Эдзо, где его вырастили люди. Большая часть костей, хоть и не все, восстановились. Он стал великим богом рыбаков, которого назвали Эбису, и на этом легенда о Хируко должна была закончиться.
Но сказки умолчали об остальной части истории – что первенец Идзанами взял новое имя и вернулся в Ёми.
Хиро пересек темную комнату, а у меня в горле заклокотала огромная печаль. Я доверилась ему, а он солгал. Я закусила губу и крепко прижалась к циновке, желая раствориться в темноте.
– Как ты проник в мой дворец? – произнесла Идзанами. По комнате разлилось тошнотворное тепло.
– Это действительно первое, что ты хочешь сказать мне спустя тысячелетия? – отрывисто произнес Хиро. – Разве ты не рада возвращению первенца?
– Как ты вообще можешь ходить? – Возмущение Идзанами вскипело в воздухе. – Я думала…
– Я многому научился без тебя. – Хиро нахмурился и шагнул ближе, его круг света приблизился к скрытой фигуре Идзанами.
– Как ты осмелился принести огонь в мою священную тьму? – вскричала богиня, но ее уверенность поколебалась, мощь отступила под угрозой.
– Ты боишься того, что я увижу, когда поднесу к тебе пламя?
– Хиро, – прошептала я. Он оглянулся, его ярость смягчилась. – Что ты делаешь?
– Показываю матери, кем я стал. – И Хиро снова обратил взгляд на мать. – Достоин ли я теперь твоей милости, мама?
Свет замерцал в опасной близости от трона Идзанами.
– Мой дорогой Хируко, – прошептала богиня. Нежность ее голоса утихомирила ярость духа. – Ты стал моей первой и самой серьезной ошибкой. В моих руках была вся магия богов… сила, способная создать мир… и все же я не смогла излечить тебя.