— Елена, ты хорошо ее знала?
— Зою? Только по сплетням. Уже здесь познакомилась поближе… ненадолго, правда. А раньше видела только в новостях по тэвэ и в «Елисейских полях». То она открывает выставку, то магазин, то благотворительный фонд, то посещает Дом малютки. Для Мишки это шанс… был.
— Почему?
— Да он же полнейший ноль! Слабак! Раньше подавал надежды, засветился на выставке молодых дарований… Рубан заприметил, обласкал, приблизил, взял под свое крыло. Он вообще молодняк любит, чувствует себя с ними моложе. Встречается с молодыми мастерами, выступает в художественном колледже… он у них там почетный академик, даже кружок ведет. Демократичен, доступен, щедр душой. Обожает быть любимым. А Мишка страшный сноб и вообще неприятная личность. Высокомерие, гонор, все вокруг пигмеи, а я гений… перед Рубаном прогибается будь здоров, разве только за пивом не бегает. А Рубан таскал его по столицам да по заграницам, представлял сменой, талантом, будущим. Делал ему имя. Ну, тот и поверил, что не хуже. А то и лучше. И зависть! Было заметно, что завидует, считал, что засиделся в тени Мэтра, что тот его вроде как держит при себе на коротком поводке, в своей тени, а он перерос и хочет на вольные хлеба. Зоя рассказывала, что он не хотел ехать сюда, в эту дыру, но не посмел отказать Мэтру. Лучше бы остались дома, ей-богу. Вот так, живешь и не знаешь, где тебя настигнет… Бедная Зоя! Она была Мишкиным выигрышным билетом, с ее связями он бы взвился ракетой. Стал бы клепать скульптурные портреты местных нуворишей. Зоя, помню, на одном из ток-шоу рассказывала, что известный скульптор Михаил Барский, талантливый ученик великого Мэтра, создает в мраморе ее образ. Такая вот реклама, ни больше ни меньше. Портреты в костюмах исторических персонажей в перьях и коронах у них уже есть, а бюстов в мраморе пока нет. Дел непочатый край. Кроме того, художественные надгробия в стиле ампир, модерн и авангард. Они бы развернулись до небес, но не состоялось. Он аж почернел, заметил? Чистый облом. Если ты думаешь, что это он… вряд ли.
Они помолчали. Елена оживилась, на щеках появился румянец. Она отвлеклась от печальных мыслей и с удовольствием посвящала Федора в подводные течения житейской реки обитателей Гнезда. И он подумал, что женщины удивительно креативные создания: сочиняют, толкуют, объясняют любой взгляд, жест, поступок, а вот так ли это на самом деле… бог весть. Но интересно и дает информацию к размышлению.
— Какие отношения были у Миши и Марго? — спросил он.
— Да никаких. Она относилась к нему как к своей вещи, всегда под рукой, свободен, не женат. Она могла попросить отвезти ее в СПА-салон или на шопинг, он никогда не отказывал. Может, потому она и взъелась на Зою.
— Елена, ты упомянула про ссору Зои и Миши, помнишь?
— Конечно, помню. В последний мирный вечер, до пропажи журналиста. После ужина. Я проходила мимо их комнаты…
— Что послужило причиной, случайно, не знаешь?
— То есть тебя интересует, что мне удалось подслушивать? — Елена ухмыльнулась.
— Именно. Что тебе удалось подслушать? — Он улыбнулся, давая понять, что шутит.
— Да почти ничего… к сожалению. Не могла же я торчать под дверью… так, замедлила шаг и прошла мимо. Мишка злился, кричал, что не позволит! По-моему, даже топал ногами… так мне показалось.
— Не позволит… что?
— Не знаю. «Не позволит и хватит», и что он ей уже все сказал.
— А что ответила Зоя?
— Бубнила что-то… он не давал ей слова сказать. Я еще удивилась, она девка крикливая, могла так вмазать меж глаз — не обрадуешься! Как она его прикладывала на публике! Любо-дорого послушать. А тут мямлит… Я и подумала: а ведь она его любит! Понимаешь? Любит! У нее были интонации влюбленной женщины… какие-то не свои. И ее флирт с Андреем и с Иваном — чтобы позлить Мишку. Знаешь, в нас, женщинах, есть такая подлинка — помучить, заставить ревновать, позлить. А Зоя у нас светская львица, цену себе знала… и вдруг Мишка! Этот недоделанный гений! А оно оказывается — любовь. — Она помолчала. — До сих пор не верю, что ее убили. Их… Всю голову себе сломала: кто и зачем. Мишка? Не вижу его убийцей, кишка тонка… да и зачем? Дим? Из-за наследства? И его не вижу, лентяй и пофигист, хотя Марго терпеть не мог. Но не из-за наследства, а просто так, на ровном месте, считал манерной, притворякой и втирушей… тоже мне, наследный принц. Уж скорее Наташа-Барби. Вот уж где человек в себе! Что варится в черепушке… одному богу известно. Или черту. И непонятно, зачем ей пьянчужка Дим… Такая придушит и не почешется, кроме того, физические данные позволяют. Но опять-таки — зачем? — Елена развела руками. — Дядя Паша? Даже не смешно. Лиза? Адвокат? Этот мухи не убьет, крючкотвор, правда, чувствуется в нем подлость, но не убийца. Да и какой мотив? Первый раз в доме, чужой, у него-то какой интерес? Даже на Рубана думала — а что? Сначала разобрался с любовником жены, а потом с ней. Чем не мотив? — Она замолчала, с улыбкой глядя на Федора.
— То есть ссора была после ужина… примерно во сколько?
— Дай подумать. Ужин в семь, но собираются раньше. Мишка, помню, ушел сразу, причем не сказав ни слова. Просто поднялся и ушел. А мы еще долго сидели, Андрей травил анекдоты, Дим спел скабрезные частушки и закурил сигару… вонь стояла страшная. Мы хохотали… Зоя села на пуфик спиной к камину, говорит, приятно, когда огонь и голая спина… как первобытная женщина в пещере у костра. Иван упал на пол рядом, уже невменяемый, слюни пускал. Толстый, красный, потный… волосы колечками, рубашка расстегнулась до пупа… чисто тебе Бахус, только копыт не хватает, ему бы на диету и пить поменьше. И вдруг вскакивает и несется вон! Я еще подумала: никак живот схватило. У меня голова раскалывалась от этой вонючей сигары, да и приняли мы немало, пошла на кухню спросить у Лизы, нет ли чего от головы. Она говорит, нету, и сует торт — неси, мол, гостям. Я принесла, поставила на стол. Тут поднимается Зоя и говорит, что пойдет за Мишкой, он любит Лизины торты. Марго пошла к Рубану проверить, как он поужинал, и узнать, может, выйдет. А я к себе — вспомнила, что у меня есть какие-то таблетки. Вот тогда и услышала, как они выясняли отношения. Было, наверное, около десяти или чуть позже. Ну, приняла и еще полежала минут пятнадцать, пока не подействовало. И вернулась к ним. Понимаешь, Федор, этот последний мирный вечер… сейчас я вспоминаю, ведь хорошо было! Классно было. Я даже перестала жалеть, что приехала в эту дыру… тепло, все свои, смех, шутки, Новый год, праздничное настроение. И вот что получилось в итоге. Уму непостижимо… — Она прижала пальцы к вискам.
Они помолчали; потом Федор спросил:
— Ты не помнишь, кто был в гостиной, когда ты вернулась?
— Кто? — Она задумалась, вспоминая. — Андрей травил анекдоты, они с Димом сразу спелись, Наташа-Барби, адвокат… его жены не было. Зои и Мишки, разумеется, тоже не было. Ивана уже не было, я еще удивилась: куда он делся, обычно сидит чуть не до утра. Марго и Лиза расставляли чашки, адвокат резал торт. Все, кажется. Рубан к народу так и не вышел.
— У тебя хорошая память, Елена. А тот вечер, когда исчез журналист, помнишь? Следующий. Ты знала, что он собрался в поселок?
— Не знала. Мы сидели в гостиной, пришли еще до ужина, болтали, пили дрянное яблочное вино, домашнее, Лиза принесла кувшин. Потом появился Дим и закричал, а где Андрюха, вернулся уже? А Зоя фыркнула — поехал за пойлом, а то дядя Паша жмотничает и не дает, да и загулял. Все равно он здесь не прижился, вот и рад свалить.
— Кто был в гостиной?
— Иван был, адвокатская парочка, Зоя была. Мишка спал у себя, он выходит только к ужину и сразу уходит. А если сидит в гостиной, то спиной к обществу, смотрит на огонь в камине и подкладывает дрова. Марго ходила туда-сюда. Артур выходил за шалью для жены. Долго не было. Наташи-Барби, кажется, не было. Она часто сидит с Рубаном в мастерской. Дим пришел к ужину, я уже сказала. А что? Хоть какие-то версии у тебя есть?
— Как же без версий, — сказал Федор. — Хожу, принюхиваюсь, сую нос в каждую щель…
Елена рассмеялась.
— А может, это ты, Федор? А что! Ты темная лошадка, появился, как снежный человек, из метели, исчезаешь все время… Признавайся!
— Сдаюсь, Елена. Как ты меня ловко… раскусила. А если снежный человек даст честное слово, что никого не убивал, ты ему поверишь?
— Даже не знаю. Я подумаю. Между прочим, шампанское уже теплое… я сейчас достану чашки. Бокалов нет, идти за ними не хочется. Да и страшно выходить. Нормально?
— Нормально, люблю теплое шампанское из чашки. — Федор взял бутылку. — А если еще и сладкое, то вообще праздник души. — Он присмотрелся к этикетке. — Брют! Не повезло.
Елена расхохоталась.
…Они пили шампанское и ели цукаты из нарядной белой с золотом коробки. Их любила Марго, но Марго больше не было, и дарить цукаты было некому…
За окном было уже темно, когда Федор поднялся:
— Пора и честь знать. Иван, наверное, беспокоится. Елена, спасибо за гостеприимство.
Он приобнял ее и поцеловал в щеку. Она на миг прижалась к нему, и Федор почувствовал слабый и пряный запах ее духов.
— Кстати, тебе не попадался мобильник Марго? — вспомнил он. — Может, забыла где-нибудь здесь?
— Нет, по-моему. Она все забрала. Федор, ты помнишь, что у меня есть «Каберне»? Если Иван будет храпеть, приходи.
— Откуда ты знаешь, что он храпит? — удивился Федор.
Елена улыбнулась:
— Все знают! Тут акустика будь здоров.
Глава 17Стелла
Елена стояла на пороге, смотрела ему вслед. Обернувшись, он помахал ей, она кивнула и исчезла. Было слышно, как она тянет под дверь какую-то мебель — строит баррикаду. Федору показалось, он услышал сзади легкий шорох; он остановился и пошел обратно к лестнице, ведущей на второй этаж. Там стояла Стелла. Федору показалось, что она сжалась в комок, стараясь быть незаметной.
— Извините, пожалуйста, я не подслушивала, честное слово! — В голосе ее чувствовались близкие слезы. — Я шла, и вдруг открылась дверь… я испугалась! Честное слово!