За мебельными бастионами что-то заскрипело и раздался слабый голос Люба:
-- Я и не умирал...
-- Да ну! -- шутливо возмутилась Виолет. -- А кого же я отравила настоем от... прости, но похмелья?
Я фыркнула, прикрывая рот. Одрин приложил палец к губам, умоляя не шуметь. Его глаза смеялись тоже. Сианн перевел взгляд с отца на меня и постучал себя по лбу.
-- У-у-у... -- провыла Темулли. -- Ну, да. Пожалуй... Теперь мевретт Мадре в меня точно влюбится...
Черед фыркать пришел Сианну. Мадре покраснел.
Виолет рассмеялась:
-- Ну, ты подрасти лет эдак на десяток -- а там посмотрим. А сейчас господину мевретту немного не до тебя... Эй, выше нос!
Послышалось громкое сопение: то ли обиделась зеленоволосая, то ли рыженький Люб, ревнуя, решил, что зря перестал умирать.
-- Ну и ладно, я пока себе другого найду... Госпожа Виолет, а я красивая?
-- Между прочим, подслушивать нехорошо, -- беловолосый подтолкнул меня и сына вперед. Но пока мы пробирались через здешние лабиринты, еще успели расслышать доверчивое Темкино:
-- Лю-уб, а ты мой друг, правда? Ты меня не бросишь? Ни за что?
-- Ни за что. Никогда. И не собираюсь.
-- Что бы ни случилось? И... и что бы ты ни узнал?
Мимо нас за мебелью прошлепала в сторону двери Виолет.
-- А что я узнаю, Тему?
-- Ну-у, не знаю, Мало ли... Ладно, забудь.
-- Ты... Ты ведь тоже со мной всегда дружить будешь? Даже когда вырастешь? -- севшим голосом поинтересовался Люб.
-- Конечно! -- горячо заверила его Тему. -- Всегда-всегда! Даже если умру.
Рыжий испуганно вскрикнул:
-- Ты что, не надо! Ну, пока у тебя не будет семнадцати внуков! А потом... потом тоже не надо... Ой!
Это Люб увидел нас.
-- Ой! -- сказала Темулли. -- Добрый... вечер.
Выглядели детишки намного пристойнее, чем тогда, когда Виолет уводила их из терм. Люб, правда, красовался все в тех же штанах и рубахе, только вычищенных. Зато Темку одели в свежее: полусапожки, зеленые замшевые штоники до колен, великоватая шелковая рубаха, чуть морщащая в рукавах, зато сколотая дивной работы брошью-стрелолистом. И волосы аккуратно расчесаны.
-- Добрый... -- я пошарила глазами, соображая, куда могу присесть. Повязка на ступне стала мокрой.
Одрин поддержал меня.
-- Роскошные у вас планы на будущее, Люб, -- усмехнулся он.
Конопатый расплылся в широкой стеснительной улыбке:
-- Угу, господин мевретт. У Темулли будет семнадцать внуков, и у меня никак не меньше.
-- Да, это хорошо... -- протянул Мадре, изо всех сил стараясь не расхохотаться. -- А чем еще вы здесь занимаетесь, кроме составления планов возрождения пришлых?
Зеленоволосая углядела, что мне трудно стоять, и щедро подвинулась по кровати:
-- Садись. А... почему ты такая.... счастливая? И хромаешь?
-- Я на лучника наступила... ну, того... осколки, -- я, вздохнув, воспользовалась приглашением. -- А счастливая... потому что его люблю.
Люб медленно и осторожно поднял руку к нижней челюсти и поставил её на место. Дела-а...
Темка засияла:
-- Ой... И что, свадьба скоро?
Далась им эта свадьба!
Одрин краем глаза покосился на мои босые ноги, сердито отбросил назад светлые волосы и молча пошел инспектировать сундуки. Темулли посмотрела на мевретта. Потом на меня. Жалобно спросила:
-- Слышь... А ты на меня больше не дуешься?
-- Не дуюсь.
-- Ура! -- Темулли полезла обниматься. И вдруг заревела, уткнувшись в мое плечо.
Люб тут же, как истинный рыцарь, кинулся ей на помощь. И замер, перебирая пальцами рубаху на животе и с немой укоризной глядя на меня. Я кивнула рыжему: мол, ничего страшного, не беспокойся.
Мальчик озадаченно поскреб конопатый нос. Отошел на цыпочках, заглянул под локоть Мадре:
-- А чего это вы там выглядываете? Мед ищете, да?
-- Нет, не мед, -- ответил из-за ткацких станов Сианн, -- я и так знаю, где он стоит.
Мадре, проигнорировав вопрос, выудил со дна одного из сундуков пару мягких туфель без задников и, подойдя, осторожно надел мне на ноги. Потом проследил глазами за Сианном:
-- А ты тут, похоже, не в первый раз...
-- Ну... Я всегда нахожу тут мед, когда приезжаю. А что? -- Сианн снял с полки большой узорчатый кувшин и задумчиво понюхал содержимое.
-- А потом вы тоже пойдете в термы? -- брякнул Люб.
Черноволосый уставился на него:
-- И не думайте! Я так не напиваюсь и песни не ору... Я их пою.
-- Мы тоже не орали, мы тоже пели... У меня сестра -- менестрель. Вот, -- Люб покраснел до потери веснушек, а Темулли фыркнула.
-- Может, здесь и чашки есть? -- уныло спросила я, чувствуя себя выбитой из колеи и невероятно усталой.
-- Есть, моя леди, -- Сианн указал на полку, на которой в ряд стояли чаши, чашки и чашечки. Я дохромала до полки и взяла посудину:
-- Налейте мне...
Сианн, учтиво кивнув, исполнил просьбу.
-- А мне -- не надо, -- наморщив нос, заявила зеленоволосая девочка.
-- И мне не надо, -- смущенно промямлил Люб.
-- А попросить ты не могла? -- проворчал Одрин. -- Обязательно надо самой вскакивать?
Я искоса взглянула на старшего мевретта:
-- Могла попросить, видимо. Но предпочитаю справляться сама. И... -- мне вовсе не хотелось его обижать, ну какой леший за язык тянет? Я посмотрела на кольцо на пальце... может, зря? Может... ну я вовсе ему не подхожу, резкая, грубая, да еще и человек... Грустно...
Я поболтала содержимое и подняла чашу:
-- За то, что мы здесь встретились. И за Сатвер! Чтобы ни одна из его тайн не... осталась неразгаданной! -- я выпила залпом. Ну их, эти элвилинские обычаи смаковать и не торопиться.
Одрин вздохнул, досадуя, что мыслями я уже в городе. Скучно выхлебал мед и подошел к окну.
Зато Люб покосился на меня с уважением: "А знаете? У нас с Тему так, конечно, выходило, но шибало здорово"...
-- Сатвер? -- встрепенулась Темулли. -- А причем тут Сатвер?
Подскочила и заозиралась по сторонам.
-- Что такое? -- встревожился Люб.
-- Где мое платье?! Куда оно делось?
-- Какое платье?
-- Мое, старое...
-- Это не та тряпка на кровати? -- Сианн указал нужное направление и, опять пренебрегши чашкой, приложился к кувшину. Девочка коршуном бросилась на искомое, обшарила складки, выхватила измятую бумажку и спрятала в рукав рубахи. Люб быстро глянул на подругу. Скривился, словно усилием воли прогонял какие-то противные мысли, знать не зная, как сильно сейчас похож на старшего мевретта.
Гроза прошла, и только нудный ливень барабанил в окна. На душе Мадре скребли кошки. "Ну почему хорошее не может длиться вечно... -- он прижался лбом к холодному стеклу и закрыл глаза. -- Ее запах, ее голос, ее глаза... Завтра все это окажется далеко-далеко и я бессилен что-либо сделать с этим"...
Я бросила чашу на пол и подошла к Одрину, отважно положила руки ему на плечи:
-- Что с вами? Я могу помочь?
Мне... стало больно... как ему?
Одрин порывисто обернулся и прижал меня к себе. Шепнул на ухо:
-- Не уезжай, Триллве...
Люб сообразил, что подглядывать такое нехорошо только после того, как его уши начали гореть. Уж очень странно это смотрелось... Мевретт Мадре всегда был таким... Строгим...
-- Одрин... пожалуйста... -- мне стало нечем дышать. -- Не надо меня удерживать... я вернусь. Обещаю!
Я обняла его до боли, желая никогда не размыкать объятия.
Элвилин прижал мою голову к своему плечу и, уткнувшись в волосы, прошептал:
-- Прости, я понимаю. Просто мне без тебя будет очень плохо...
-- Н-не думай об этом сейчас...
Я приподнялась на цыпочки и стала целовать его глаза, щеки, губы...
Ноги подогнулись.
Одрин, должно быть, почувствовал, что та грань, за которой он уже не сможет себя контролировать, опасно приблизилась и, заметив круглые глаза Люба, титаническим усилием взял себя в руки:
-- Я постараюсь, Триллве, -- шепнул он и с сожалением оторвался от моих губ.
Я неуверенно выпустила Одрина и оперлась о подоконник. Голова кружилась.
Люб и вовсе отвернулся, не желая мешать. Вся его растерянная худая спина выражала вопрос, неужели он когда-нибудь, когда вырастет -- тоже вот так вот... полюбит?
Зеленоволосая девочка тронула друга за рукав и качнула головой, мол, вот оно как...
Люб только удивленно кивнул:
-- Как в песнях, да? -- шепнул он Темулли на ухо.
-- Ага... Люблю, когда про любовь поют... -- Темулли мечтательно закатила глаза и поправила брошь на вороте.
-- Был бы я менестрелем... -- вздохнул Люб, на секунду зыркнув в нашу сторону, но тут же вновь поспешно отворачиваясь. -- Только, кажется, нас сейчас, того... Скажут куда-нибудь идти...
А уходить ему не хотелось. И рыжий устроился на подоконнике второго окна, разглядывая, как капли дождя стекают по шибам.
-- Ух ты! -- внезапно воскликнул он. -- Переполох там, а мы тут. Значит, это не мы чегой-то ещё натворили.
-- А может, натворили и не заметили? -- испуганно пискнула Темулли. -- А там что?
-- Дама, -- Люб открыл окно и высунул голову под дождь. -- Из кареты лезет и чего-то требует. Орет, между прочим, здорово...
-- Ой, Люб, осторожнее! Разобьешься -- я ж тебя не соберу! -- зеленоволосая цапнула его за рубаху. Люб вернул голову в комнату и весело отряхнулся:
-- Ладно уж, ради тебя не буду.
Темулли в благодарность поцеловала приятеля в щеку, и оба покраснели.
-- Какая дама? -- Мадре очнулся и тоже посмотрел в окно, стоя рядом со мной. Снизу раздавались крики и смутно виднелись очертания коней, кареты и факелов, размытые стеной дождя. Мевретт повернулся к сыну:
-- Алиелор, подойдите. Кто это там?
-- Не имею ни малейшего понятия, -- отозвался Сианн и, вероятно, сообразив, что такой ответ выглядит непочтительно, добавил, -- отец.
В это короткое слово элвилин сумел вложить столько сомнения и нежности, что я вздрогнула.