– Вы еще скажите, что перемены – к лучшему и вам нравится эта тьма, – с нажимом сказал я.
– Случилось неизбежное, – констатировал «Миша» уверенно. – Не зря же в древних книгах говорилось про «конец света». Люди ждали «конца света», но думали, что устроят его они сами. Вы же помните все эти страшилки начала века? Climate change, Незаметная война, искусственный интеллект и восстание машин. Человечество настолько уверилось в собственном величии, что даже свою смерть связывало только с самим собой. Когда в двадцатых годах кто-то из политиков использовал слово «Армагеддон», все думали про ядерную войну, как будто homo sapiens – главная сила на планете.
– А что, есть более мощные? – Я отложил вилку и приготовился слушать.
Меня интересовало не что ответит Самуэль, а то, как он об этом расскажет. В высказываниях Рейтана во время наших псевдонаучных споров в Грушевке сквозила неуверенность. Даже его подкованность в точных науках не позволяла ему объяснить явления, происходящие в небе. Поэтому Рейтан постоянно уточнял: «может быть», «не исключаю», «я думаю, что». «Миша» же не строил догадок. На интонационном уровне он именно констатировал. Правда, на вопрос о силах он снова не ответил, и мне пришлось переформулировать его в более провокативном ключе:
– Вы думаете, что это расплата? – Я повторил версию Рейтана. – За нашу безнадежность, наши грехи?
Он ответил так, как будто слышал наш последний разговор с Рейтаном:
– Слово «расплата» допускает, что где-то сидит мстительный злодей, который хочет наказать кого-то за проступки. В нашем же случае все объясняется механикой законов вселенной. Цивилизация, основанная на электричестве, исчерпала себя. На сколько хватало мировых запасов газа и нефти в тот момент, когда случился блэкаут? На семьдесят лет. После этого оставалось научиться эффективно расщеплять воду, чтобы залить в свои кроссоверы все реки и озера планеты, в дополнение к воздуху, который уже закачивали в водородные двигатели. Понастроить еще больше АЭС, чтобы компенсировать исчезновение углеводородов. И через сто лет – то есть через одно мгновение – гарантированно погибнуть в радиоактивной пустыне без воды и пригодного для дыхания воздуха. Вот куда вела логика цивилизации электричества.
– И кто-то выключил свет?
– Нечто сделало так, что свет просто перестал возникать, как он возникал ранее. – Самуэль внимательно посмотрел мне в глаза. Ощущение, что он действительно присутствовал при нашей с Рейтаном беседе, а также знал о многих других эпизодах моей жизни, стало невыносимым.
– Такое уже случалось много раз, – продолжал он. – Вы же, наверное, были в заброшенном городе Анурадхапура на Цейлоне. Вы же видели вытесанные в скале скульптуры Будды в древней столице Полоннарува, которая тонет в джунглях. Вы видели две тысячи храмов в Багане в Мьянме. Или совершенные, будто лазером вырезанные из камня барельефы в Долине Царей в Египте. Или Гехард в Армении. Или постройки майя. А помните статую шумерского жреца из нефрита, которой восемь тысяч лет? Все это создали культуры, ничем не худшие, чем электрическое человечество. И все они в свой час были вынуждены исчезнуть, потому что их логика и их представления о мире исчерпывали себя.
– Что значит «вынуждены были»? – Я все думал, задать ли ему вопрос о том, как он узнал про фигурку жреца, рядом с которой я «залип» в Стамбульском музее. – Это Бог определяет?
– Бог? – Самуэль достал из кармана кожаное портмоне, раскрыл его – внутри оказались ровные ряды остреньких зубочисток. – Бог… – повторил он, задумчиво кивая головой и орудуя зубочисткой. – Боюсь, что на данном этапе это слово утратило не только свое величие, но и все прежние значения. После того как Ницше сказал, что Бог умер, и с Ницше ничего не случилось, Бога перестали уважать.
– Ну как ничего не случилось? – попробовал я возразить «Мише». – Бедняга в сумасшедшем доме жизнь закончил.
Но собеседник не обращал внимания на мои слова. Он рассуждал, внимательно слушая свой внутренний голос, а не меня.
– В разные времена по-разному толковали, что есть «Бог». Гневливый старец, мстительный царь небесный, способный испепелять целые города за неуважение к своим заветам, и, наконец, отец молодого иудея – спасителя, помеси философа-стоика и революционера. Все это требовалось, чтобы когнитивные структуры человека могли усвоить эти метафоры и через них прийти хоть к какому-то смыслу. Но наш век, век «после Ницше», научил нас тому, что человек и есть Бог. Вы помните, какая новость предшествовала наступлению Ночи? Помните последнее сообщение мировых СМИ?
Я почесал подбородок, что-то маячило в памяти, но очень смутно – слишком много времени прошло. Самуэль, не дождавшись ответа, продолжил:
– Не помните – неважно. Хотя это очень, очень многое говорит про общее восприятие блэкаута… Но я о другом. Сейчас, на современном языке, можно было бы сказать, что Бог – это не революционер и не царь, которого этот революционер пытается заменить. Он не человек, и ему не присущи негативные человеческие качества, такие, как, скажем, обидчивость и мстительность. Бог – не личность. Бог – алгоритм, который определяет последовательность развития событий в зависимости от совершенного людьми выбора. Уловки, жестокость, обман – один путь; доброта, милосердие, сострадание – другой. Никакой субъектности у Бога нет. Если только человеческое сообщество не заставит алгоритм воплотиться.
Речь «Миши» зазвучала как-то отвлеченно даже для моего уровня начитанности. Правда, я всегда читал больше художественной литературы, чем книжек по философии или кибернетике. Поэтому попробовал подвести его к более простым формулировкам.
– Мне тут одна одержимая Богом рассказала про действие «немстительного алгоритма». В частности, про судьбу Иова из земли Уц. Слышали про такого?
При упоминании о матери Татьяне в моем сердце поднялась прогоркшая волна горя. Но Самуэль только цыкнул зубами, продолжая сосредоточенно ковырять в них деревянной палочкой. Тогда я спросил о другом:
– А почему этот алгоритм остановил реакцию горения углеводородов и при этом сохранил свойства пороха?
– Ну нужно же людям как-то друг друга продолжать убивать! – усмехнулся Самуэль, и глаза его стали ястребиными. И добавил, уже более серьезно: – Но есть у этого и более рациональное объяснение. Которое мне интересно меньше всего.
Я снова взялся за приборы – на моей тарелке осталась горка рыбьих костей и прореженный хоровод ароматной картошки. Есть уже не очень хотелось, но угощение было слишком шикарным, чтобы оставлять что-то на тарелке.
– Бургомистра со свитой убили без всякого пороха, – отметил я. – Хорошо заточенным кордом можно разобрать человека без использования боеприпасов.
Мой собеседник молчал. Кажется, я перестал его интересовать. Возможно, он сказал все, что хотел. Также вероятно, что его целью было лишь разделить ужин с голодным бродягой вроде меня. Поэтому я спросил про важное:
– Хлеборобы с Элеваторов обещали позаботиться о погибших за автозаправкой. Но попросили сообщить об этом происшествии Оракулу. Чтобы тот передал новость, предупредив других странствующих. Ведь раньше этот отрезок дороги считался безопасным.
Человек в ковбойской шляпе будто выключился – смотрел перед собой, жуя зубочистку.
– Вы не знаете, есть тут где-то поблизости вышка? Или какой-то еще способ проинформировать Оракула?
– Ближайшая световая вышка – в Городе Света, – на последний вопрос он решил отреагировать. – С этой стороны дороги – что-то вроде мертвой зоны, из-за осадков.
– А как оповестить Оракула? Может, вы знаете другие способы?
– А зачем его оповещать? – прищурился он, всматриваясь в дождь.
– Как зачем? Чтобы рассказать о нападении! Чтобы люди были готовы!
– Я раньше тоже думал, что знания чем-то помогают. – Тут он повернулся и снова внимательно посмотрел на меня. – Заметьте, каждый раз перед сменой вех люди получали возможность пользоваться всеми накопленными ранее знаниями. Клинопись у шумеров, обелиски в Египте, оливковая роща в Афинах, где собирал своих лоботрясов Платон. И каждый раз ожидалось, что это пойдет на пользу. За семьдесят лет до блэкаута появился Интернет. Все знания предшествующих цивилизаций, доступные в несколько прикосновений. Все книги без необходимости идти в библиотеку. Все математические формулы. Все определения понятий. И что? Сильно это обогатило? Может, сделало кого-то умнее? Может, от чего-то удержало?
Я молчал, потому что хорошо помнил свои бездумные вечера с яблочником. Когда у меня было хорошее настроение, я читал новости. Когда плохое – смотрел, как смешно подскакивают коты, если во время кормления им сзади подложить огурец. Лично я стал куда более интеллектуальным созданием после наступления Ночи, потому что снова стал читателем собственной библиотеки, пусть и не содержащей всех знаний предшествующих цивилизаций. Книги бесполезны, если их не читаешь. Интернет же создавал ощущение, что скачанный текст уже тобой усвоен.
– Но все же, я думаю, будет полезно, если Оракул сообщит об убийствах другим полисам. Караванщики станут более осторожны.
– Полезно? – повторил Самуэль за мной и снова задумался. И изрек: – Если бы это было возможно: закладывать знания людям в голову, причем делать это так, чтобы они не ленились слушать и понимать! Больше всего зла вокруг происходит именно от мракобесия. Человек получает ожог и не понимает, что обжигать – в природе огня. И он злится на то, чего должен был просто избежать. Но новизна всегда тревожит. Так как конфликтует с существующей картиной действительности. И люди специально избегают знаний. Это – в их природе. Все, что им нужно, – забавы и субстрат знаний, который называется информацией.
Я заметил, что «Мишу» все время уносит в какие-то абстрактные обобщения, в то время как я пытаюсь решить конкретную задачу.
– А в чем же проблема с информацией? – спросил я нетерпеливо, взмахивая запачканной рукой. – Наша задача – донести конкретные сведения до как можно большего количества глаз и ушей.