Паршин сыпал вопросами, пытаясь спровоцировать Колодникова, и добился своего. Вскинув голову, Колодников громко выкрикнул:
– Этот подонок врет, я его пальцем не трогал! И Ледоруб его не бил, они только спорили, ничего больше! Говорю вам: все было совсем не так!
– А как? Как было дело? Расскажи, и может, я тебе поверю! – Паршин повысил голос почти до крика.
– Я… Я не знаю. – Колодников понял, что прокололся. Его гнев тут же угас, плечи опустились, и весь он сразу обмяк. Он понимал, что после такой оговорки следователь не оставит его в покое, пока не выяснит все до конца.
– Хорошо, допустим, я вам верю, – спокойно, почти по-дружески, произнес Паршин. – Вы не знали про побег, не знали точного плана Завьялова, но что-то вам стало известно вопреки вашему желанию, так? Это произошло, когда вы занимались ремонтом стиральных машин в прачечной, верно?
– Я скажу. – Колодников перешел на шепот: – Только вы должны мне гарантировать, что никто, даже начальник колонии не узнает, что вы услышали это от меня. Обещайте мне, дайте слово, и тогда я все скажу.
– Если в этом не будет настоятельной необходимости, то я ничего не скажу начальнику колонии. Даю вам слово!
Колодников почти минуту вглядывался в лицо следователя, затем положил руки на стол и начал рассказ.
О том, что Завьялов задумал побег, Колодников догадался только тогда, когда все уже случилось. До этого у него возникали лишь подозрения, что Завьялов что-то затевает. Когда Колодникова командировали в прачечную, он поначалу обрадовался. Развлечений в колонии не так много, а тут хоть какое-то разнообразие. Узнав, что сломались сразу три машины, да еще и сушилка, он сильно удивился. А когда они с Завьяловым начали их разбирать, удивление его возросло еще сильнее, так как с первого взгляда было ясно: машины испортили нарочно. В паре с Вдовиным в прачечной работал заключенный по кличке Дрозд, и Колодников сразу подумал, что это его рук дело. Решил, что тот саботирует работу, не хочет надрываться или мстит за что-то администрации. Он даже сказал об этом Завьялову, но тот пробурчал, что это не их дело и чтобы Колодников помалкивал. Тот и помалкивал.
За два дня они отремонтировали три машины и приступили к починке сушилки. Тогда-то Колодников и застал Ледоруба и Молодого в подсобке, куда он зашел за инструментом. Те стояли лицом к лицу и злобно смотрели друг на друга. Кулаки Завьялова были сжаты, да и Молодой, казалось, готов был броситься на Ледоруба. Колодников удивленно раскрыл рот, но Завьялов быстро вышел из подсобки, не сказав ни слова. Колодников спросил Молодого, что происходит, но тот лишь отмахнулся и сказал что-то типа того, что не собирается прогибаться под каждого зэка. У Ледоруба Колодников о происшествии расспрашивать побоялся, зная о его вспыльчивом нраве.
После этого он еще пару раз слышал, как Ледоруб и Молодой о чем-то спорят, но слов не слышал. Так прошел третий день, сушилка им почти поддалась, четвертый день работы должен был быть их последним днем в прачечной. Однако, вернувшись наутро четвертого дня, они обнаружили, что машины снова вышли из строя. Колодников вскипел, а Завьялов только ухмыльнулся. Тогда-то Колодников и подумал, что это он заставляет Молодого ломать машины, чтобы пробыть в прачечной как можно дольше. Зачем ему это было нужно, Колодников не выяснял. Он и сам не горел желанием возвращаться к прежней работе. На пятый день они поняли, что с сушилкой ничего не выйдет, пока им не купят новые запчасти. Так Завьялов и доложил старшему по блоку. Тогда Колодникова и Завьялова вернули на прежнюю работу, а ремонт сушилки отложили.
– Когда я узнал, что Ледоруб и Молодой бежали, я понял, из-за чего они ругались в прачечной, – закончил свой рассказ Колодников. – Ледоруб уговорил Молодого участвовать в побеге.
– Зачем ему это было нужно? – допытывался Паршин.
– Без понятия. – Колодников нахмурился, словно пытался определить для себя, зачем же действительно Ледорубу понадобился Молодой. – Может, он в прачечной схрон устроил, а без помощи Молодого сделать этого не мог.
– Да, но зачем Молодому бежать? Закрыл глаза на схрон или даже помог его устроить – это понятно, но зачем бежать?
– Как – зачем? Знаете, что сделает охрана с тем, кто помогал беглецу? Уж лучше самому свалить, чем попасть под раздачу за чужой побег, – уверенно произнес Колодников. – Да за одно то, что я ничего не сообщил старшему по блоку, меня мигом сгноят!
– Об этом не переживайте, – обдумав слова Колодникова, произнес Паршин. – Я дал вам слово и сдержу его. Ваш рассказ никак на следствие не повлияет, поэтому он останется при мне.
Колодников недоверчиво покосился на Паршина, но промолчал. Капитан задал ему еще пару вопросов, после чего вызвал охранника и попросил увести осужденного. Как только Колодникова увели, в кабинет вошел майор Веденеев.
– Удалось узнать что-нибудь полезное? – осведомился он.
– К сожалению, ничего стоящего, – помня про обещание, ответил Паршин и тут же перевел разговор: – У вас в охране служит Тимур, могу я поговорить с ним?
– Тимур Ахметов? Зачем он вам понадобился? – удивился Веденеев.
– Утром он присутствовал при опросе заключенных, мне хотелось бы узнать его мнение о беседах. – Паршин снова уклонился от правдивого ответа, полагая, что членам охраны, так же как и заключенным, не всегда полезно иметь собственное мнение. – Понимаете, ему лучше знакомы здешние правила и в реакциях на вопросы он должен разбираться лучше. Но если это сложно…
Паршин намеренно не закончил фразу, так как понимал, что после нее Веденееву ничего не останется, как разыскать охранника. Его расчет оправдался.
– Нет, ничего сложного, – быстро ответил начальник колонии. – Тимур смену закончил, но он проживает в Сосновке, вызвать его в ИТК – дело десяти минут. Подождете?
– Могу я потратить ожидание на осмотр прачечной? – задал вопрос Паршин.
– Прачечной? Интересное желание, – протянул Веденеев. – Так, говорите, Колодников не сообщил ничего стоящего?
– Мое желание не связано с Колодниковым. – Паршин вложил в слова как можно больше искренности. – Хорошо, я вам признаюсь: меня не покидает ощущение, что в этом деле я отвел слишком скромную роль Игорю Вдовину. Его личное дело натолкнуло меня на эту мысль. А так как он работал в прачечной и проводил там большую часть дня, я хотел бы на это место взглянуть. Если можно, разумеется.
– Разумеется, – повторил Веденеев. – Я распоряжусь, чтобы вас отвели.
– Большое спасибо, – искренне поблагодарил Паршин.
Дождавшись охранника, капитан проследовал с ним до здания прачечной. Прежде чем войти внутрь, он внимательно осмотрел территорию. Прачечная располагалась в здании, стоящем особняком от остальных построек, на расстоянии трех метров от ограждения, отделяющего территорию колонии от желанной свободы. Наблюдательная вышка располагалась в тридцати метрах от здания, и, насколько мог судить следователь, северная стена прачечной оказывалась в слепой зоне. Он указал на это охраннику, и тот нехотя подтвердил, что так оно и есть.
– На ночь в прачечной никто не остается, поэтому особой необходимости в наблюдении нет. К тому же мы проверяли целостность ограды за прачечной и никаких повреждений не нашли, если вы на это намекаете.
– Я ни на что не намекаю, просто уточняю для себя, – заверил Паршин. – Скажите, во время работы прачечной охрана находится внутри помещения?
– Не постоянно. Здесь работают всего двое заключенных, и охрана приходит по часам только для проверки, чтобы не волынили, – объяснил охранник. – Для работы в прачечной выбирают самых благонадежных осужденных, поэтому держать их под наблюдением все время особой необходимости нет.
«Спорное утверждение», – подумал про себя Паршин. Но охраннику свои мысли не высказал.
Оказавшись внутри помещения, он первым делом осмотрел подсобку, где Молодой и его напарник отдыхали во время перерыва. Ничего, заслуживающего внимания, он там не обнаружил. Долго и задумчиво рассматривал жесткую скамью и тумбочку, которые составляли практически всю обстановку подсобки, если не считать стеллажей для запасов хозяйственного мыла и кальцинированной соды, которые применялись для стирки белья.
– Скажите, Вдовин и Дрозд ладили между собой? – задал он вопрос охраннику.
– Яшкин-то? Он ни с кем не ладит, – не задумываясь, ответил охранник. – Он, знаете ли, относится к той категории заключенных, которые все время отыскивают у себя болезни и норовят перекочевать в «больничку». Так на тюремном жаргоне называют лазарет.
– И часто ему это удается? – спросил Паршин.
– Часто, – признался охранник. – Вот, например, два последних месяца Вдовин здесь один вкалывал. Яшкин сожрал три ложки кальцинированной соды, и у него открылось желудочное кровотечение. Его отправили в стационар в Саранск, он и до сих пор там.
– А Вдовин работал один, – задумчиво произнес Паршин. – Весьма кстати.
– Ерунда, не он же заставил Яшкина жрать порошок, – возразил охранник, но как-то не слишком уверенно.
В этот момент в дверь заглянул охранник Тимур:
– Искали? Меня начальник прислал.
– Да, я вас искал, – подтвердил Паршин. – Простите, что пришлось побеспокоить во время отдыха, но дело не терпит.
– Не страшно, – отмахнулся Тимур. – Все равно в этой глуши заняться нечем.
– Можем мы побеседовать с глазу на глаз? – Паршин обратился к охраннику, который привел его в прачечную. Тот пожал плечами и вышел на улицу. – Давайте присядем.
Тимур вошел в подсобку, сел на скамью:
– Для чего я вам понадобился?
– Утром вы сказали, что Молодой не так прост, как хочет казаться, – начал Паршин. – «Тихий омут, черти», помните?
– Да, я помню, что говорил, – подтвердил Тимур.
– Почему вы считаете, что Вдовину не стоит доверять?
– Потому что так и есть.
– Были какие-то конкретные случаи, когда вы замечали за ним дурные помыслы или поступки?
– И не раз. Только не просите меня описать эти случаи. – Тимур жестом остановил следователя. – Вам это не поможет, а меня выставит в невыгодном свете.