Я вскрикиваю и хватаюсь за рану, но ничего не чувствую, даже боли.
Перхта нежно кладет руку мне на затылок, и я замираю.
– Солги мне, и я вспорю тебе живот и набью его соломой, – говорит она медовым голоском. – Моя сестра потратила слишком много времени на тебя и твоего брата. Ответь, почему ты отказываешься быть ее чемпионом? Она разговаривала с тобой годами. Ты хочешь чего-то большего, чем благосклонность богини?
Говорила со мной? Чемпион? Мой брат…
Мой взгляд блуждает по земле в поисках ответов, кусочки соединяются, дыры зияют, как рты.
«Она разговаривала с тобой годами».
«Тебя и твоего брата».
«Ты тоже слышишь этот голос, Фрицихен? Ты ведь слышишь, не так ли?»
– Разве дикая магия… разговаривает? – спрашиваю я.
– Разговаривает? О небеса, дитя. Это всего лишь инструмент. Молоток или метла заговорят скорее.
– Нет. – Я качаю головой. Нет… то была дикая магия. Она… искушала меня использовать ее силу, отречься от Источника, так же как искушала Дитера.
Но все это время голос принадлежал Хольде? Зачем богине понадобилось просить меня и моего брата использовать дикую магию?
– Нет? – Рука Перхты стискивает мою шею до боли. Она хватает меня за волосы и запрокидывает мне голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. – Ты отказываешься от покровительства Хольды? Ну хорошо. Вы нам не нужны…
– Нет… нет, подождите! – Я хватаю ее за запястье, прижимаясь к ее морщинистой мягкой коже. – Пожалуйста. Пожалуйста… я не знала, что это она. Не знала, что она хотела, чтобы я… – Должна ли сказать Перхте, что Хольда просила меня отречься от Источника? От страха я замираю и облизываю губы. – Что я должна сделать? Чего Хольда от меня хочет?
Перхта внимательно глядит на меня. Я задыхаюсь от ее прикосновения, показывая свою панику, замешательство и отчаяние.
– Она тебе не говорила? – Перхта закатывает глаза и отпускает меня. – И правда в ее манере. Она погубит нас из-за своей любви все скрывать и упрощать.
Я отстраняюсь, потирая ноющую голову, руки и ноги еще мерзнут, но что-то изменилось. Теперь вокруг не зимний холод – стало теплее, спокойнее. В воздухе чувствуется легкий привкус земли, будто повсюду вспаханная почва, хотя здесь по-прежнему только река, камни и грязный снег.
Перхта возвращается к пню. Она поправляет юбки, а я остаюсь на месте, напрягшись, словно собираюсь убежать при первой же возможности. Но куда бы я побежала?
– Хольде разрешили выбрать другого чемпиона, потому что это ее проблемы, и ей их решать, – говорит Перхта. Она морщится, скорее, недовольная собой. – Хотя Абноба также была вынуждена искать нового чемпиона – хэксэн-егери лишили нас прошлых избранников, остался только ваш ковен, из которого можно было выбрать кого-то, кто был бы достоин противостоять натиску охотников.
Я хмурю брови. Вот почему все три чемпиона богинь были из Бирэсборна. Потому что мы были единственными, кто остался.
Перхта продолжает:
– Сначала Хольда выбрала Дитера.
– Она выбрала моего брата для борьбы с хэксэн-егерями?
– Ирония не обошла нас стороной. – Перхта смахивает несуществующую пылинку со своего безупречного платья. – Ее выбор, безусловно, был опрометчивым. Но у нас не оставалось вариантов. Абноба тоже выбрала, и, ох, какой же чемпион получится из этой девочки! Хольда клялась, что видела больший потенциал в мальчике со способностями к исцелению. А у меня был свой чемпион.
Я поднимаюсь на ноги и обхватываю себя руками, дрожа теперь не от холода.
– Моя мама. Вы выбрали их, чтобы они сражались за вас?
– А зачем еще выбирать чемпиона?
– Мы думали, что это благословение богинь! – Я не могу скрыть ужаса в голосе. – Мы думали, что Лизель была благословлена Абнобой. Что моя мать благословлена вами. Но не чтобы сражаться, а чтобы заручиться вашей поддержкой!
Она хлопает в ладоши.
– Как недальновидно со стороны смертных. Я полагала, что, будучи покровительницей твоей матери, я заслуживаю большего уважения, но увы. Ты забыла многое из ее наставлений за столь короткое время.
– Я не забыла. Я…
– Не перебивай, дитя. Ты хочешь объяснений? Тогда молчи. Ты и твоя кузина, какими бы жалкими вы ни были, являетесь нашим шансом на спасение – и все это из-за того, чему ты позволила случиться с вашим ковеном и ведьмами, которые могли бы сражаться за нас. И должна ли напомнить, что из-за тебя погиб мой чемпион?
Я отшатываюсь, на глазах у меня выступают слезы, когда Перхта смотрит на меня так, словно она охотник, а я ее добыча.
– О да. Мы знаем правду о падении Бирэсборна, – говорит она. – Наш последний ковен в этой части света. Последний шанс найти чемпионов, которые могли бы противостоять внешним угрозам. Остальные ведьмы, которым удалось сбежать к Источнику, которые преодолели защитный барьер, сломлены, ранены и не способны выстоять в бою, не говоря уже о том, чтобы стать нашими чемпионами. Бирэсборн был последней надеждой во всех отношениях, и одним глупым поступком ты уничтожила все.
Слезы текут по моим щекам. Почему эта богиня была покровительницей моей матери? Она – воплощение самых ранящих слов мамы, брошенных в мой адрес, уроков, выговоров и грубых приказов. И она права. Во всем. Я едва держусь на ногах под гнетущей тяжестью чувства вины из-за того, что произошло с Бирэсборном, и, услышав теперь, как она говорит то, что уничтожало меня все это время, я понимаю, что с моих губ срывается жалобный всхлип.
Я зажимаю рот руками, пытаясь подавить его, пытаясь утихнуть. Но боль нарастает, печаль и агония, и я снова падаю на колени, рыдая у ног Матери, как ребенок.
Всхлипывая, я наклоняюсь вперед.
– Почему вы не помогли нам? – Я издаю стон, несчастная и разбитая. – Почему не остановили все это?
Я не понимаю, насколько смелы мои вопросы, пока не задаю их.
Почему судьба Бирэсборна полностью зависела от меня?
Почему, если богини знали, что мы остались последним ковеном, они не вмешались и не помогли?
Почему мама не сказала, что Дитер поддался искушению дикой магии, что он стал опасным, не сказала, что его изгнали не из-за семейных разногласий, а из-за того, что он представлял угрозу?
Когда я поднимаю взгляд на Перхту, слезы застилают мне глаза и я не могу рассмотреть ее, ее переливающееся голубое платье и перламутровые глаза.
Она поджимает губы, в ней разгорается ярость.
– Чемпионы повинуются. Они не задают вопросов богиням.
– А что с лесным народом? – Теперь мой голос звучит жалко, он слабый и дрожащий. – Эти ведьмы не могут быть вашими чемпионами?
– Они являются защитниками Начального Древа и магии. Они не участники мира смертных. Будучи чемпионом Хольды, ты пойдешь к Источнику и будешь делать то, что нужно лесному народу, чтобы исполнить мою волю и волю моих сестер.
Я замираю, ожидая, что она скажет что-то еще, надеясь, что она даст мне что-то, что усмирит бурю замешательства и сомнений, которые ее слова во мне вызвали.
Богини знали, что мы страдаем, и ничего не предприняли, чтобы остановить охотников, пока мы не остались единственным ковеном – и даже тогда они выбрали чемпиона, который был ребенком.
Моя мать знала, что Дитер опасен. И все же скрывала от меня правду о том, кем он был.
И Хольда. Хольда разговаривала со мной годами, но так и не открыла, кто она на самом деле. Она позволила мне поверить, что она – дикая магия. Почему?
«Почему?»
Перхта закатывает глаза.
– Дитер приближается к Источнику. У нас нет времени перечислять все твои ошибки. Тебе повезло, дитя. Если бы все зависело от меня, тебя бы изгнали, отлучили от Источника и прогнали, как твоего брата.
– Даже зная, во что это его превратило?
Ноздри Перхты раздуваются.
– Ты согласна стать чемпионом Хольды?
– Я смогу поговорить с ней? – Я тру тыльной стороной ладони по носу, приходя в себя, находя силы, о существовании которых и не подозревала. – Так просто?
Перхта закатывает глаза. Это так похоже на то, как мама выражала недовольство мной, что на моих губах появляется тень улыбки. Но в раздражении Перхты нет ни капли любви. Только контроль.
– Разве ты не разговариваешь с ней? Или она, во всяком случае, с тобой разговаривает. Просто ответь сейчас, и да, ты сможешь поговорить с ней. Если… – Перхта наклоняется вперед, пронзая меня взглядом небесно-голубых глаз, – ты согласишься принадлежать ей.
Я пожимаю плечами:
– Да. Я согласна.
Не знаю, что это означает, как все изменится. Я все равно буду сражаться с братом. Все равно остановлю хэксэн-егерей.
Но как насчет дикой магии? Значит ли это, что я принимаю и дикую магию?
Мне нужно поговорить с Хольдой. Нужно услышать от нее, что все это значит, почему она выдавала себя за голос дикой магии.
Перхта выпрямляет спину, складывая руки на колене.
– Отлично. Но знай, Фридерика Кирх, что в тот момент, когда ты подведешь мою сестру, я буду первой, кто выпотрошит тебя. Я наблюдала за тобой и видела, как ты играешь с нашими правилами и традициями. Не выходи за рамки.
Я вспоминаю те недели, когда Дитера только изгнали из Бирэсборна. Как мама плакала, и я тоже рыдала.
Она изгнала его по приказу Перхты. Потому что Богиня-Мать выбрала мою маму, и поэтому та повиновалась ей во всем.
Многое остается неясным, но я отказываюсь общаться с этой богиней дальше.
Перхта поднимает руку и щелкает пальцами.
В этот момент меня отбрасывает куда-то назад, я оступаюсь и с трудом удерживаюсь на ногах. Но сила богини толкает меня так, что не остается возможности сопротивляться, и я, раскинув в стороны руки, падаю в реку, в ледяную тьму, и меня поглощает мерцание света, исходящего от платья богини, от ее глаз и от угрозы, скрытой в глубине ее бдительного взгляда.
34. Отто
– Фрици нужен воин? – переспрашиваю я. Но прежде чем успеваю произнести последнее слово, туман накрывает меня. Я вздрагиваю, вспоминая, что в нем скрывались ножи, огонь, но потом…