Свой бокал я поймала уже у пола, с ужасом подумав, что испортить еще и ковер в спальне -- для меня уже чересчур. Залпом проглотила солоноватое молоко. И приникла к жениху. Он прижал меня к груди, и серые глаза потемнели от огня, который стал в эту ночь уже таким привычным. Зарылся лицом мне в волосы. Пробормотал, что совсем скоро наступит утро, и он останется один на один с пустотой. Отгоняя печальные мысли, прильнул к моим губам и начал медленно и осторожно целовать...
С улицы внезапно донесся пронзительный визг Исы, повторяющей снова и снова его имя. Мадре затрясло от нахлынувшего вдруг безумного гнева. Он отстранил меня и, резко развернувшись, подскочил к окну. Распахнул его так, что жалобно зазвенели стекла и, высунувшись по пояс, заорал:
-- Да заткните вы ее кто-нибудь! Вечно все самому приходится!
Вскинул руки, и на кончиках пальцев выросло белесое облачко. Оторвалось и ринулось в темень двора. Через секунду яростные вопли Исы оборвались на полуслове. Мадре, побледнев, оперся о подоконник.
Я подхватила его, локтем захлопнув створку, дотащила до кровати, но та была чересчур высока, а Одрин при всей субтильности не настолько легок, чтобы я его туда закинула. Потому я просто привалила мевретта к кровати и перевела дыхание. Руки и ноги у меня тряслись.
-- Ты... ее немой года на три сделал, да?
-- На неделю... -- прохрипел он. Бледность с его лица постепенно отступала и мевретт, притянув меня к себе, смущенно шепнул на ухо:
-- Мгла! Триллве, прости, я вышел из себя... И... магия... забирает столько сил... -- он уткнулся мне в макушку.
-- Отдохни. Стоять можешь? -- я неуверенно посмотрела на жениха: вроде, пока не падает. Кинулась к столу, налила молока, схватила булочку, принесла: -- На, глотай. Ну, давай же...
Одрин залпом опрокинул в себя молоко:
-- Спасибо, Триллве... На ногах держусь, -- лилейный вдруг смутился.
-- Еще налить? -- я удивленно посмотрела на него.
-- Нет, спасибо... -- элвилин притянул меня к себе и расстроено пробормотал: -- Ну... такой магический всплеск... боюсь, что я не смогу...ну, ты понимаешь...
-- Молока не сможешь выпить? -- допрашивал я. -- Ну, не надо. Давай, я тебя до шкуры перед камином доведу, а то ты на эту кровать не взберешься...
-- Триллве! -- Одрин поймал мою голову и с отчаянием посмотрел в глаза. -- Я смогу залезть на эту кровать. Я не смогу любить тебя, понимаешь?
Я покраснела. Запустила пальцы в его сухие, шуршащие волосы:
-- Ведь любовь -- не только это, Одрин. Меня до этого никто не любил так, как ты. Не хотел узнать обо мне, не жалел... не защищал... только прикидывался.
Я зажмурилась и закусила губы. Ткнулась головой ему в ключицу.
Одрин облегченно улыбнулся и погладил меня по спине. Потом предложил:
-- А давай все-таки возьмем штурмом этот замок, -- мевретт кивнул на кровать. -- Уже скоро рассветет, а мы так и не ложились... Тебе нужно хоть немного поспать перед дорогой.
Я искоса взглянула на него:
-- А ты меня не уронишь?
И локтями уперлась в постель, пребывающую где-то на уровне моего подбородка.
-- Не бойся. Я буду держать тебя крепко-крепко.
Смеясь, он подхватил меня на руки и поставил на скамеечку.
...Подтягиваемся... Ставим колено на постель... Я плюхнулась в нее носом, раскинув руки... Было просторно и мягко. Только покрывало царапалось золотым шитьем. Я подвинулась, освобождая место:
-- А теперь ты...
Долго звать жениха не пришлось. Ловко вскарабкавшись на перины, он уселся рядом со мной и изумленно похлопал по кровати:
-- Ого! Ничего себе -- бастион!
Глянул сверху на пол:
-- Падать отсюда не очень приятно... Так что тебе придется держать меня тоже.
Он плюхнулся на живот со мной рядом. Я обхватила лилейного за шею:
-- Буду держать...
-- Держи... -- он, перекатившись на спину, увлек меня за собой. Внимательно посмотрел в лицо и изумленно прошептал:
-- Ты сейчас похожа на одну гравюру из старинной книги. Вот так, когда свет падает сбоку и немного снизу...
Я уткнулась Одрину в грудь лицом, бормоча:
-- Так ужасно выгляжу?
-- Да ты что?! Замечательно выглядишь. Это очень красивая гравюра. Помню, я частенько смотрел на нее, когда был ребенком. Вот только позабыл, в какой из книг.
И чмокнул меня в макушку:
-- Ты у меня красавица...
Я тихонько засмеялась:
-- Придумаешь тоже... А теперь тебе всю библиотеку придется перебрать, правда, только нижние полки... или ты в детстве и на верхние забирался, чтобы на нянек прыгать?
Дотянувшись, погладила его по щеке.
-- А чем мне еще заниматься-то. Не все же над приказами сидеть или шкодливых деток отлавливать... Тебя рядом не будет, а так у меня будет хоть что-то навроде твоего портрета.
Мевретт поймал гладящую его руку и стал осторожно целовать ладонь.
-- А еще прием союзников, донесения разведки, патрулирование... -- взялась перечислять я. -- Или ты решил совсем не спать?
И стала гладить его лицо второй рукой.
Тут глаза мевретта внезапно удивленно раскрылись, и он обалдело сказал:
-- Слушай, я, кажется, немного ошибся... с вопросом о последствиях магии...
Я, смеясь, упала на спину, потянув Одрина за собой, глубоко счастливо вздохнула; чувствуя на себе его тяжесть и понимая, что он не просто немного, он прямо-таки фатально ошибся... Лилейный приник к моим губам и тоже вздохнул. Потом еще и еще раз.... Дыхание его участилось, сердце застучало в грудь, и обалдело улыбающийся от счастья элвилин, меньше всего сейчас похожий на сурового мевретта, рванул рубашку у меня на груди.
Я пропала.
Одрин осторожно пробежался губами по моему телу. В полутемной комнате его силуэт казался чем-то волшебным, нездешним и от этого еще более желанным.
-- Триллве... -- хрипло прошептал мевретт и, приподнявшись, приник к моим губам.
Я ответила на поцелуй. Я доверяла Одрину до конца, даже больше, чем самой себе, он предчувствовал каждое мое движение, каждое желание, он даже в страсти оставался бережным и нежным... и сквозь все, что происходило, просвечивала любовь... не похоть, не пошлость, а святое и неизъяснимое.
И достигнув вершины, Одрин вдруг испуганно ухватился за меня, словно ребенок, и отчаянно выдохнул:
-- Триллве! Не уезжай!
Потом уткнулся лицом мне в шею и молча начал гладить рыжие пряди.
А я -- голосом, охрипшим от крика -- прошептала то, что уже не могла не сказать:
-- Не могу без тебя. Останусь. Прости...
Он поднял голову, широко раскрывая глаза:
-- Что?... Что ты сказала?
Я облизнула пересохшие губы, и все так же хрипло, но четко повторила:
-- Останусь.
Одрин резко сел и прижал меня к груди:
-- Девочка моя.... Арри... Триллве..... -- задыхаясь от счастья, он осыпал короткими колючими поцелуями мое лицо. И, внезапно заметив, что мир вокруг сделался каким-то непривычно расплывчатым, с удивлением понял, что плачет.
Я до крови прикусила губы, обнимая жениха и уже привычно вытирая его волосами глаза.
-- Одрин... хороший мой... не надо... пожалуйста... я здесь... -- растерянно шептала я. -- Я всегда буду с тобой. Ну пожалуйста, не плачь...
Он удивленно мазнул рукой по собственной щеке и посмотрел на ладонь. Поднял глаза:
-- А я думал, что давно разучился плакать... -- хрипло прошептал элвилин и, прижав меня к себе, начал медленно гладить:
-- Ты не представляешь, что ты сейчас для меня делаешь, Триллве... Я просто боялся подумать, как это -- обернуться и не увидеть твоих глаз...
Он выпустил меня только для того, чтобы окончательно сбросить на пол сбившееся покрывало, разворошить одеяла и, откинувшись на подушки, протянул руки:
-- Иди ко мне, Аррайда.
Бережно пристроил мою голову на своем плече, укрыл меня и шепнул:
-- А теперь спи, Триллве, -- и снова начал перебирать пальцами мои волосы, невесомо касаясь лба и висков, -- спи, моя любимая, а я буду рядом и никуда от тебя не отойду...
Я действительно стала засыпать. Мне было спокойно и безопасно, как в детстве. Я нашла еще силы погладить руку Одрина:
-- Люблю. И ты... поспи...
И уже уплывая в сон, услышала:
-- И я люблю...
***
Сианн постучался и прошел в кабинет.
-- Иллит атор. К вам можно? Отец?
Громко заругался, должно быть, угодив в лужу.
Я высунула взлохмаченную голову из-под одеяла и, не открывая глаз, попыталась пригладить волосы.
-- А? Кто?
-- Я, -- бодро ответил Алиелор, распахивая вторую дверь и застывая в проеме между спальней и кабинетом. -- Прошу простить.
Одрин шевельнулся и прижал меня к себе:
-- Что такое, Триллве, ты куда?
Я, все так же, не открывая глаз, повернулась к жениху, потершись об него головой:
-- Алелор...
Надеюсь, это прозвучало без досады.
-- Ясно, -- Одрин осторожно высвободился и, судя по звукам, сполз на пол и начал натягивать на себя одежду.
-- Сын?
Я зевнула и опустила голову на подушки...
-- Я готов! -- сообщил Сианн с насмешкой в мелодичном голосе. Вот проснусь -- и он у меня дождется.
Приоткрыв лениво правый глаз, я созерцала безупречный элвилинский облик Сианна: белая рубашка, черная куртка; короткий, тоже черный, плащ, изящно отогнутый палашом; высокие походные сапоги и шелковая шапочка, прикрывающая уши. Перчатками из черной кожи с серебряной вышивкой мевретт-менестрель небрежно похлопывал себя по колену. Хоть ты картину с него пиши!
Отец стоял напротив него -- столь же изящный, но беловолосый, полуодетый, растрепанный и любимый.
-- Триллве... -- позвал он. -- Ты сама ему скажешь?
Сианн ухмыльнулся:
-- Ну, что вы женитесь, я уже знаю... А что еще?
Тут в кабинет ворвался потный взлохмаченный Себастьян, как никогда, походящий сейчас на ежа. И с порога обиженно зачастил: