В одну из ночей, когда около постели Мурада дежурила его жена, она не могла победить своей усталости и невольно поддалась сну. Прошло около получаса, как вдруг Мурад открыл глаза и диким взглядом оглядел комнату, освещенную мягким светом лампы с матовым колпаком. Мурад увидел, что его жена спит, и осторожно поднялся на постели; вокруг все было тихо. Несколько мгновений Мурад просидел в нерешительности, его дикие взгляды доказывали полное безумие. Вдруг им, казалось, неожиданно овладело какое-то непреодолимое желание.
Тихо, без шума встал он с постели в одной рубашке и проскользнул к двери. Осторожно открыл ее, в коридоре никого не было, и дверь, ведущая на террасу, спускавшуюся к морю, была открыта. На террасе днем и ночью стояли часовые, когда же Мурад подошел к двери, то увидел, что благодаря лунному свету на террасе светло почти так же, как днем.
Мурад поспешно проскользнул на террасу, где увидел на некотором расстоянии разговаривавших между собой часовых. Тогда он поспешно побежал по лестнице, ведущей к морю, и бросился в воду. Но часовые услышали плеск воды и бросились спасти несчастного; вскоре одному из них удалось вытащить полумертвого Мурада.
XIXНесчастная Сирра
Состояние здоровья Реции улучшалось с каждым днем, и наконец доктор объявил Сади, что всякая опасность для жизни больной исчезла, тем не менее необходима была большая осторожность, так как рана еще не совсем затянулась. В это время до Сади дошло известие о том, каким образом Гассан привел в исполнение свои угрозы. Это сильно взволновало Сади, так как он понял, что его друг погиб и для него уже не могло быть помилования, но Сади все-таки надеялся еще раз увидеться с ним в тюрьме Сераскириата.
Реция озабоченно напомнила ему, что никто ничего не знает о судьбе Сирры. Тогда Сади решил вместе с посещением Гассана постараться также отыскать следы несчастной девушки, но он ничего не сказал Реции о своем намерении, чтобы не обеспокоить ее.
В это время начальником военной тюрьмы был назначен Кридар-паша, бывший прежде товарищем и другом Сади. Сади отправился к Кридару-паше. Но бывший приятель, казалось, потерял память с того времени, как Сади-паша попал в немилость, и принял Сади с холодной вежливостью.
– Мне сказали, что Гассан-бей находится в башне Сераскириата, – обратился Сади к Кридару, – так ли это?
Кридар пожал плечами.
– К сожалению, я не в состоянии отвечать на ваши вопросы, – сказал он. – Дано строгое приказание ничего не говорить об этом.
– Разве это приказание распространяется на всех? И на меня? – спросил Сади.
– Исключения ни для кого не сделано.
– В таком случае я не стану говорить о моем желании видеть великого шейха, – сказал Сади, – но у меня есть к тебе еще один вопрос.
– Я буду очень рад, если буду в состоянии ответить на него, – холодно отвечал Кридар-паша.
– В тот день, когда я еле живой был принесен в караульную залу башни Сераскириата, там было несчастное существо, которому я обязан моей жизнью.
– Мне донесли об аресте одной до крайности уродливой девушки.
– Где она находится?
– Это тайна, паша, и я не имею права ее выдать.
Терпение Сади, казалось, истощилось.
– Выслушай же, что я решил сделать! – вскричал он тогда. – Ты не хочешь сказать мне такой простой вещи, как то, где находится несчастная девушка, вся вина которой заключается в том, что она спасла мне жизнь. Так знай же, что теперь я считаю своим долгом освободить несчастную.
– Это совершенно ваше дело, – отвечал Кридар-паша, кланяясь со злобной улыбкой.
– Да, это дело моей чести, – гордо продолжал Сади. – Султан узнает все происшедшее и, надеюсь, моя справедливая жалоба не останется без последствий.
– Это точно так же от вас зависит, – колко отвечал Кридар-паша.
– Было время, паша, когда я не думал, чтобы нам пришлось столкнуться, – сказал Сади. – У тебя дурные друзья, не забывай, что счастье изменчиво. Но довольно. Султан решит спор между мной и моими противниками, и я счастлив, что могу явиться перед султаном с сознанием, что не сделал ничего несправедливого. Я кончил. Прощай!
Сказав это, Сади слегка кивнул Кридару и вышел.
Возвратимся теперь снова к Черному Карлику, заключенной в башне Сераскириата. Ее заключили в каморку, находившуюся под самой крышей, где днем жар доходил до страшной степени. Много недель прошло для нее совершенно однообразно, ей приносили только раз в день кусок хлеба и немного воды. Казалось, что бегство из этой новой тюрьмы было совершенно невозможно, так как дверь была окована железом и крепко заперта, а единственное окно, хотя и не было заделано железной решеткой, но находилось на страшной высоте над землей. Тем не менее изобретательная Сирра нашла и тут средство бежать. Из тряпок, брошенных в угол вместо матраса, она сумела сплести веревку, достаточно крепкую, чтобы выдержать ее.
В тот день, когда Сади был у Кридара-паши, Сирра решила бежать, как только наступит вечер. Она ни минуты не сомневалась в успехе и не боялась огромной высоты, с которой ей придется спускаться. Наконец настало, по ее мнению, удобное время: было около часа ночи. Луна скрылась за тучами. Внизу никого не было ни видно, ни слышно. Часовые ходили у ворот и не могли видеть, что происходит во внутреннем дворе, куда выходило окошко Сирры, к тому же никто, конечно, и не подозревал, что Сирра собралась бежать.
Она укрепила, как смогла лучше, у окна конец веревки и спустила другой за окно. Насколько Сирра могла видеть в темноте, веревка не совсем доставала до низу, но Сирра полагалась на свою ловкость и решилась не откладывать бегства. Затем Сирра скользнула в окно и начала спускаться, а это было трудно, так как у нее была всего одна рука.
Спустившись до половины, она вдруг почувствовала, что веревка рвется у нее под рукой. Будь у нее две руки, она могла бы еще надеяться на спасение, но теперь она погибла. Веревка затрещала в последний раз, и Сирра полетела вниз со страшной высоты.
Но даже в эту ужасную минуту присутствие духа не оставило Сирру, она протянула руку и ей удалось удержаться за острый выступ стены. Этот выступ был не более четверти фута ширины. Сирра могла только держаться за него рукой, а внизу ее ждала верная смерть.
Как часто бедная Сирра бывала в опасности, но еще никогда ее положение не было до такой степени безнадежно. Казалось, что на этот раз для нее не могло быть спасения, и смерть ее была неизбежна.
XXОтдай мне мое дитя!
Принцесса Рошана купила себе летний дворец по другую сторону Босфора и переехала туда. По секрету говорили, что она ищет уединения, чтобы дать время умолкнуть насмешкам, везде преследовавшим ее после приключения с Сади. Но ее богатство позволяло ей украсить свое уединение всем, что только могли доставить деньги. В особенности роскошно был отделан парк перед дворцом, где принцесса любила проводить время в полном одиночестве.
Мрачная ненависть наполняла сердце Рошаны. Она уже давно знала, что Сади-паша свободен, выздоровел и снова соединился с Рецией. Но она торжествовала, что расстроила смертью ребенка полное счастье ненавистных ей людей.
Однажды вечером, когда принцесса по обыкновению гуляла в парке, к ней подбежали несколько служанок и с полуудивленными, полуиспуганными лицами доложили ей, что приехал Сади-паша. Рошана сейчас же догадалась, что привело к ней Сади. По ее отвратительному лицу пробежала улыбка, и глаза ее засверкали. В это мгновение Сади уже подходил к принцессе, и прислужницы отступили. Если бы покрывало не скрывало лица Рошаны, то видно было бы, как она побледнела при виде Сади.
При виде Сади служанка Эсме задрожала, сердце ее трепетало при мысли о ребенке, и в то время, как другие служанки пошли во дворец, Эсме спряталась за деревьями, чтобы подождать Сади.
– Ты удивляешься, принцесса, что снова видишь меня у себя, – говорил между тем Сади, поклонившись Рошане, – и поверь мне, что этого бы не случилось, если бы меня не привела сюда необходимость.
– К чему это вступление? – гордо перебила его принцесса. – Ты явился ко мне как проситель, и меня действительно удивляет, что после всего происшедшего у тебя хватает смелости просить меня о чем-нибудь.
Сади побледнел, услышав эти оскорбительные слова.
– Сади еще ни разу ни о чем не просил тебя, – сказал он дрожащим голосом, – и сегодня он явился не с просьбой, а с требованием. Явился, сознавая свое право, а не как проситель. Я требую у тебя обратно мое дитя, которым ты завладела недостойным образом.
– Остановись! Что осмелился ты мне сказать?
– Истину. Ты сама созналась мне, что завладела моим ребенком, – продолжал Сади, – я пришел потребовать его у тебя назад.
– Как приходил ко мне требовать мою невольницу. Но опыт научил меня. Невольницу ты взял у меня, но ребенка тебе взять не удастся.
– Ты, значит, не хочешь отдать мне мое дитя, так подло похищенное тобой?
– Говори осторожнее, а не то я прикажу слугам вытолкать тебя из моего дворца, несмотря на то что ты паша, – гордо сказала принцесса. – Мои слуги принесли мне ребенка из пустого дома снотолковательницы Кадиджи. Чем докажешь ты, что этот ребенок твой?
Сади невольно вздрогнул при виде злобы этой женщины и мысленно поблагодарил Аллаха, что вовремя возвратился к Реции.
– Моя любовь к ребенку должна служить достаточным доказательством, – отвечал он. – Перестань бороться со мной, мне ничего от тебя не надо, кроме ребенка. Отдай мне его, и ты никогда больше меня не увидишь.
– Ни о какой борьбе между нами не может быть и речи, так как я принцесса, а ты выскочка, которому я напрасно оказывала милость. Теперь место милости занял гнев.
– Итак, ты хочешь перенести свою месть на невинное существо? Неужели ты женщина, а не зверь?
– Ты не получишь ребенка, не думай тронуть меня или заставить отказаться от моего решения.
– В таком случае пусть султан рассудит спор между нами! – с угрозой вскричал Сади. – Будь ты мужчиной, спор решило бы оружие.