Все заняло секунды.
Мы миновали всадников -- оруженосцев в кольчужных рубахах, кнехтов в чешуе, вооруженных копьями и буздыганами; сбившихся в единую плотную массу; миновали рыцарей, надрывающих горло, крича команды, которые никто не мог выполнить; священников в лиловых рясах, скрывающих доспехи, и так же безнадежно взывающих к Судии. Стоптали мохнатых здоровенных, псов, скулящих точно щенки; проскочили вдоль телег с награбленным скарбом: тканями, бочонками с осенним медом, связанными курами, овцами и поросятами; кадками с зерном и звериными тушами; привязанными к телегам коровами; вопящими возчиками и тяжеловозами, неожиданно для себя встающими на дыбы; с хрустом, воем, ором и лязгом... И достигли сбитых в стадо, связанных пленных. Смели конями редкую цепочку арбалетчиков, частью положили, частью разогнали стражников, что сбивали пленных в кучу копьями и прижимали павезами. Одрин заклинанием сжег веревки. Пленники с криком рванули в разные стороны, мазнув по зрению ветром; заскользили среди веток крушины и бузины, рябинника, окаймлявших просеку, ныряя в чащу. Мы бы тоже ушли на скаку -- кони, взяв разгон, словно стелились по дороге над камнями, выбоинами и корнями. А змея ордальонского войска была чересчур тяжела, чтобы развернуться и что-то противопоставить нашему бегу. Даже пара арбалетных болтов, вжикнув, лишь срезала ветки у нас над головами.
Если бы не конный арьергард. Еще одно копье -- полный десяток: рыцарь, оруженосец, кнехты с серпами и арбалетчики. Наши кони, не приученные для боя, осеклись, испуганно попятились. А сзади уже набегала охрана пленных, оставшаяся без работы и потому обозленная. Набегала, легко неся ростовые павезы и выхватывая мечи.
Самых ретивых мой жених встретил короткой злой молнией. Не только ведьм он умел затыкать и молоко воровать на замковой кухне.
Быть может, мы бы и прорвались.
Но булава скользнула вдоль белокурого затылка Одрина, окрашивая его кровью. Я мимолетно посетовала, что он без шлема, хотя... прицельный удар смял бы череп вместе со шлемом и подшлемником.
Сианн, отбросив палаш, подхватил отца.
Рыцарь, что командовал замыкающими, наконец, перестал вертеть головой, выглядывая на деревьях элвилинскую засаду, и выкрикнул приказ. Нас явно сочли лучшей добычей для ритуального сожжения в Сатвере и стали окружать и теснить, не кидаясь за беглецами.
Гвиллем Алиелора взвился на дыбы, молотя передними копытами, в щепки разбив пару щитов, но кто-то сунул копьем ему в брюхо, и младшего мевретта за ногу поволокли с седла.
С визгом: "Алер!" -- Сябик слетел с пегушки, отбивая себе колено. Жалко взвыл, но вой тут же перешел в раздраженное шипение. Кто мог шарахнуться -- шарахнулись. Потому что из глаз серенького мальчишки вдруг ударили снопы серебра, и мир потек вокруг него, изменяясь. Опалил горячим ветром, и вот вместо мальчишки взрывает когтями дорогу, шипит так, что закладывает уши, вертится вокруг себя, дергая раздвоенным хвостом, чудовищная птица Симург.
Он не болтал в этот раз. Дернув шеей, клювом отправил в дальний полет кнехта с павезой, прибавив рогами затылка. Бичом-хвостом переломал ноги коню и сбросил ордальона-всадника. Хрустнули кости, и вершник, и конь закричали, но птице было плевать на милосердие. Симуран вспарывал дерн и яростно шипел. Болты скользили по железным перьям, метался раздвоенный хвост, щелкали зубы, а крылья, расходясь, сшибали тех, кто совался слишком близко. Жаль вот, что не плевался огнем.
На конях удержались немногие. Да и тех уносило наметом прочь.
Лязг, скрежет, вой стояли над просекой.
Я с трудом развернула белого. Стоптала им арбалетчика. Второй, уходя из-под меча, долбанулся о ствол головой.
А я никого не собиралась жалеть.
Моя ночь закончилась.
Я получила, что хотела. Была одинокой и нелюбимой. Полюбила. Поверила в то, что могут любить меня.
А неотвеченные вопросы?
Ударом меча я снесла еще одну голову.
Вопросы всегда останутся.
В чем смысл жизни, кто-нибудь... когда-нибудь... ответил?
Я разрубила плечо тому, кто так ловко орудовал булавой, убив Одрина; грудью коня сбила еще двоих, и тут кто-то достал белого мечом по сухожилию.
Я успела спрыгнуть. Бросила рыцарский меч и выдернула клеймору. Мне терять больше нечего... А плакать?
Я-душа горько рыдала.
Я-тело стало ветряной мельницей с железным крылом. Воин с клейморой -- для разбивания строя, и в полутора с чем-то ярдов от него не остается живых. Ни чужих, ни своих.
Я еще успела увидеть, как мальчишка-симуран, подхватив и забросив на спину Одрина и Сианна, пытаясь расправить крылья, на когтистых лапах скачет вдоль проселка -- смешно, как воробей. Только такой огромный, что враги разбегаются перед ним. Я икнула от смеха. А Симург кое-как расправил крылья, опираясь на поднявшийся ветер и взмывая над деревьями.
Рев гнева и разочарования пронесся над дорогой. И ордальоны обернулись на меня.
Два мечника...
Кнехт с боевым молотом...
Копейщик...
Я устала их считать.
Я срубала руки и наконечники копий, прямым колющим пробивала доспехи; на отмахе садила в головы; отбивала летящие в меня болты.
Сверху, сбоку, снизу железной полосой была я-меч.
Боль в голени показалась чем-то смешным и неважным. Мокрое полилось в сапог. Я заскользила по траве. Нога подогнулась. Мир внезапно закрутился и погас.
Я-Триллве... упавшая звезда.
Конец первой части.
Глава 15.
Сатвер
Ранним утром, когда последние дождевые тучи унеслись в сторону Мерриана и длинные тени зданий потянулись по булыжной мостовой, дверь таверны, носящей героическое название "Зуб дракона", отворилась, и на городскую площадь вывалилась четверка припозднившихся молодых людей. Миниатюрная скромная брюнетка держала под руку свою эффектную подругу -- яркую высокую блондинку, облаченную в красное платье с вызывающим декольте, прикрытым скромной белой вставкой, как требовал последний церковный ордонанс. Блондинка глупо хихикала, обмахивая ладонью раскрасневшиеся щеки, и отчаянно строила глазки двум юношам, державшимся несколько в стороне и слегка насмешливо наблюдающим за девушками. Один из молодых людей был закутан в дорожный плащ темно-зеленого цвета и сжимал в руке лютню с кокетливым бантом. Внезапный порыв ветра, сорвавший с головы капюшон, явил миру короткие темные волосы, а в круглом ухе тускло блеснуло серебряное колечко. Второй юноша, со вьющимися темно-русыми волосами, облаченный в серую рясу -- такие носили студенты-теологи Сатверского университета, -- что-то тихо втолковывал товарищу. Менестрель слушал его в пол уха, задумчиво созерцая ажурную черепицу крыш окружавших площадь зданий.
Брюнетка покосилась на молодых людей, пихнула локтем в бок высокую подружку и громко сказала:
-- Ой... А как же ты в таком узком платье полезешь на крышу? У него же швы разойдутся...
-- Правда? -- испугалась блондинка и любовно погладила себя по бокам, любуясь алым шелком. Портить эдакую красоту ей явно расхотелось, и рослая расстроено пробурчала: -- Эх! У меня никогда в жизни такого наряда не было...
Брюнетка закивала и захихикала.
Юноши, переглянувшись, подошли, и темноволосый обратился к блондинке, смерив ту пристальным взглядом и кивнув на инструмент в своей руке:
-- Элвина, душенька, а на лютне вы играете?
-- Нет... -- та печально всколыхнула ресницами, обернувшись. -- Но зато, я хорошо танцую на... Ой, леший, Хильда, ну больно же!
Брюнетка, мгновение назад от души наступившая на ногу Элвине, слегка покраснела и страдальчески возвела очи горе, разглядывая позолоченные снизу облака, резво несущиеся на восток по все еще темному небу.
Будущий теолог тем временем без особого восторга разглядывал башню с часами, что высилась над прецепторией Ордена Божьего суда, выходившей мрачным фасадом на площадь. Часы на башне как раз начали бить -- пять мелодичных звонов гулко разнеслись над головой и улетели эхом в сонные переулки.
-- С полуночи до шести на улицах без особого на то разрешения находиться... немного напряженно... Запрет Ордена, знаете ли, -- студент покачал золотистой головой.
-- Ох, Лисай, какой же вы скучный, -- блондинка капризно надула губки, но внезапно вскинула голову и прислушалась.
Со стороны улицы, ведущей к городским воротам, послышались дробный топот лошадиных копыт, бряцанье оружия, неясные голоса и приглушенная ругань, перекрытая резким властным голосом, отдававшим приказы. Через пару мгновений на площадь выехал отряд всадников, направляясь прямиком к кованым воротам здания Ордена. Два его предводителя были в черных гербовых накидках с багровым серпом на плече.
-- В туман! -- выругался тот, кого назвали Лисаем. -- Давайте проводим дам, потом вас, господин Седрик, -- и, взяв черноволосого за локоть, настойчиво потянул в сторону темного переулка. Девушки переглянулись, испуганно кивнули, ухватились за руки и спешно отправились следом -- подальше от неприятностей. Перед тем, как скрыться за углом, блондинка, снедаемая любопытством, обернулась через плечо и увидела, что последний из конных удерживает в седле впереди себя седока в окровавленной мужской одежде, голова которого беспомощно свесилась на грудь. Изящные руки, упавшие вдоль туловища, явно принадлежали женщине; а в лучах восходящего солнца загорелись, будто охваченные огнем, рыжие волосы.
Элвина, внезапно почувствовала себя совсем неуютно, зябко подернула плечами и прибавила шаг.
* * *
Темно... веки тяжелые -- такие, что и не поднять... кажется, вода где-то капает. А еще... -- меня замутило -- в нос ударил запах плесени и гнили. Впрочем, мерзкая вонь помогла прийти в себя, и я открыла глаза. Все еще темно... и так хочется пить... Облизала сухие губы и попыталась сосредоточиться. Понять, где я и что со мной... В памяти постепенно всплывали картины -- поездка по чудесному туманному лесу, топот, крики, перекошенные лица, звон клинков, Одрин... Я зашлась немым криком. Теперь мне не для чего жить. Разве что -- для мести. Я стиснула зубы. Провела руками вокруг, почувствовала колкое прикосновение гнилой соломы. Под соломой были занозистые бревнышки. Слева -- влажная каменная стена. Пальцами я собрала с нее воду, смочила губы. Ощупала себя: у меня отобрали все, кроме рубахи и штанов. Тело ныло от холода и синяков, полу