Мичи ни в коем случае не должна была разгадать, что он задумал. Если не получится, если он хоть на миг проявит слабость…
«Пусть лучше считает меня чудовищем».
Рукоять меча обожгла его ладонь. Госпожа не заметила движения самурая, вставшего между ней и Рюу. Она давно не обращала внимания на своего самурая.
Меч вобрал груз отобранных жизней. На острие трепетало дыхание Нобуо.
«Она играючи вручила мне оружие, – рассказывал самурай у ворот, в ночь, когда Рюу хотел утопиться в саке. – Не ведающее разницы между человеком, демоном и ёкаем.
“Вот лучшее доказательство моей любви!”
Она требовала рубить тех, кого забирала, и упивалась их агонией.
“Вознамеришься поднять руку на бога – имей под рукой подходящий меч!” – сказала она однажды в исступлении. Я думал, она подарила мне знак своей любви, но ею двигали ненависть и тщеславие, что всегда оборачиваются против исторгнувшего их. Если Госпожу можно убить, то лишь этим мечом».
Магия, заполнившая номер, напоминала круги на воде. Время замерло. Рюу не мог пошевелиться, самурай застыл с поднятой рукой, Мичи оцепенела возле своего тела. Двигались лишь Госпожа и Кумико. Зыбь проходила по их лицам. Госпожа обняла Кумико, прижалась лбом к ее лбу. Черты смазались, морщины ожили, покрыли обеих коричневыми прожилками. Отступили, изгоняемые белым сиянием. Черные волосы смешались с седыми. Свет окутал женские фигуры, скрыл обмен душ. Круги магии пошли вспять, время запустилось. Девушка упала без чувств. Старуха вытерла губы, повернулась к телу на футоне.
– Ты согласна принять меня? – спросила Госпожа.
Рюу задержал дыхание.
«Согласна», – мысленно подсказал он неподвижной Мичи.
– Я согласна, – произнесла Мичи вслух.
Госпожа набросилась на ее тело голодным зверем. Мичи закричала. Та, что была духом, затрепетала и стала исчезать. Та, что лежала на футоне, выгнулась дугой. Госпожа исторгала свою суть из древней плоти. Спешила найти прибежище в заветной юности. Она слегка отстранилась от тела Мичи. Серебристый ручеек тумана струился от губ Госпожи к губам ее жертвы. Сила, стремившаяся из Госпожи, была огромна. Свет, исходивший от дымки, разгорался. Время вновь застывало.
Откровение самурая прогремело в ушах Рюу: «Прежде чем войти в новое тело, она обязана вернуться в пристанище, в котором обитала до сделки. Зачеркнуть старый договор. И заключить новый. Ты должен успеть, пока она уязвима. Действуй!»
Меч сросся с рукой. Свист стали уподобился плачу.
Рюу пронзил тело старухи.
Самурай не обманул.
Он любил ее. И не мог видеть то, чем она стала.
Кровь не потекла по лезвию.
Тряпье осело на пол.
Происходящее доходило до Мичи постепенно.
Госпожа задала ей вопрос, и слова выскочили сами собой, словно пришли извне. В ней подняла голову Мичи-служанка-рёкана, расслышала голос молодого господина и произнесла «Я согласна», не задумываясь. Она была рада угодить хозяину. Жгучая боль обожгла Мичи, когда Госпожа прижалась к ее телу, присосалась к губам. Точно кинжалом пронзило сердце, разорвало грудь.
Мичи рухнула в пропасть, раскрывшуюся над и под ней, она падала и уменьшалась. Перед глазами мелькали знакомые лица: мама, папа, Нару-тян, бабушка, университетские друзья, официант в писательском кафе, молодой человек, следящий за ней из-за ноутбука. Образы смахивала невидимая рука. Выплывали лица духов, Хакусана-сан с поджатыми губами, Асу-сан с мукой на щеке, Сэдэо-сан со шваброй.
Мичи отрицала боль, как могла, но тело сжималось, острые когти рвали кожу. Улыбающийся Рюу возник перед ней во весь рост, что-то сказал. Спросил? Предложил?
«Да, да! – ответила Мичи, забывшая, кто она на самом деле. Мичи-дух, Мичи-на-футоне, Мичи-служанка соединились и превратились в точку, в ничто в непроглядном мраке. Утонули в агонии, раздирающей ребра.
И боль отступила.
Мичи, крохотную и одинокую, покачивало в холодном течении. Она не чувствовала холода, как не чувствовала тревоги. Все отступило, потому что в пустоте не осталось ощущений. Рюу не исчез. Помахал ладонью в свою сторону: «Иди сюда, дело есть!» Точка-Мичи поплыла к нему. «Скорее всего, надо вымыть купальни», – прошептали волны. Она представила, что обернулась песчинкой в саду камней, и волны, нарисованные бамбуковой палкой, несли ее выполнять привычную работу. Но Рюу держал какие-то листы с завернутыми концами. Листы были сплошь испещрены точками. Множество Мичи на белом фоне – не песчинки. Песок бы не удержался на листе. Точки сливались в цепочки, распадались и собирались вновь. За Рюу возник Нобуо, волны побежали быстрее. Нобуо тоже улыбался, намного добрее, чем старший брат. Его улыбка пробудила в Мичи узнавание. Она поняла, чем были эти точки.
«Ты могла бы обрести свой голос», – сказал Нобуо у пруда.
«У меня теперь даже тела нет», – ответила Мичи.
Тела она лишилась. Она – точка. Именно та точка, которой не хватало на протянутых к ней листах.
Завершение.
Рюу схватил точку-Мичи, сжал в когтистых лапах, покрытых чешуей, скомкал, придал форму. Он сверкал и переливался и передавал свет Мичи. Она покрылась слоями перламутра, засияла чистым жемчугом. Рюу подкинул жемчужину, она прокатилась по его извивающейся, длинной спине. Хвост щелкнул – жемчужина полетела, набирая вес, увеличиваясь в размерах.
Руки и ноги развертывались, как полотна неопытной художественной гимнастки. Так осознают себя листья, проклевывающиеся из почек ранней весной. Выкручивало голени, болели ребра, саднило горло. Мичи расталкивала темноту.
Она вывалилась на что-то мягкое.
Футон.
Запуталась в покрывале, увидела тряпье, Кумико, самурая, Рюу.
– Рюу! – подскочила Мичи.
Рюу на татами обнимал неподвижную Кумико. У его ног валялся меч, лезвие покрылось черными пятнами, они разрастались и дымились. Воин сидел подле, сняв шлем. Лицо его казалось удивительно добрым и спокойным.
– Где она? – спросила Мичи, имея в виду Госпожу. И осеклась. Голос отозвался в груди, в ушах, загудел во лбу.
Никто не ответил.
У футона лежал ворох старой одежды. Номер дышал сосновой хвоей. На балкон заглядывала луна, окруженная ожерельями звезд. Небо освободилось от тумана.
Мичи прочистила горло, повторила вопрос.
Рюу уставился в никуда. Он не слышал и не видел ее.
– Что с тобой? – Мичи подкралась к нему, потрясла за плечо. – Очнись! Кумико жива?
Рюу молчал. Белые волосы походили на паутину, переплетаясь с темными прядями Кумико. Мичи взяла ее за руку, надеясь нащупать пульс, – ничего, даже слабого биения.
– Надо найти зеркальце, проверить дыхание! – Она снова затрясла Рюу.
Он слабо улыбнулся и произнес:
– Спасибо.
– О чем ты? – отшатнулась Мичи. – Надо проверить. Ты меня слышишь?
– За то, что тебе не все равно. За то, что ты рядом.
Лунный свет подбирался к нему, смешивался с волосами. Луна стала больше, разогнала звезды, забралась на балкон.
– Кто-то должен занять ее место.
– О чем ты? – повторяла Мичи как заведенная. Она испугалась, что Рюу рухнет рядом с Кумико, но самурай придержал его за спину.
– Смерть не может исчезнуть, – сказал Рюу и нежно, почти не коснувшись, поцеловал Кумико в лоб. – Он сказал мне выбирать. Как всегда, выбирать. Ее место определено богами, она всегда должна быть. Тебя я не мог обречь. Я и так подверг тебя опасности. А Кумико мечтала стать собой. Я выбрал правильно.
Мичи переводила растерянный взгляд с Кумико на Рюу.
– Рюу, нет. Столько лет ты… – начала она.
Он не дал закончить:
– Теперь она будет вечно прекрасной.
Рюу осторожно переложил Кумико на пол, встал. Самурай почтительно опустил голову.
– Не оборачивайтесь, – попросил он.
Рюу поднял Мичи, на которую перешло его оцепенение.
Луна вкатилась в номер, требуя места для сияния. Стены растворились. Дверь захлопнулась, табличка с номером 103 упала, расколовшись. Демон они стоял под камнем не двигаясь.
– Она умрет! Зачем ты оставил ее там? Пойдем назад! – упрашивала Мичи.
Рюу перепрыгивал через ступени, тащил Мичи вниз. Ноги подворачивались, не желали слушаться, голова трещала, шея почти не справлялась с ее весом. Носки натирали щиколотки, юката перекрутилась, давила, мешала. Рюу слишком сильно сжимал запястье, кости хрустели и переворачивались внутри, им было тесно в теле.
– Рюу! – Мичи чуть не кувыркнулась вниз по лестнице. Рюу поймал ее на лету.
Мичи села на ступеньку, проверила нос, подбородок, волосы, плечи, бока, бедра, коленки.
– Вернулась? – не веря, произнесла она.
Уши заложило криком радости. Мичи не подозревала, что умеет так визжать. Пока она трясла Рюу и проверяла сердцебиение Кумико, не могла понять, почему все настолько реальное. Пальцы еле шевелились, волосы норовили залезть в глаза и рот, глаза слезились, во рту пересохло. Почему она вся несуразная, плотная, медлительная?
– Я вернулась!
Рюу вновь поднял ее. Он улыбался, совсем как в ее бреду, немного снисходительно.
– Прости за то, что пришлось пережить.
– Я ведь вернулась! – Счастье лилось из Мичи бурным потоком. – Я жива!
Она подпрыгивала на месте. Хлопала в ладоши.
– Мичи, – воззвал к ней Рюу. – Мичи, Нобуо умирает. Мы должны быть рядом!
Лестница показалась Мичи бесконечной. Она неслась за Рюу и просила себя обернуться духом и пройти сквозь стены.
«Нобуо», – бухало сердце, и жизнь, вернувшаяся к ней, уже не приносила радости.
Из 103-го изливался туман. Его манили звезды, он стремился к их мерцанию, чтобы очиститься и наполниться светом.
Веки Кумико задрожали. Тьму, окружавшую ее столько лет, сорвало с глаз, они распахнулись, очистились от мути. Она села, оглядела комнату. Ни снега, ни красных огней.
Она больше не в каморке! Она в покоях Госпожи. Точнее, в 103-м номере.
Кумико поднялась, но слабые ноги подвели, как всегда. Она запуталась в шлейфе белого кимоно. По ткани распускались цветы, над ними летели журавли. Кумико тронула одеяние. Кто и когда облачил ее в шелка?