Он показал на линялый ватный "мех" вокруг шеи.
- Я хочу, мистер Данди, - сказал он, отвернувшись. - Я хочу, чтобы только на одно Рождество... только одно... я мог увидеть их неимущих, оборванных, ни на что не надеющихся и ни о чем не мечтающих... только один раз... мне бы хотелось увидеть, как смирение будет царствовать на Земле.
Кривая усмешка появилась снова, когда он посмотрел на свои костлявые руки, потом на мистера Данди.
- Вот почему я пью, мистер Данди, и вот почему я плачу.
Он испустил глубокий вздох, странная кривая усмешка застыла на его лице. Повернувшись, он проталкивался по проходу мимо перешептывающихся продавщиц и усталых покупателей, смотревших на этот символ Рождества, который был намного более усталым, чем они.
Генри Корвин шел по авеню мимо 104-й улицы. Он чувствовал холодный снег у себя на лице и отрешенно смотрел на праздничные окна магазинов, мимо которых шел. Когда он дошел до угла, то направился к салуну, идя очень медленно, спрятав руки под мышками.
Он свернул за угол и пошел по переулку к задней двери бара, и именно тогда до него донесся этот звук.
Это был странный звук. Бубенчики или что-то в этом духе. Но очень странный. Какой-то приглушенный и неясный. Он остановился и посмотрел на небо. Затем улыбнулся самому себе и покачал головой, уверяя себя, что бубенчики, или что там еще, возникли в его собственном сознании, в усталом, одурманенном виски сознании. Но через секунду он снова услышал бубенчики, на этот раз более продолжительно и громче.
Корвин остановился возле грузовой платформы для оптовой продажи мяса. Он снова с интересом посмотрел в небо. Кошка, вдруг выпрыгнувшая из-за бочки и с воем промчавшаяся мимо него по снегу, заставила его вздрогнуть. Она побежала к другой платформе на противоположной стороне, перепрыгнула через мусорный бак и уронила мешок, почему-то лежавший поверх мусора. Потом она исчезла в темноте.
Мешок упал Корвину под ноги, и из него высыпалось несколько мятых консервных банок. Корвин нагнулся, поправил мешок и засунул банки назад. Затем он перекинул мешок через плечо и понес их к платформе. На полпути туда он снова услышал колокольчики. На этот раз четче и намного ближе.
И снова он остановился и широко открытыми глазами посмотрел на небо. К звуку колокольчиков присоединился еще один. Корвин не мог описать его, но мысленно отметил, что он походил на удары маленьких копыт. Он очень медленно уронил мешок с плеч, тот упал еще раз, и его содержимое высыпалось на землю. Корвин посмотрел на него, моргнул, потер глаза и смотрел не отрываясь.
Из мешка выглядывали кабина грузовика и нога, и рука куклы.
Было очевидно, что в мешке полным-полно игрушек. Он упал на колени и стал рыться в мешке, достав по очереди грузовик, куклу, игрушечный домик, коробку с надписью "Электропоезд", и остановился, поняв, что в мешке лежат только игрушки. Он удивленно вскрикнул и торопливо побросал игрушки назад в мешок. Он перебросил его через плечо и медленно побежал к улице, спотыкаясь и останавливаясь, чтобы поднять упавшую игрушку. Он почувствовал, как слова клокотали в нем и наконец вырвались наружу.
- Эй! - крикнул он, поворачивая на 111-ую улицу. - Эй, люди! Эй, дети - Веселого Рождества!
Миссия на 104-й улице была большим неприглядным и скучным местом, гнетущим глаз и умерщвляющим душу. Ее главная комната представляла собой прямоугольник, почти лишенный мебели. Здесь рядами стояли неудобные скамьи с прямыми спинками, а в дальнем конце стоял орган и было небольшое возвышение. Большие лозунги с поучениями типа "Возлюби ближнего своего", "Вера, Надежда и Любовь", "Что посеешь, то и пожнешь" покрывали стены.
Около двух десятков стариков сидели на скамьях. Скамейки были широко расставлены по залу. Некоторые из присутствующих держали дешевые чашки, наполненные дрянным кофе. Они сжимали их руками и наслаждались теплом, давая пару подниматься к их заросшим щетиной лицам.
Они носили печать старости и бедности, отчаянные одинокие старики, чья жизнь как-то быстро и неприметно превратилась в фальшивые зубы, дрянной кофе и эту неприглядную комнату, где продавали религию и жидкую кашу в обмен на последние остатки достоинства.
Миссию возглавляла сестра Флоренс Хорвей. После двадцати четырех лет она начала сливаться со стенами, скамьями и жалкой атмосферой. Это была высокая угрюмая старая дева, в уголках ее рта пролегали глубокие складки. Она с какой-то отчаянной силой била по клавишам, громко, но плохо играя мрачный рождественский хорал, в котором была если не музыка, то дух.
С улицы ворвался старик и начал шептать что-то старику, сидящему на последней скамье. Через мгновение все присутствующие начали перешептываться и показывать на дверь. Сестра Флоренс заметила волнение и попыталась заглушить eго, играя еще громче, но к этому времени все были на ногах, громко разговаривали и жестикулировали. Наконец сестра Флоренс взяла нестройный аккорд, поднялась и посмотрела на стариков.
- В чем дело? - раздраженно спросила она. - Что за шум? Что за суета?
Старик, первым сообщивший новость, снял шапку и нервно мял ее в руке.
- Сестра Флоренс, - робко сказал он, - я ни капли в рот не взял с прошлого четверга, и это - истинная правда! Но я клянусь вам, что видел это собственными глазами - по улице идет Сайта Клаус и раздает всем то, что они желают!
Послышались приглушенные восклицания другого старика.
Тусклые и печальные глаза засверкали. Уставшие старые лица оживились, а голоса заполнили комнату.
- Сайта Клаус! .
- Он идет сюда!
- И он несет нам все, что мы пожелаем!
Дверь, ведущая на улицу, распахнулась, и в миссию вошел Генри Корвин. Его лицо было красным, глаза сияли, а на плече был мешок, в котором виднелись ярко упакованные вещи.
Корвин поставил его на пол, взглянул на стариков, сияя глазами, и сделал типичный для Сайта Клауса жест - приложил палец к носу.
Потом с улыбкой осмотрел комнату и булькающим от возбуждения голосом сказал;
- Джентльмены, сегодня - канун Рождества, и моя задача - сделать праздник веселым. Что хочется вам?
С этими словами он указал на одного из стариков. Тощий маленький беззубый старичок удивленно показал на себя.
- Мне? - спросил он хрипло и облизал губы. - Я мечтаю о новой трубке.
Старичок затаил дыхание.
Корвин не глядя залез в мешок и извлек округлую пеньковую трубку.
Послышались возгласы удивления, когда старик взял ее дрожащими руками и молча уставился на нее.
Корвин обратился-к другому старику.
- Как насчет вас?
Этот старичок несколько раз открывал и закрывал рот, прежде чем смог проговорить дребезжащим голосом.
- Может быть, может быть, шерстяной свитер?
Корвин сделал широкий театральный жест. Он возвестил:
- Шерстяной свитер у вас будет. .
Когда его рука уже была в мешке, он поинтересовался:
- Ваш размер?
Старик вскинул тощие руки с голубой сеточкой вен.
- Какая разница?
Из мешка появился свитер с высоким воротом, и старики столпились вокруг Корвина. В их слабых голосах слышалась надежда.
- Может, еще один свитер?
- Как насчет курительного табака?
- Пачка сигарет!
- Новые туфли!
- А можно смокинг?
И каждый раз Корвин находил желаемое, просто засунув руку в мешок. Он не видел сестру Флоренс, злобно смотревшую на него из толпы. Потом она протолкалась к Корвину.
- А теперь объясните, в чем дело, - язвительно спросила она. - Что за мысль прийти сюда и прервать музыкальную службу в канун Рождества?
Корвин громко засмеялся и захлопал в ладоши.
- Моя дорогая сестра Флоренс, не проси у меня объяснений. Я не могу это объяснить. Я в такой же тьме, как все остальные, но у меня здесь есть сумка Сайта Клауса, которая .каждому дает то, о чем он мечтает под Рождество. И пока сумка отдает, я достаю из нее подарки!
Его глаза увлажнились, когда он снова полез в мешок.
- Ты хочешь новое платье, сестра Флоренс?
Худая костлявая женщина неодобрительно повернулась на каблуках, но не раньше, чем успела увидеть огромную нарядную коробку, которую Корвин достал из мешка.
И снова раздались возгласы стариков, мягкие, жалобные, настойчивые, и следующие пять минут Корвин только и делал, что доставал вещи из мешка. Это длилось до тех пор, пока комната не стала походить на магазин в день учета.
Корвин не видел, как сестра Флоренс привела полицейского. В дверях она указала на Корвина, и полицейский протолкался к нему.
Дойдя до Сайта Клауса, он завис над ним, как символ всех законов и порядков мира. Он опустил руку на плечо Корвина.
- Это Корвин, не так ли? - спросил он.
Корвин встал и улыбнулся так широко, что у него заболела челюсть.
- Генри Корвин, сержант, - ответил он и засмеялся от восхищения. - По крайней мере, был Корвином. Возможно, сейчас это Сайта Клаус или Рождественский дед - я не знаю.
Полицейский решительно взглянул на него и понюхал воздух.
- Ты пьян, Корвин, не так ли?
Корвин снова засмеялся, и его смех был настолько восхитительно богатым, победным и заразительным, что все старики присоединились к нему.
- Пьян?! - кричал Корвин. - Разумеется, я пьян! Естественно, что я пьян! Я пьян Святочным духом! Я отравлен чудом кануна Рождества! Я опьянел от радости и восхищения! Да, сержант, во имя Господа, я пьян!
Беззубый старик тревожно осмотрелся:
- Так что он пил?
Полицейский поднял руки и в наступившей тишине многозначительно пнул мешок.
- Мы можем быстро уладить все это, Корвин, - сказал он. - Ты просто покажи мне чек на эти вещи.
Улыбка Корвина стала чуть унылой.
- Чек? - спросил он и сглотнул слюну.
- Чек!
Старики улыбались друг Другу, кивали и перемигивались, потом с улыбкой надежды повернулись к Сайта Клаусу.
Но Корвин не кивнул. Он с трудом сглотнул и покачал головой.