Она хмурится, глядя на мой рисунок.
– Ты все продумал, не так ли? – произносит она ровным голосом.
– Я пытался.
Ее челюсти сжимаются.
– Тебе и правда нужен кто-то внутри.
– Я сам не могу предупредить заключенных, не говоря уже о том, чтобы рассказать им о маршрутах побега.
Фрици поднимает на меня взгляд, и я вижу в ее глазах яростную решимость.
– Когда? – спрашивает она.
– Сожжение состоится через два дня.
Она сглатывает.
– Значит, завтра ты потащишь меня в тюрьму.
– Если ты сможешь запомнить все маршруты за ночь.
Она напряженно кивает.
– У меня будет день, чтобы рассказать обо всем сотне заключенных.
Мое сердце колотится. Это слишком рискованно, я не могу просить ее об этом…
– Да, – говорит Фрици. – Я все сделаю. Знаю, Лизель посадили в тюрьму – она тоже поможет. Мы будем работать вместе.
Она только что согласилась участвовать в моем плане, а еще и она, и ее кузина владеют настоящей магией, которая могла бы спасти всех. Но все равно у меня внутри все скручивается, когда я думаю, что это означает: мне придется привести Фрици в тюрьму и запереть ее в железной клетке.
Когда я тащил Фрици по туннелям, то думал, как спасти ее, чтобы использовать в своих интересах. Но теперь, когда время пришло… Я не хочу, чтобы она покидала безопасное место рядом со мной. Это нелепая мысль, я не могу оставить ее в доме-крепости, и, вероятно, в тюрьме ей будет безопаснее, учитывая, что коммандант отправил людей на ее поиски.
У меня сжимаются кулаки. Я сделаю все, чтобы спасти невинных. Но если кто-нибудь причинит Фрици боль, он заплатит.
15. Фрици
Я скрещиваю руки на груди.
– Но это работает в обе стороны. Если я помогаю тебе, ты должен помочь мне.
Он не отвечает, кажется, даже не слышит меня – его глаза опущены. Сначала мне кажется, что он смотрит на мою грудь, но его лицо каменеет, и я понимаю, что его взгляд прикован к моему запястью, которое я прижала к груди.
Я смотрю на кровоточащие красные следы на тыльной стороне руки.
– Ты ранена, – произносит он.
– Это обычно случается, когда ведьмы находятся рядом с хэксэн-егерями.
Он встает надо мной, фонарь мерцает на столе, и в его пляшущем свете эмоции на лице капитана сменяют одна другую.
Сожаление.
Гнев.
Боль.
Я не собираюсь тратить время, наблюдая за его самобичеваниями – Триединая побери этих католиков, честное слово.
– Мне понадобятся и припасы, чтобы…
– Присядь.
– Я… прошу прощения?
– Присядь, – повторяет он и идет к сумке, которую снял во время нашего разговора. Он роется в ней, прежде чем повернуться ко мне, держа в руках баночку и моток бинтов.
Я не могу скрыть удивления, которое отражается на моем лице.
– Мне не нужна твоя жалость. Я в порядке.
Это ложь – у меня ужасно горят запястья, – но будь я проклята, если приму от него помощь. Я хочу забрать Лизель и уехать из Трира, а не тратить время на лечение ран, которые он нанес.
Он пересекает комнату и останавливается передо мной.
Его брови приподнимаются, и он указывает глазами на стул, стоящий у меня за спиной, в его взгляде отчетливо читается приказ.
У меня в груди все сжимается, мне страшно хочется воспротивиться ему. Но он по-прежнему ничего не говорит, только смотрит на меня, и по его стиснутым челюстям и твердому взгляду я понимаю, что он не сдастся.
Я думала, что знаю, что такое упрямство.
Я думала, что я упряма.
Этот человек превратил упрямство в религию.
Я сжимаю зубы и усаживаюсь на стул. Когда тянусь за баночкой и бинтами, он отталкивает мою руку и опускается на одно колено.
Мое сердце стучит сильнее.
– Я не связана, – говорю ему, ненавидя, как мой голос дрожит. – Сама могу обработать раны, большое спасибо.
Мои слова вызывают его сардонический взгляд.
– Я не сомневаюсь, что ты прекрасно умеешь заботиться о себе.
Это оскорбление? Напоминает оскорбление, но я позволяю ему взять меня за запястье.
Пальцы у него… нежные.
Такие нежные, что я застываю, и все аргументы, которые придумала, вылетают из головы.
Как может кто-то такой большой прикасаться ко мне так, словно боится, что я рассыплюсь в его руках? Это не похоже на него, эта забота, но он ловко закатывает мой рукав и принимается за работу, нанося бальзам мне на кожу.
Он молчит. Ему, кажется, комфортно в тишине, но мне не по себе, и я ерзаю на стуле, с каждой секундой все больше ненавидя эту близость, замечая, как его взгляд темнеет, когда он заканчивает с одним запястьем, только чтобы увидеть серьезные раны на втором.
В его карих глазах видны зеленые вкрапления. Темные волосы длиной до подбородка собраны сзади, поэтому я вижу, как слегка краснеют его скулы. Я понимаю, что смотрю на него пристально, и он это знает.
«Schiesse, хватит».
Надо сосредоточиться на чем-то другом. На чем угодно.
Я нюхаю воздух – мята. Лаванда. И еще несколько трав в мази, которую он использует.
Я улыбаюсь.
– Мы еще сделаем из тебя колдуна, охотник.
Его взгляд сверкает.
– Целебный бальзам? – догадывается он, указывая на баночку.
Я киваю.
– Ну тогда каждый хэксэн-егерь колдун, потому что мы все носим такие вещи при себе.
– Что является одной из многих дыр в вашей теологии.
– Это не моя теология, стоит напомнить.
– Нет, это лишь представления, которые возникли на основе вашей религии, охотник.
Капитан вздыхает и заканчивает завязывать бинт на моем запястье.
– Отто.
Я выдергиваю руки, изучая, как он перебинтовал, но вдруг замираю.
– Что?
– Это мое имя. Отто. Отто Эрнст.
– Я знаю, как тебя зовут. – Слова вырываются у меня изо рта.
Он моргает.
Повисает тишина. Но если он попытается заставить меня называть его по имени, в этой битве ему не победить.
Кажется, он это понимает и поднимается на ноги. Его плечи напрягаются – я даже не заметила, что они были расслаблены.
– Если ты собираешься занять место моей сестры в тюрьме, – начинает он. Резкий тон? Я расстроила его. Хорошо. – Нужно, чтобы ты как можно быстрее запомнила схему акведуков…
– Конечно. – Я встаю и разглаживаю юбку. – Мы можем заняться этим позже вечером.
Он хмурится, глядя на меня.
– А пока?
– Мне нужны ингредиенты. Я приготовлю зелья, прежде чем отправлюсь в тюрьму. Если мне предстоит снова стать заключенной, я не буду беззащитной.
– Ты не останешься одна. У тебя буду я.
Он говорит это так, будто поклялся меня оберегать.
Я многозначительно смотрю на него.
– Обнадеживает. Но одна и беззащитная – это не одно и то же. Мне понадобится больше исцеляющих заклинаний для заключенных, которые слишком больны, чтобы двигаться. И я не отправлюсь в тюрьму без достаточного количества зелий, способных защитить не только меня, но и других, если твой беспроигрышный план провалится.
На самом деле его план впечатляющий, но я все равно не удерживаюсь от сарказма.
Его губы дергаются.
– Кажется, ты сказала, что мы не будем использовать твою магию?
– Нет… я сказала, что мы не будем использовать ту магию, о которой ты спрашивал. Но зелья, которые я приготовлю, можно взять у Источника. Но мне нужно сделать все сегодня. Я же не могу взять с собой в тюрьму хэксэн-егерей котел, остроконечную шляпу и метлу, правда?
Он хмурится сильнее.
– Тебе… действительно нужны эти штуки?
– Нет. – Я закатываю глаза. – Я просто хотела узнать, считаешь ли ты, что мне действительно нужны эти штуки. Schiesse, охотник, что ты знаешь о настоящих ведьмах?
– Недостаточно, – признается он. Его взгляд становится задумчивым. – Я не понимаю природы твоих способностей, но если бы понимал, возможно, мы смогли бы найти зелье или заклинание более подходящие для нашего плана. Ты можешь мне все объяснить?
Мои брови приподнимаются.
– Ты хочешь, чтобы я рассказала, как готовить зелья?
– Да.
– Уместить дело всей моей жизни в короткий рассказ?
Его щеки слегка краснеют. Это очаровывает больше, чем должно.
– О. – Он прочищает горло. – Тогда как насчет… есть ли какие-нибудь особенно мощные зелья? На чем мы могли бы сосредоточиться и что оказало бы наибольшую помощь? Что-то, что сделало бы нас более сильными?
Я долго смотрю на него.
Он понятия не имеет, какие силы просит призвать. Зелья и заклинания – это не то, с чем можно играть в панике, лихорадочно создавая их без предварительной подготовки.
И даже если он пытается исправить все то ужасное, что совершили хэксэн-егери, я не могу полностью простить его за то, что он олицетворяет, и хочу напомнить, кто я такая, о том, что ему следует бояться меня.
– О да, охотник, – говорю я приторно-сладким голосом. – Есть одно зелье. Если бы у нас было время его сварить, то есть – для него используется простая пивная основа, достаточно распространенная. В конце варки нужно добавить несколько безвредных трав, но также белладонну и белену, а затем произнести заклинание, чтобы довести дело до конца, пока все кипит и пузырится. Ты знаешь, что это за ингредиенты, не так ли, охотник? Даже не-ведьмам известны яды, которые сводят с ума тех, кто их принимает, прежде чем они умирают.
Его интерес сменяется нерешительностью.
– Значит, полученное зелье – яд?
– Нет, если я все сделаю правильно. Мое заклинание превратит это в так называемое связующее зелье. Это позволит кому-то вроде тебя быть связанным с ведьмой.
Упоминание о связующем зелье встает у меня комом в горле. Я подавляю воспоминания, мечущиеся мысли и сосредотачиваюсь на том, чтобы запугать этого охотника.
Он моргает.
– Это дало бы мне часть твоих способностей?
Я киваю.
– Я бы стала сосудом, вливающим в тебя свою силу. Но если что-то пойдет не так, это может полностью разорвать мою связь с Источником. По крайней мере, мне так говорили. Никто из моих знакомых никогда не использовал такое зелье. Кто бы захотел рисковать? Кроме того… – я одариваю его дьявольской улыбкой, –