Старик бросил шкуру на гладко утоптанный глинистый пол кабака, поджав ноги, уселся на нее и снял с рук пять-шесть змей, которые, повертевшись несколько минут, спокойно улеглись около своего хозяина. При виде длинных извивающихся змей присутствующие, особенно девушки, в ужасе отскочили назад, затем снова образовали круг, увидев, что страшные существа, повинуясь знаку своего господина, смирно легли у его ног. Но вот укротитель змей заиграл на дудке и притихшие, словно сонные, животные, услыхав эти звуки, мигом вскочили одна за другой. Странно было смотреть, как они, зачарованные музыкой, будто стрелы, тянулись вверх, приближая головы к дудке, и трясли своими острыми раздвоенными языками. Тут старик стал извлекать другие звуки из своей дудки, змеи вскакивали, приседали и принимались как бы танцевать под музыку. Это вызвало между присутствующими громкие крики одобрения: одни бросали старику деньги, другие предлагали ему вина, но старик отказался.
– Турок, он турок! – послышалось несколько голосов, но они заглушены были всеобщим интересом к танцующим змеям.
Но вот старик оставил дудку, музыка смолкла, а змеи длинным рядом остались стоять в той же позе перед своим укротителем, приподнявшись всем корпусом и высоко вытянув головы. Старик взял маленькую палочку и коснулся ею головы первой змеи. Она, словно мертвая, мгновенно упала, как бы по мановению волшебного жезла. И со второй, третьей и так до последней повторил он свой фокус; все повиновались ему и, словно мертвые, попадали на землю. Это был, по-видимому, конец странного представления. Между тем старик все еще оставался на земле со своими змеями, а толпа любопытных разошлась, только за столом пировали еще несколько человек.
Заклинатель змей. Художник Жан-Леон Жером
Оба инсургентских начальника и сидящий с ними иностранец, казалось, совсем позабыли о странном зрелище. Они все еще были увлечены жарким разговором, а иностранец прилежно пил за их здоровье.
– Если вы соберете всех ваших солдат, то у вас будет достаточно сил для того, чтобы обратить в бегство весь корпус паши, – сказал он так громко, что ни одно слово не ускользнуло от сидевшего рядом укротителя змей. – Он еще не знает, что вы со всех концов собираетесь сюда, иначе он не отважился бы зайти так далеко. До наступления утра вы должны выступить со своими храбрыми воинами, а на рассвете сделать нападение.
– Не делайте этого, – внезапно прозвучал глубокий, сильный голос – он принадлежал укротителю змей. – Это было бы для вас падением, гибелью!
Незнакомец вскочил с места.
– Кто сказал это? – гневно вскричал он.
– Я, Абунец, укротитель змей. Не полагайтесь на слова этого человека, он хочет заманить всех вас на смерть.
– Допросить старика! – беспорядочно закричали другие, а иностранец громко выражал свою ярость и, казалось, не хотел допустить укротителя змей до ответа.
– Это турок, шпион! – закричал он, указывая на Абунеца. – Он держит змей только для виду.
– Он – турок! Он отказался от вина, – раздалось в толпе.
– Паша подослал его выведать численность ваших сил, – продолжал иностранец, – он – шпион!
– Шпион! Да, да! Он шпион! – кричали многие. Абунец поднялся с места.
– Делайте, что угодно, господа, – сказал он, – возьмите меня под стражу как шпиона или выступайте против паши, говорю вам, что вы погибли, если сделаете нападение. Не хотите верить моему предостережению, так слушайте вон того…
Присутствующие, по-видимому, разделились на две партии.
– Тот же, что назвал меня шпионом, явился сюда подстрекать вас к нападению и тем передать вас в руки паши, – продолжал укротитель змей. – Берегитесь его, он – орудие Мансура, клеврет бывшего шейх-уль-ислама, он пришел заманить вас на смерть.
– Замолчи, старый пес, или я выбью из тебя храбрость! – закричал иностранец и, бешено размахивая кулаком, подступил к Абунецу.
– Не трогай меня, Алабасса, младший ходжа из Перы, или ты пропал, – отвечал укротитель змей.
– Он знает его! Он его знает! – восклицали присутствующие, обступая обоих противников. – Он знает его имя! Он назвал его младшим ходжой. А тот назвал старика шпионом.
Иностранец, которого укротитель змей назвал Алабассой, орудием бывшего шейх-уль-ислама, был вне себя от гнева. Злоба кипела в нем на старика, который снял с него маску и назвал его клевретом Мансура. Откуда мог знать это укротитель змей? Почему знал он его имя? С бешенством напал он на старого Абунеца и ударом кулака хотел заставить его молчать, считая это лучшим и скорейшим средством избавиться от опасного врага. Он полагал, что старость сделала Абунеца неспособным ко всякому серьезному сопротивлению и что потому ему не будет стоить никакого труда справиться с ним. Но расчет Алабассы оказался неверным, хотя его отнюдь нельзя было назвать слабым, к тому же злоба и опасность делали его сильнее, чем когда-либо, тем не менее нападение неожиданным образом приняло другой оборот, чем он предполагал.
Оба инсургентских вождя оставались пока безмолвными зрителями происшедшей ссоры. Они не знали, кому из двоих верить. Алабасса выказал себя их другом и доброжелательным советником, пил с ними вино и побуждал их к нападению – они никак не могли поверить, чтобы он мог быть изменником. Другой был бродяга, укротитель змей, по-видимому, принадлежавший к врагам или к туркам. Итак, положение старого Абунеца было весьма незавидно. Он был среди мятежников, которые ненавидели и опасались каждого турка. Позы присутствующих уже убедили его, что между ними не было ни одного, кто бы держал его сторону. Никто не помогал ему, никто не удерживал его противника, когда тот, размахивая кулаками, бросился на старика, – все оставались праздными зрителями происшедшего затем жестокого кулачного боя, никто не вмешивался в него – все стояли кругом и смотрели, даже оба инсургентских вождя и те, сидя за столом, равнодушно смотрели на бойцов, спокойно пуская голубоватый дым из своих коротких глиняных трубок.
Алабасса, клеврет Мансура, боялся дурных результатов, если только ему не удастся заставить молчать проклятого старика, который обличал его и как изменника мог привести к страшной смерти на одном из ближайших деревьев. Но бешеный удар кулака, направленный им в голову противника, отскочил от нее, словно та была из железа. Тем не менее, никто из присутствующих не сомневался, что в этой борьбе старый укротитель змей должен уступить, так как противник его был моложе и, казалось, значительно превосходил его силой. Алабасса вторично поднял кулак, чтобы на этот раз, словно молотком, ударить Абунеца прямо в голову, но в ту же минуту почувствовал на себе руки старика. Укротитель змей спокойно выдержал первый удар, второго он не стал дожидаться, а схватил своего противника за грудь и шею и далеко отбросил его от себя. При этом Алабасса нечаянно наступил на одну из змей. В бешенстве со страшным шипением бросилась она на него и заставила его в ужасе отступить – рассвирепевшее существо хотело преследовать его, остальные змеи последовали примеру своей подруги.
– Убери твоих ядовитых гадов, старый пес, иначе мы убьем их, – закричал вне себя от ярости Алабасса.
– Убейте змей! – кричали некоторые из присутствующих, сильно напуганные яростью странных животных.
– Кто тронет у меня хоть одну из них, смерть тому! – грозно воскликнул укротитель змей.
– Уж не хочешь ли ты воспользоваться ими для своей защиты, шпион? – с сарказмом спросил Алабасса, желая натравить всех присутствующих на старика.
– Я сам сумею защититься, младший ходжа из Перы, который хочет по поручению Мансура заманить этих воинов на погибель, – отвечал Абунец.
– Так спрячь же своих змей, чтобы я мог размозжить тебе твой проклятый череп, злоречивый пес! – кричал Алабасса, не в силах сдерживать долее своей гнев.
– Будешь ли ты отрицать, что ты Алабасса? – спросил укротитель змей, успокаивая раздраженных животных и пряча их в стоявший сбоку ящик. – Уж не намерен ли ты отрицать, что ты младший ходжа из Перы?
Алабасса бросился на старика, завязалась бешеная схватка. Яростное нападение молодого и к тому же раздраженного человека, по-видимому, должно было сейчас же положить конец этой борьбе – старый Абунец принужден был отступить. Но он отступил только на два шага, затем положение дел мгновенно изменилось. Укротитель змей схватил своего противника и с размаху бросил на землю. Он сделал это так быстро, так легко, что, казалось, это не стоило ему никаких усилий.
По его обнаженным, смуглым, худощавым рукам нельзя было догадаться о присутствии в нем такой силы, и все считали падение Алабассы просто случайностью. Мигом вскочил он на ноги и бледный, дрожа от бешенства и злобы, снова бросился на старого Абунеца, вытащив из кармана маленький кинжал, которого до сих пор никто не видел у него.
Абунец заметил блестящее орудие в руках не помнящего себя от ярости врага.
– А, так вот чего ты хочешь, младший ходжа из Перы, – хладнокровно сказал он. – В таком случае ничто не поможет, ты должен умереть.
С пеной у рта бросился Алабасса на своего противника, однако ему не удалось ранить его. Старик снова далеко отбросил его от себя и на этот раз с такой ужасной силой, что вызвал всеобщее удивление и на минуту поднялся во мнении толпы. В первый раз видели они старика, обладавшего такой силой, этого никто не ожидал от него и теперь просто не верил своим глазам. Такой оборот поединка невольно вызвал у всех крики удивления, и теперь казалось, что благосклонность толпы перешла на сторону человека, который имел еще такую громадную силу в своих сухих, старческих руках. Но Алабасса вовсе не хотел признать себя побежденным, хотя при падении и вывихнул левую руку. Он вскочил как ни в чем не бывало. В правой руке при свете свисавшей с потолка лампы сверкал кинжал. Скрипя зубами, как олицетворение безумной злобы, бросился он в третий раз на старика.
На этот раз нападение обошлось ему гораздо дороже. Терпение старика, казалось, истощилось. Не дожидаясь нового удара, он ударил Алабассу по лицу. Кровь хлынула у того изо рта или из носа, он зашатался: с такой ужасной силой поразил его меткий удар укротителя змей. Но тому хотелось положить конец борьбе. Второй меткий удар его кулака лишил чувств клеврета Мансура. Тогда Абунец вырвал у побежденного врага кинжал.