И я, спасибо моему богатому воображению, не мог не тревожиться из-за чифа, потому что знал, просто знал: встретиться мне предстояло не с Хоссом Шэкеттом Славным, но с другим Хоссом Шэкеттом, который ел маленьких котят, а потом ковырял в зубах их косточками.
Обратная сторона психического магнетизма состояла в том, что иной раз он приводил меня прямо в руки того самого человека, встречи с которым я всячески старался избежать. И все потому, что мне не удавалось изгнать из головы мысли о нем, страх, что придется столкнуться с ним лицом к лицу. Но даже если я выталкивал этого человека из сознания, предательское подсознание продолжало волноваться из-за него. И тогда моего врага или притягивало ко мне (обратный психический магнетизм), или я сам приходил к нему, и обычно в крайне неудачный для себя момент.
Вот почему, сидя за рулем «Мерседеса», я, насколько мог, сосредоточился на телефоне-автомате. Где ты, где, телефон-автомат, телефон-автомат, телефон-автомат?
С тех пор как все обзавелись мобильниками, найти телефон-автомат стало не так-то просто. Со временем телефон превратится в управляемый голосом чип, вживленный где-то за челюстью и под ухом, и тогда мобильники станут таким же раритетом, как телефоны-автоматы, коих они так успешно выводят из повседневной жизни.
Те комментаторы, которые объясняют нам, в каком мы живем мире и как должны его воспринимать, наверняка назовут вживленные телефоны «прогрессом». И когда кто-нибудь из государственных служащих захочет поговорить с вами, он всегда будет знать, как добраться до вас, в силу уникальности номера вашего чипа, и где вы находитесь.
Такие телефоны-чипы, конечно же, станут шагом к Новой Цивилизации, где не будет бесконечных споров и утомительных дебатов, которые характеризуют наше современное общество, представляющееся многим нетерпеливым гражданам загнивающим и отжившим свое. Все это канет в Лету, и вас, возможно, напугают такие перемены, но те, кто смотрит в будущее и имеет возможность добиться общественного консенсуса, безусловно, уверены, что в конце концов вы полюбите ваш новый мир и поймете, что это рай на земле, поэтому никаких возражений слушать не будут.
Окутанный ослепляющим ночным туманом, гадая, не ждет ли меня судьба Самсона, которого лишили глаз и бросили в темницу в Газе, ведомый психическим магнетизмом, я свернул на стоянку дежурного магазина, где стоял телефон-автомат.
Поскольку я не хотел, чтобы мой звонок привел к мобильнику Бирди Хопкинс, для которой все могло закончиться серьезными неприятностями, я зашел в магазин, купил пузырек с таблетками аспирина и пепси, а также поменял пару долларов на монетки для телефона.
Отправив в рот две таблетки аспирина и запив их пепси, я набрал номер справочной и попросил найти мне телефоны ближайших отделений ФБР и Министерства внутренней безопасности.
Позвонил в отделение ФБР в Санта-Крузе и рассказал об атомных бомбах на борту океанского буксира, в настоящее время пришвартованного к берегу в каньоне Гекаты. Я порекомендовал незамедлительно связаться с Береговой гвардией, которая подтвердила бы, что такой буксир действительно находится в указанном мною месте, и предупредил, что чиф Хосс Шэкетт входит в число заговорщиков, собиравшихся ввезти в страну эти бомбы.
Агент, который снял трубку, поначалу говорил со мной как с озабоченным судьбой человечества гражданином, считающим, что все земляне должны носить шапочки из алюминиевой фольги, чтобы воспрепятствовать чтению наших мыслей инопланетянами.
Но по мере того, как он узнавал все больше подробностей, его интерес к моей истории начал возрастать. Он уже просто не мог от нее оторваться и, когда я собрался повесить трубку, пустил в ход все психологические трюки, имеющиеся в арсенале хорошего агента, дабы подольше задержать меня у телефона и выпытать детали, которые обеспечат мою идентификацию, убеждал в том, что Бюро готово поставить мне памятник в Вашингтоне, запечатлеть мою физиономию на почтовой марке и одарить семьюдесятью двумя девственницами по эту сторону рая.
Я повесил трубку и тем же манером, каким добрался до телефона-автомата, поехал к церкви преподобного Чарльза Морана, который не мог знать, что только благодаря мне он в эту самую ночь не убил жену и не покончил с собой.
Дом священника был отделен от церкви двором, заставленным абстрактными скульптурами, вероятно олицетворяющими вечные истины. Скульптуры эти несколько раз напугали меня до смерти, внезапно вырастая из тумана.
Я обошел церковь сзади, направляясь к тому углу, где находилась ризница. Нашел, что дверь заперта.
Предположив, что преподобный и его жена наслаждаются глубоким сном праведников, я воспользовался рукояткой пистолета Валонии, чтобы разбить одну из стеклянных панелей окна ризницы. Сунул в дыру руку, нащупал задвижку, открыл окно, влез в ризницу.
Включил фонарь, чтобы сориентироваться. Через открытую дверь прошел в алтарную часть церкви.
Зажигать верхний свет не стал, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание. На тот момент слишком уж много людей хотели со мной встретиться.
Висевшая над алтарем скульптура Большой Птицы, или Спасителя, или кого бы то ни было, не бросила на меня обвиняющий взгляд по причине отсутствия глаз.
Я спустился с алтарного возвышения, прошел через калитку в ограждении и направился к третьему ряду скамей, где оставил два бумажника, свой и Сэма Уиттла.
Бумажник Человека-фонаря мне не требовался, но вот мой очень даже бы сгодился, если б на шоссе «Мерседес» остановила дорожная полиция и попросила предъявить водительское удостоверение. Бумажники я нашел, свой сунул в карман, Уиттла оставил на месте.
И когда вернулся в центральный проход, вспыхнул свет.
В алтарной части, у двери в ризницу, стоял чиф Хосс Шэкетт.
Глава 44
Выглядел чиф Хосс Шэкетт неважно. Полтергейст в комнате для допросов аукнулся ему ободранным лбом, одним заплывшим глазом, синяком во всю левую щеку. Нос более не был прямым и гордым, как это бывает у каждого садистско-фашистского руководителя террористов. Теперь он напоминал розовый кабачок. И коротко стриженные волосы местами прилипли к черепу.
Кто-то, предположил я, должно быть, нашел мой бумажник, спрятанный между псалтырями, и решил, что я за ним обязательно вернусь.
Но первыми же словами чиф не оставил камня на камне от моей версии.
— Гарри. Гарри Лайм.
Получалось, он не узнал, что зовут меня Одд Томас.
— Добрый вечер, чиф, — поздоровался я, засовывая фонарь за пояс. — Отлично выглядите.
— Что ты тут делаешь? — спросил он, правда, перед знаком вопроса добавил эпитет, отвратительный, но расхожий.
— Я надеялся, что у вас найдется еще один шоколадный батончик «Олмонд джой». Пожалел, что ранее не съел предложенную вами половину.
Он отошел на два шага от двери в ризницу, прихрамывая на левую ногу, потом остановился, вероятно не желая очень уж приближаться ко мне. Теперь нас разделяли сорок футов.
— Что случилось с буксиром? — спросил он.
— Это загадка, сэр?
— Что ты с ними сделал?
— С ними? Так буксиров один или два?
— На этот раз, умник, я не собираюсь играть с тобой в амнезию.
— У вас амнезия, сэр?
Правая рука чифа висела плетью, и я предположил, что и ей досталось от одного из предметов, поднятых в воздух мистером Синатрой.
Но он протянул руку ко мне, и я увидел, что она держит пистолет. Такой большой, что его вес грозил переломить запястье. Во всяком случае, руку мотало из стороны в сторону. На ствол чиф навернул глушитель.
Я вытащил из кармана пистолетик, конфискованный у Валонии в рубке буксира. С такого расстояния мог попасть в чифа только чудом.
— Мне нужны эти бомбы, — прорычал чиф. — Они мне нужны, и нужны немедленно.
— Вы уж не обижайтесь, сэр, но, вероятно, вам пора присоединиться к программе «Двенадцать шагов»,[43] чтобы избавиться от этой зависимости.
— Не провоцируй меня, парень. Мне нечего терять.
— Ох, чиф, вы недооцениваете себя. Вы по-прежнему можете потерять многое. Ваше высокомерие, самомнение, жадность, безумный блеск вершителя судеб мира в глазах…
Когда он выстрелил, его пистолет что-то едва слышно прошептал, словно Элмер Фадд[44] в одном из старых мультфильмов, пришепетывая, спросил: «Что такое?»
Хотя я не сомневался, что он хотел убить или ранить меня, пуля прошла достаточно далеко от цели, попала в спинку одной из скамей футах в шести от меня. Вероятно, полученные травмы как-то отразились на зоркости чифа.
Если Хатч предположил, что я проявил смелость, решившись сыграть Гарри Лайма, ему следовало бы увидеть мою попытку убедить чифа, что я — Супермен.
— Положите пистолет на пол, Шэкетт. Мне не хочется нанести урон церкви, воспользовавшись телекинезом, но, если вы не оставите мне выбора, я проделаю здесь то же самое, что и в вашем полицейском участке.
Мои слова произвели на него столь сильное впечатление, что он тщательно прицелился в меня и выстрелил вновь.
Я не отпрыгнул в сторону. Отчасти потому, что супермены никогда так не поступают, да и потом, страх перед пулей обесценил бы мою угрозу воспользоваться телекинезом. А кроме того, с меткостью у чифа было совсем плохо, и я боялся, что могу попасть под пулю, вместо того чтобы разминуться с ней.
Щепки полетели еще из одной скамьи.
— Даю вам последний шанс положить пистолет, — объявил я с уверенностью непобедимого человека в синем трико и красном плаще.
— Я не знаю, что произошло в той комнате. — Хосс Шэкетт прищурился, выцеливая третий выстрел. — Но если бы ты действительно мог все это проделать, то наверняка сумел бы освободиться от ножных кандалов. Ты не освободился, тебе пришлось ждать, пока я воспользуюсь ключом.
Непобедимый человек ответил бы на это пренебрежительным смешком. У меня бы не получилось, для этого требовалось пару лет обучаться актерскому мастерству. Пришлось обойтись словами.