Мы ошибались.
Дикая магия все еще существует в мире, хотя и в меньшем количестве, благодаря тому, что мы использовали часть ее для создания Древа. Мои сестры не согласны с тем, что я считаю правдой, – сдерживание ведьмовских сил никогда не решит проблему. Контроля над магией никогда не будет достаточно, чтобы убедить мир не бояться нас.
Теперь ты должна дать отпор.
Ты должна разорвать свою связь с Источником и открыться дикой магии. Это та же сила. Она не причинит тебе вреда.
Мне так жаль, Фрици».
Дитер снова приводит меня в чувство.
Я прихожу в себя, задыхаясь от боли.
Ясность ума поразительна, отвратительна и в то же время приносит облегчение.
Она слишком многого от меня хочет. Слишком многое выходит за рамки этого момента, а мой мозг сосредоточен только на сейчас, потому что я нахожусь во власти безумного брата.
Дитер не продвинулся далеко в разговоре с Хольдой, иначе он не стал бы так поступать – делать все это. Ему не нужно так поступать со мной. Ему не нужно ничего – клеймо может помочь ему сосредоточиться на своих намерениях, но он не осознает, насколько безгранична его сила на самом деле.
Я пытаюсь сказать ему. Хотя бы для того, чтобы заставить остановиться.
Я помню, как говорила Лизель. «Я только хотела заставить его остановиться».
Он снова разогревает клеймо и подносит его к моей ключице.
Добавляет еще одну метку на моем бедре, прожигая юбку.
В воздухе висит тяжелый запах горящей плоти. Я кричу громко, как никогда прежде, извиваюсь в цепях, мои запястья стерты, пальцы ног скребут по доскам пола, скользким от пота и слез, но я не могу убежать, не могу думать…
«Сегодня и отныне». – Мне нужно произнести эти слова. Мне нужно подумать о них. Мне нужно, нужно прекратить эту боль, уйти прочь…
«Отто, Отто, помоги мне…»
Отречься от Источника. Дикая магия ничем не отличается от его сил, никогда не отличалась. Богини думали, что так защищают нас. Они лгали. Они лгали, лгали…
Дитер делает шаг назад, оценивающе склонив голову набок.
– Умоляй меня тебя исцелить. – Он произносит это так спокойно, прямолинейно, что я цепляюсь за его слова. – Умоляй меня, и я подумаю об этом.
Я скулю, мое горло в синяках и волдырях, пот и слезы заливают лицо, но когда я смотрю ему в глаза, то смотрю с неприкрытой ненавистью.
Дитер пожимает плечами.
– Я правда пытался быть милосердным. Что подумает о тебе твой капитан, который повел себя как шлюха?
Он тянется к чему-то над моей головой. Раздается щелчок, и цепь, удерживающая кандалы, выпускает меня, мое тело падает на пол.
Громкий удар от падения оглушает меня, и я лежу, доступная и побежденная, мокрая от пота, испытывая такую боль, какой не знала никогда. Я поворачиваюсь, пытаясь найти положение, в котором не было бы так больно, но мои руки в кандалах, на груди два клейма, а юбка вплавилась в ожог на бедре, делая рану еще болезненней.
Дитер подходит к двери и отворяет железный засов.
– Она готова.
Дверь распахивается. Входят, смеясь, два охотника. Как только они видят меня, их смех превращается в голодный вой.
– Привяжите ее к столбу, – приказывает Дитер. Он садится за стол и берет в руки чашку с чаем, угасающий вечерний свет освещает его лицо. – Сообщите всем, чтобы были на постах, когда начнется сожжение, я полагаю, кто-нибудь ринется впопыхах спасать ее.
Охотники подходят ко мне.
Я заставляю себя отстраниться. Сразиться. Мой разум кричит, умоляя действовать, но у меня ничего нет, только боль…
Один хватает цепь, скрепляющую мои руки. Другой тянет за ноги. Боль от движения, от того, что меня дергают из стороны в сторону… темнота пульсирует, манит…
– О, будьте с ней помягче, – говорит Дитер из-за стола. – В конце концов, она моя сестра.
Один из охотников усмехается. Они выволакивают меня из комнаты, и я больше не могу даже хныкать. От меня будто осталась лишь оболочка, стертая до крови, наблюдающая за братом, словно под извращенным гипнозом.
Как мы должны победить такого, как он? Никакая магия не будет достаточно сильной.
«Фрици», – раздается голос Хольды, глухой от слез. Больше она ничего не произносит. Только мое имя. Только просьбу.
Я зажмуриваюсь, пока мое тело раскачивается в руках мужчин. Мучительная боль, с которой пульсирует каждое клеймо, разрастается во мне, усиливаясь с каждым вдохом, и это никак не закончится, точно Лес, как те деревья, как, как…
Я хочу закричать и позвать Отто. Я хочу найти его. Это желание и тоска по нему подступают к горлу, но у меня во рту кляп, я истекаю кровью, и я разбита. Хольда обещала, что он придет спасти меня, но он опоздал.
Что он сделает, когда увидит меня в таком состоянии?
Его убьют. Я не могу позволить ему сражаться с Дитером, только не сейчас, когда я изранена.
Я впадаю в забытье… я больше не уверена, реально ли происходящее или я снова проснусь в своей комнате и увижу маму, склонившуюся над кухонным столом.
«Сегодня и отныне», – поет она. Воздух пропитан мукой. И сладким ароматом свежеиспеченных булочек.
Я подпеваю ей.
Я чувствую, как слова вибрируют в моем теле, минуя боль и страх.
Когда-то я хотела сделать это, чтобы доказать, что Источник – это ошибка, но мой план слишком походил на план Дитера. Я хотела пойти против контроля, который они навязали нам. Хотела доказать то, что показала мне Хольда, что мы можем получить доступ к дикой магии, не прибегая к злым жертвоприношениям, которые, говорят, будто мы совершаем. Показать, что дикая магия более могущественна.
Но сейчас, в этот момент, я делаю это для того, чтобы спасти мужчину, которого люблю, и Лизель, и всех ведьм, и жертв террора.
Я делаю это, чтобы вернуть себе себя, потому что меня жестоко уничтожили.
«Я говорю “нет”, силе Источника.
С душой разбитою, теперь я жду,
Чтобы вершить самой свою судьбу».
42. Отто
Я вырос на рассказах о Дикой охоте. Как рассказала мне мачеха, укладывая нас с Хильдой в постель, охота предвещала войну и смерть. Армия свирепых тварей пронесется по землям, преследуя драконов, и если ты увидишь Охотников, то сойдешь с ума, или тебя заставят присоединиться к их войне и уничтожениям, или они могут просто убить тебя ради забавы. Лошади, на которых они ехали, были большими и демоническими, с красными глазами и копытами острыми, как мечи. Хильда ненавидела эту историю, и она умоляла маму сказать, что все это ложь, но каждый раз, перед тем как моя сестра засыпала, я цокал языком, издавая звук, похожий на стук лошадиных копыт, чтобы поддразнить ее. Мама всегда предупреждала меня, что, если буду продолжать хулиганить, Дикая охота придет за мной.
Я никогда не думал, что все это правда.
До сих пор.
Лошади, которые везут нас, крупнее тех, что я видел прежде, но их глаза светятся янтарем, а не дьявольским алым цветом. К тому времени как Бригитта приводит меня, Лизель и Корнелию к месту, где нас ждут лошади, большинство стражников уже сидят верхом. Теперь я понимаю, почему Дикая охота имеет столь грозную репутацию. Это не все стражи, которых Источник может предложить, но те, кто собрался здесь, свирепы, одеты в полное боевое облачение, их доспехи скреплены кожаными ремнями, а их копья и мечи сверкают.
Корнелия садится на белого жеребца и направляется к первому ряду собравшихся войск. Бригитта подводит меня к вороной лошади с позолоченными копытами. В ее длинную гриву вплетены стеклянные бусы, которые не издают ни звука, даже когда кобыла трясет головой. Бригитта отступает, когда я протягиваю руку к лошади. Та принюхивается, воздух наполняется ароматом клевера, но затем кобыла низко наклоняет голову, позволяя мне погладить ее по носу.
Я оглядываюсь на Бригитту, которая вздыхает с явным облегчением.
– Она позволит тебе поехать на ней, – говорит она, будто это не было ясно до настоящего момента. Я начинаю спрашивать, что ее так беспокоило, но Бригитта подходит ближе. Вокруг нас топчутся кони, выдыхая клубы пара в холодный ночной воздух.
Бригитта приближается ко мне и прижимает губы к моему уху, стараясь, чтобы только я расслышал ее слова.
– Это Скоксе, – шепчет она. – Самая быстрая и самая умная лошадь из всех, какие у нас есть. Наши люди будут сосредоточены на сражении. Ты, Отто Эрнст, не наш воин. Ты ее воин. – Бригитта бросает на меня многозначительный взгляд, когда отступает, и я прекрасно понимаю, что она имеет в виду – один человек на быстром коне может добраться до Фрици быстрее, чем целая армия, если представится такая возможность. Бригитта и Хильда общаются, моя сестра, должно быть, рассказала ей, что я планирую сделать.
Я запрыгиваю в седло Скоксе и чувствую под собой силу лошади, которой не терпится ринуться вперед. Бригитта садится на своего коня – пятнисто-серого, с красным кожаным седлом. Бригитта поднимает руку, и среди собравшейся армии воцаряется тишина.
– Этой ночью мы защитим Источник, покинув его. Мы защитим магию за пределами нашей земли. Этой ночью, – кричит она, и ее голос звенит, – мы двинемся в бой!
Она смотрит на меня, сверля меня взглядом, и опускает руку. Я хватаю поводья Скоксе и упираюсь пятками в ее бока. Бойцы устремляются к окраине Источника. Меня захлестывает со всех сторон грохот копыт, запах петрикора и мягкой земли, сыплющейся из-под копыт, резкий перепад температуры от тепла к холоду, когда мы въезжаем в Черный Лес.
Я внезапно являюсь частью чего-то большего – странной Дикой охоты с почти сотней воинов и могучих коней, – и в то же время я совершенно один. Я льну к Скоксе, мои руки сжимают ее холку сильнее, чем поводья, и я доверяю лошади, когда мы мчимся вперед. Я щурюсь от темноты и ветра, и мне кажется, что в мире нет никого, кроме меня, моей лошади и нашей цели. Скоксе не скачет галопом по Черному Лесу, она летит. Я прижимаюсь головой к ее шее, чтобы меня не выбило из седла ветками, но лошадь хорошо знает Лес. Скоксе без колебаний перепрыгивает через текущую воду, лавирует между деревьями и продирается сквозь подлесок.