– Тут все вещи принадлежали людям, которых кто-то знал. – Реплика прозвучала флегматично.
– Но кто принес этот регал? – Я ткнул в стеклянную витрину, и мой палец оставил на ней черный развод.
– А, это? Только что притащили, еще ценник не выставил. Какой-то козлобородый. С глазами как у Раскольникова. Фамильная реликвия? Могу за три цинка отдать.
– А бородка остренькая у него была? – Я попытался нарисовать мефистофелевский клинышек, но он заметил только мои перепачканные пальцы.
– Остренькая не остренькая, но держался Раскольников так, что я пересчитал товар после его ухода.
Он подозрительно оглядел меня, и я понял, что он пересчитает товар и после моего ухода. Плохая новость заключалась в том, что царство Доброго Царя перешло в плохие руки. Хорошая – в том, что сам Царь смог добраться до Города Света.
Отойдя от берега, я нырнул в человеческую реку, и течение подхватило меня и понесло через торговцев печеными каштанами, глотателей огня, парней, которые кувыркались под испанский рэп. И стоял тут на картонке белый в черных подпалинах мопс, собаку можно было погладить и потискать в руках пять минут всего за цинк, и стало мне от этого мопса грустно, и я попробовал поймать чей-нибудь приветливый взгляд, потому что человеку свойственно всматриваться во взгляды, когда он чувствует себя слабым. Но люди отворачивались. Мелькнула мысль, что именно таким, перепачканным, и надо сочувствовать, если видишь их на своем пути. Ведь они – самые беззащитные из нас, и им больше всего нужна твоя улыбка.
Толпа была бессердечна в своем праздничном убранстве. Это было состязание мод, стилей и причесок. Люди измерялись яркостью, а не тишиной в их глазах.
На одном из почти безлюдных островков праздничного потока стоял киоск, распространявший аромат, который забился ко мне в ноздри, подчинил волю и поволок за собой, будто быка за колечко в носу. Внутри все было как положено: раскаленная до красноты электрическая спираль, мясной конус рядом с ней и зажаренные обрезки, булькавшие в масле в сетке из нержавейки. Рядом стояли лоточки с салатом, немного пересушенной картошкой фри, капустой и другими составляющими донера. «Большой – 4 цинка, маленький – 3 цинка», – сообщал ценник.
Чувствуя, что слюна на языке скворчит, как те образки мяса в масле, я обратился к повару:
– Салям алейкум, уважаемый хозяин. Могу ли я спросить, из какого мяса сделано ваше кушанье?
– Мы используем в донерах только лучшую биокурятину, выкормленную картошкой и зерновыми смесями.
– Просто пахнет так, что… – Я сглотнул. – Как в прошлые времена. И что, никаких заменителей?
– Вы – в Городе Света, бей-эфенди. – Торговец сделал движение в сторону мясного конуса, как будто представляя мне почетного гражданина города. – За стеной вас могут накормить крысами и называть это донером или биточками из тараканов, и назвать это кёфтэ, но не в Городе Света.
– Скажите, а нет ли у вас особой инструкции по обслуживанию Кавалера Карнавала? Может, вы могли бы бесплатно накормить? – Я принял важный вид: расправил плечи, разгладил складки пальто так, что с них слетела тучка угольной пыли.
Повар посмотрел на меня, будто пытаясь узнать:
– Кавалер Карнавала…
От его взгляда я утратил надежду. Но все же попытался:
– Мужское воплощение праздника. Мне бы хватило маленького донера с двойной картошкой. Кетчуп, майонез, без лука.
– Нет, бей-эфенди, про Кавалера Карнавала я никогда не слышал. – Он развел руками. – Даму Карнавала узнать легко. Она ходит в деревянных башмаках, из-за чего возвышается над толпой. В этом году Гильдии выбрали Дамой девушку из Пшенок. Которые цинк майнят. Очень богатые, черти. А вот про Кавалера Карнавала я слышу в первый раз. У вас, может, продуктовый талон есть? Или визитка?
Я отрицательно покачал головой. Лицо мое выражало отчаяние путешественника, прошедшего через пустыню и обнаружившего, что впереди был всего лишь мираж.
– Тогда, боюсь, не могу вас угостить, потому Гильдии не компенсируют мне издержки… – Эту фразу я уже не дослушал.
Впереди над толпой возникло выкованное винтажным шрифтом Tall Deco слово «Метрополь», и оставалось только надеяться, что оттуда меня не погонят так же, как погнали от киоска с донерами.
Надо отметить, что блэкаут застал отельный бизнес в фазе его последних судорог. Так же как Uber и его последователи убили идею такси, а Lonely Planet придушил идею туристических агентств, Airbnb с помощью Интернета обанкротил гостиничный бизнес, существовавший дольше, чем литература и театр. Когда свет погас, в мире оставалось три типа съемного жилья:
1. «Гостевой дом» для прохвостов с подозрительной кредитной историей, которые не могли рассчитаться за проживание через онлайн-сервисы.
2. Тарифицируемый по часам отель для свиданий, куда шли пары, которые не хотели, чтобы их совместный отдых фиксировался в выписках по счету.
3. «Тематический парк» для Instagram – место, где можно было наделать селфи для того, чтобы показать подписчикам, что за тобой прибирались горничные и ты жрал в брекфаст-буфете.
«Метрополь», конечно, не подпадал ни под один из этих типов отельного размещения периода его упадка. Но не стремился он и обмануть, будто станет тебе домом. «Метрополь» воплощал то понимание слова «шик», которое царило в 1930-х. Нужно ли тут объяснять, что само слово «шик» осталось где-то там – среди дансингов, декора, коктейлей и хопперовских одиноких фигур?
Нутро отеля светилось, словно аквариум: через широченные окна видна была ольховая стойка рецепции, украшенная латунными буквами – названием отеля. Лобби было декорировано в стиле модерн, логическим развитием которого стал интерьер автомобиля «Победа». И как-то чувствовалось, что для того, чтобы выставить напоказ богатство, главным условием стал именно свет. Ведь невозможно выглядеть богато в темноте. Тьма всех делает равными.
Раздел пятый
Я увидел на входе мавра в ливрее и замедлил шаг. Я не верил, что меня просто так пропустят в эту дверь. Если это и произойдет, то после долгих и унизительных переговоров и пересказа того, что мне сказали на границе.
Чтобы отсрочить стресс, я отступил на десять шагов и осмотрел «Метрополь», трехэтажное строение с плоской крышей, стараясь разглядеть даже то, что маскировала роскошь. Там, где бетонные стены не закрывал богатый деревянный декор, на стыках панелей были видны швы. Типовые окна, какие вставляли в любой жилой дом СССР с 1960-го по 1991-й. В хрущобах Грушевки проемы были такой же формы. «Метрополь» был когда-то обычной советской гостиницей небольшого районного городка. И назывался он наверняка «Гостиница». Две комнаты в блоке, ванная между ними. Получив уголь и свет, местные не смогли построить ничего нового, зато они подсветили уже существующее, советское, украсили деревом и позолотой и дали пафосное название. И сами уверовали в респектабельность всех, кто туда заходил.
Формула, которая работает для понимания многих постсоветских перемен.
Убедив себя в бутафорской сущности отеля, я – готовый к унижениям – направился к швейцару. Однако тот не только распахнул передо мной дверь, но и приподнял шляпу со словами:
– Приветствуем вас, господин Книжник!
Делая вид, что не удивлен подобным приемом, я подошел к администратору, одетому в черную атласную жилетку с бордовой бабочкой у шеи.
– Сердечно рады вам, господин Книжник! – выдал он с интонацией, которой виленские аристократы встречали сначала армию Наполеона, а потом – Кутузова.
– М-м… Я бы хотел… – Я не знал, как правильно объяснить, что меня тут обещали накормить и поселить.
– Ваш номер готов! Королевский двойной люкс. Еще вам просили передать вот это. – Он протянул мне ключ с брелоком в виде массивной буквы «М» и конверт из золотистой бумаги.
Я заглянул в конверт. В нем лежала визитка с лаконичной надписью: «Гостевой купон № 16. Все издержки. Проход везде». На визитке была и печать – рог изобилия и курсивом вокруг него: «Совет Гильдий». Я подумал про куриный донер с двойной картошкой и баночкой колы. Даже не так: я подумал, что сделать сначала – принять душ и после наесться или сначала сожрать свежепожаренной курятины и только после этого идти в душ.
– А еще вас ждут, – произнес администратор интимно и кивнул на кресло с высокой спинкой, которое стояло на таком расстоянии, что сидящий в нем мог слышать весь наш разговор.
– О, как я счастлив, – отозвался я, не скрывая разочарования тем, что в выборе между донером и душем появился третий элемент.
Из кресла поднялась девушка. Строгие черты лица с немного детским выражением. Подростковая челка, но упрямый подбородок. Наивные глаза, однако бывает, что именно такие смотрят прямо тебе в душу. Смотрят так, что сердце начинает расти. И такое ощущение, что где-то я уже видел это лицо.
На ногах – деревянные башмаки. Они не были похожи на французские сабо или голландские кломпы – надеты они были на туфли. Единственным предназначением этой обуви было приподнять человека над толпой, подчеркивая его значимость.
Она сделала шаг мне навстречу и протянула руку под таким углом, который не позволял понять, чего от меня ждут: рукопожатия или поцелуя. Поэтому я подержал ее кисть в своей и отпустил, ощущая неловкость. Но лучше пережить неловкость, не поцеловав руку, чем сделать это не к месту.
– Вы даже не представляете, как мы счастливы, что вы нашлись, господин Книжник! – Дама сказала именно так – не «пришли», а «нашлись». – Ведь без Кавалера закрытое открытие невозможно. Карнавал пришлось бы перенести. – Она простодушно усмехнулась, и на щеках ее показались ямочки. У меня, наверное, вытянулось лицо, когда я увидел эти ямочки. Девушка продолжила: – А вместе с карнавалом пришлось бы перенести и мою свадьбу. Она назначена на первый после карнавального поста вечер.
Мне показалось или ее глаза действительно оставались печальными, когда она говорила про свадьбу?
– Вы, наверное, устали с дороги? – Она осмотрела на меня с заботой, какой перемазанный грязью бродяга, недавно выплывший из канализации, не мог и ожидать.