– Встать. Пять шагов к обочине, – приказал он мне.
Я поднялся на ноги, которые меня почти не слушались, предсказуемо бухнулся снова на колени, и вот так, почти ползком, исполнил его приказ. Пока я переползал, в мышцы поступила кровь, и в икры, щиколотки и ступни воткнулись маленькие иголочки. Гостей я встретил с праздничным выражением лица: так меня еще не корчило.
Сначала из темноты появилось шесть фигур, по три с каждой стороны. Они обшарили фонариками асфальт и обочины, возможно, ища взрывные устройства. У них были «калашниковы» с подствольными фонарями, переносные пулеметы и даже антикварный однозарядный гранатомет М7-9. Парад стрелкового оружия миновал нас в молчании, только металл позвякивал при каждом шаге. За ними тянулись три фургона основного обоза. Запряженные каждый четверкой лошадей, фургоны были поставлены на капитальные шасси из безвоздушной резины. По бокам они были укреплены листами металла. Установленные на подвижных платформах скорострельные пушки, снятые с БМП, придавали повозкам необычайно поэтичный вид. Последний фургон, тоже окруженный взводом охраны, остановился рядом с нами.
– Кто тут у тебя такой красивый? – спросил у моего захватчика саркастический голос. Вспыхнул прожектор, направленный прямо на мою скривленную физиономию.
– Захватили разведчика свиножопых. Прятался в лесу около Оракула. – Слово «рыскун» эти люди не использовали.
– А вы таки не знаете, почему Оракул потух? – спросил из фургона другой, властный голос. Он говорил с вопросительной интонацией, даже когда ни о чем не спрашивал.
– А у этого чё с мордоглядом? Ты ему что, аппендицит вырезал? – спросил первый.
– Да меня тут жабой поставили. Ноги затекли, – пробормотал я, но никто меня не слушал.
– Этот поселянин похож на разведчика, как я – на Моше Даяна, я вам скажу! – проговорил властный голос сверху. Он обратился ко мне:
– Вы кем таким будете?
– Надо идти, нельзя караван растягивать, – начал нервничать один из тех, кто стоял позади телеги.
– Я – Книжник. Иду в Город Света. Со свиноголовыми не знаком.
– Какой-то он дохлый. И в пальто. С чегой-т ты взял, что он разведчик? – спросил саркастичный.
– Свиножопый, однозначно. У него ни цинка с собой нет.
– А чёй-т у тебя при себе цинка нет? – поинтересовался издевательский голос.
– Закончился весь, – мрачно ответил я.
– Что будем с ним делать, товарищ Караванщик? – с иронией в голосе обратился саркастичный к властному. – Предлагаю стрельнуть в сторонке, просто на всякий случай. Чтобы минимизировать риски. Вдруг и правда свиножопый. – Мне показалось, что он шутит. Он снова обратился к моему захватчику: – А оружие было у него?
Тот молча показал мой нож и ружье.
– А можно ли мне поинтересоваться, как зовут по имени этого вот вашего специалиста? – нетерпеливо спросил у кого-то властный голос изнутри фургона. – Я их все время путаю, потому что похожи они, как селедки в бочке Хацкеля Мордуховича Шагала, я вам скажу. Третий сон без отдыха, а как обратиться – не знаю.
– Этот – рядовой взвода альфа, фронтальное обеспечение.
– А имя, данное мамой, которая его родила в этот многогрустный мир, у него есть?
– Как тебя зовут? Саша, кажется?
– Сергий, – ответил неуверенно мой компаньон. Видимо, он уже сам успел забыть свое человеческое имя.
– Сереженька! Дорогой вы мой! Вы видите у встреченного нами сельского жителя свиное рыло? Или, может, копыта? Тоже нет? Так я вам скажу, Сереженька, что этот деревенский и свинорылые – это две большие разницы! Вы куда шли себе? – спросил голос у меня.
– В Город Света. – Я поднял голову, жмурясь в свете прожектора.
– Вот видите, Сереженька, человек из тьмы тянется к свету! Называет себя Книжником! Может, даже и стихи пишет. Я вам скажу, Сереженька, у этого поселянина может быть выдающееся будущее! Как у Марка Иосифовича Консельсона!
– Нам пора двигаться вперед. Стоять небезопасно, – напомнили сзади.
– И я вас удивлю, Сереженька, но мы возьмем этого деревенского жителя с собой, чтобы поговорить о том, как сегодня живется молодежи, – заявил тот, кого называли Караванщиком.
– Да вы что! Нельзя! Ну никак! Это нарушение протоколов безопасности! – ответил ему кто-то внутри.
– Ой, я вас умоляю! Не надо вести себя так, будто я ваш пассажир! Это вы и весь ваш ЦАХАЛ – мои пассажиры! – отрезал Караванщик. – Лезьте сюда, молодой человек, – приказал он.
Я поднялся на ноги и, хромая, приблизился к фургону. Оттуда снова спросили, почему я хромаю, и я повторил про «жабу», мне ответили что-то про «геноцид» («вы посмотрите, этот доходяга совершенно еле ходит, эти ваши костоломы достали молодому поэту ногу из суставов!»), и кончилось все тем, что Сережа чуть ли не внес меня в фургон, получив показательный выговор за нанесение телесных повреждений мирному населению. Мое ружье и нож он при этом забрал с собой.
За листами брони скрывалась просторная платформа, вся заставленная стальными сундуками. По бокам были втиснуты длинные кожаные диванчики. Над головами пассажиров смыкались полукруглые ребра брезентовой крыши. Но сейчас ткань была снята – наверное, ее убрали для улучшения кругового обзора, когда караван вышел из зоны дождя.
На одном из диванчиков горел в треть мощности садовый диодник. Благодаря ему я разглядел лысого старика с орлиным носом и виноватым выражением лица. К мочке его левого уха была прилеплена белесая сфера размером с фасолину. Она блестела бы, кажется, даже если б на нее не падал свет от фонаря. Я сразу же отверг мысль, что это может быть бриллиант, потому что, во-первых, кто теперь носит бриллианты? И, во-вторых, таких крупных бриллиантов просто не бывает на людях. Орлиноносый держался с достоинством, хотя одет был без особого лоска: теплый темный функционал. Никакого стиля в нем не просматривалось. Ощущение величественности исходило из общего расклада, которому не мешала даже его манера говорить – многословная, с вопросительными интонациями. Просто с первого взгляда на сцену было понятно, что этот лысый тут – главный.
Напротив него на диване сидел бородатый мужик в кепке а-ля Фидель. Он был похож на предводителя хунты в обедневшей латиноамериканской стране. Добрый с лица, животастый, с белой и какой-то нарядной кобурой, застегнутой на золотую пуговицу. Белые кожаные перчатки Команданте засунул под погон утепленного френча. Ботинки на нем были цвета кофе с молоком. Его образу не хватало разве что черных квадратных очков. И, конечно же, сигары. Зато имелось неожиданное дополнение: огромный православный крест. В совокупности с лохматой бородой и крепкой шеей крест придавал образу Команданте еще и выразительный поповский акцент. Видимо, без духовности работать командиром наемников сложно.
Сзади, у облепленной броней платформы с движущейся по кругу пушкой, мелькали три молодых солдата. Пока Команданте не смотрел в их сторону, они втихаря играли в карты, но, когда на них падал его тяжелый взгляд, они, не откладывая карт, делали вид, что собирают снаряды в ленту. Вместе с расхлябанным возничим, который выглядел так, будто правил уже третьи сутки подряд, компания напоминала бригаду Василия Чапаева, которая то ли едет отбивать станицы у грабителей, то ли сама собирается кого-нибудь ограбить во славу Красной армии.
– Приветствую вас в угольном караване! – извиняющимся тоном проговорил лысый и улыбнулся. – Вы попали к людям, которые обеспечивают теплом и светом все минские полисы и половину населенных пунктов! Сейчас мы проходим самый небезопасный отрезок пути, поэтому извините за нервность того шлемазла. Моих предшественников тут резали трижды. Не знаю, кто они, эти ваши свиноголовые, но к материальным ценностям нашего мира они имеют очень нездоровый интерес, скажу я вам!
– Я – Книжник! – повторил я, садясь рядом с Команданте. – Иду издалека, из Грушевки. Свинорылых видел у Заправки. Встречаться с ними не хотелось бы.
– Ой, вы абсолютно не бойтесь этих шмендриков! – развел руками лысый. – Вы же видели, сколько у нас приглашенных специалистов, мы могли бы с ХАМАСом тут в бой вступить. И я даже не взялся бы предсказывать, сколько бы в том бою продержался бедный ХАМАС! Скоро мы с вами поменяем транспорт, и там будет уже совсем безопасно.
– Свинорылых не берет обычное оружие, – на всякий случай повторил я то, что слышал от других.
– Ой, я вас умоляю, молодой человек! Если их не берет обычное оружие, почему они так любят обычный цинк? Вы, главное, не бойтесь! В этих ящиках, – он похлопал рукой по сундуку, – наша выручка за весь проданный уголь. На Минск мы гоним уголь с Города Света, а обратно – деньги, чтобы купить новый уголь. Такой, знаете, у нас гешефт. И вот я вас спрашиваю: куда делись ваши козлоногие и свинорылые, когда рядом тридцатимиллиметровая пушка?
– Я еще хотел уточнить, что я не из деревенских и поэзией не занимаюсь. – Не знаю, почему меня дернуло высказаться именно на эту тему. – В Грушевке книги сдавал в аренду. У меня там осталась большая библиотека. Разбираюсь в литературе. Поэтому зовусь Книжником.
Но Караванщика было не сбить с мысли, которая его занимала. Он был инерционным собеседником: пока не выскажет все, что топталось у него на языке по предыдущему поводу, на новую тему не переключится.
– Вот вы мне скажите, чего же они не придут с нами побеседовать? – спрашивал лысый. – Мы едем по этому маршруту уже в сотый раз, наверное. И все время одни! Я б, может, и хотел бы встретиться с каким-нибудь молодым свинорылым, спросить про его жизненные перспективы. Однако они не приходят! Но что вы говорите? – Это до него дошла моя реплика. – Так вы разбираетесь в литературе?
– Кое-что почитал за свой век! Достаточно, чтобы догадаться, что любимым писателем вашего охранника был Монтейру Лобату.
– Да неужели? – удивленно воскликнул Караванщик. – Генерал, вы что, читали книги?
– Я не охранник, – мрачно отозвался человек с белой кобурой. Он был из той породы людей, которые любят посмеяться над другими, но очень не любят, когда смеются над ними.