– Я так боялась, что ты бросишь меня через неделю.
Марат засмеялся от радости, и тут же заснул, держа в ладони ее грудь.
Почувствовав приближение головной боли, Марат поднялся, разыскал в рюкзаке таблетки, разжевал сразу две на всякий случай и, чувствуя на языке их холодную горечь, запил водой. Замер на некоторое время, чувствуя, как в правой части головы, над глазом, капля за каплей собирается боль. Это было очень некстати.
Послышался скрип снега и шорох санных полозьев. Марат выглянул в окно, Костин, проваливаясь по колено в снег, волок за собой огромную охапку дров. Марат вышел в сени и помог разгрузить.
– Еще чего надо, может, воды? – спросил Костин.
– Я смотрю ты, не на шутку разошелся, – заметил Марат.
– А чего, я люблю работать, – признался Костин.
– А я, нет, – сказал Марат.
– А чего любишь?
– Водку пить, девок любить.
– Ишь ты, – завистливо сказал Костин, – так бы каждый согласился.
– Нет, тебе нельзя, – наотрез отказал Марат, – кто-то же должен работать.
– Это почему же? – обиделся Костин.
– Да ладно тебе, я же шучу, – сказал Марат.
– И то, – повеселел Костин, – что это я разошелся. Пойду все-таки за водой схожу. Где колодец?
– Туда, – показал рукой Марат.
Костин схватил пустые ведра, коромысло и пошел за водой. Марат посмотрел ему вслед, потом по сторонам и закричал «Вероника».
– Костин чуть не упал. Отпрыгнул в сторону и испуганно оглянулся.
– Ты чего орешь? – спросил он.
Но Марат ничего, не ответив, скрылся в избе. Костин хмыкнул и пошел дальше.
Колодец, приплюснутый снегом, был едва виден. Костин, подойдя к нему, откинул крышку и заглянул внутрь. Колодец был квадратный, выложенный из бревен, несколько метров было покрыто толстым слоем льда, а ниже шли черные, осклизлые стены, кончавшиеся черной водой. Костин столкнул побитое, скособоченное ведро с подвешенной гирькой на боку и отскочил в сторону от опасно закрутившейся загогулины, торчащей из барабана. Ведро с грохотом, отскакивая от бортов, ушло в воду. Подождав немного, Костин взялся за железную ручку и принялся крутить заскуливший барабан. Выбрав цепь, он подхватил ведро и перелил его, затем повторил операцию, закрыл крышку, приспособил коромысло и, сказав вслух «тяжело, блин, как только бабы таскают», осторожно пошел, стараясь попадать в такт подпрыгивающим ведрам. Подходя к дому, увидел слабый дым из печной трубы.
Марат стоял у печи на коленях, старательно дуя в открытую конфорку, и вытирал слезы.
– Горит? – спросил Костин, опуская ведро.
– Горит, – сказал Марат, – чай поставил, жрать нечего, хоть кипяточку попьем, революционного.
– А что заварки нету? – поинтересовался Костин.
– Есть, есть, – успокоил его Марат, – еды нет, а заварка есть.
– Это хорошо, довольно сказал Костин, – от голода еще никто не умер, научно доказано, что без еды человек может прожить сорок дней, главное, чтобы питье было.
– Ничего, если я пойду лягу, – сказал Марат, – голова что-то побаливает.
– Пошел и лег на диванчик.
– Не мудрено, – сказал ему вслед Костин, – с таких-то переживаний, ничего, чайку сейчас попьешь, и все пройдет.
Марат не ответил; еще была вероятность того, что приступ не повторится, главное не нервничать, не делать резких движений. Хорошо бы заснуть, но это вряд ли, скрип половиц, шорох, доносящийся из прихожей, где Костин шарил в своем рюкзаке, не давали ему забыться. Марат лежал с закрытыми глазами, положив голову на диванный валик. По кошачьи, мягко, ступая, вошел в комнату Костин, сел к столу, посмотрел на ружье Марата, стоящее в углу и спросил:
– Ружье заряжено?
– Нет, – помедлив, солгал Марат, а что?
– Нельзя в доме заряженное держать, от греха.
– Нет, – повторил Марат и открыл один глаз.
Костин внимательно разглядывал его, но, увидев, что тот открыл глаз, заулыбался и спросил:
– Как себя чувствуешь?
– Хреново, – просто ответил Марат, помолчав немного, вопросительно произнес: «Куда она могла уйти, ума не приложу?»
– Слушай, извини за грубость, а у нее с головой все в порядке?
– А у кого сейчас с головой в порядке? – вопросом на вопрос ответил Марат.
– Тоже верно, – согласился Костин, – хотя, у меня нормально с головой.
– Ну, если только у тебя, а мы все чокнутые. Вон Шилова взять; Галя перед ним, только, что ковром не стелется, и моложе его намного, а жена его мордой об стол его прикладывает, да и постарше будет, а он ей кофе в постель носит. Как думаешь это нормальный человек?
Костин пожал плечами, и спросил:– «Рассказывать дальше?»
– Про что?
– Как про что, – удивился Костин, – я же историю рассказывал.
– А, ну да, рассказывай.
Костин хмыкнул, открыл рот и издал низкий протяжный волчий вой, такой жуткий, что похолодевший от ужаса Марат лишь мгновение спустя, сумел отделить в сознании испуганное лицо Костина и волчий вой доносящийся откуда-то рядом. Марат вскочил, и в два шага оказался возле своего ружья.
– Не трать патроны, – остановил его Костин, – все равно не достанешь.
Марат выругался, но ружье оставил в покое. Костин невозмутимо сидел за столом и что-то чертил пальцем на столе, но Марат обратил внимание на то, что рука его дрожит.
– Чай, наверное, уже закипел, – сказал Марат. Он прошел на кухню, дотронулся до чайника, подул на обожженный палец. Заварил чаю, налил в кружки и понес в комнату. Костин, засмущавшись, сказал: «Ну, ты че, отец, я бы сам налил». Взял кружку, не дожидаясь пока остынет, стал дуть и, вытягивая губы шумно втягивать в себя кипяток. Покончив с чаепитием, он сказал:
– Ну, я буду рассказывать?!
– Рассказывай, – покорно произнес Марат. За окном было уже совершенно темно, и надежды на то, что появится трактор, почти не оставалось, каким-то образом предстояло коротать ночь в обществе малознакомого человека.
Рассказ Костина. (Продолжение)
… Дело было зимой как раз под старый новый год, хотя нет, вру, после. Я работал водителем на микроавтобусе в одной строительной организации. У кого-то намечался день рождения, кажется у плановички, была у нас такая, старая стерва, все ее боялись. Подошли ко мне две девчонки: одна из бухгалтерии, Валька замужняя, другая из отдела снабжения, Светка, та была холостая. Подошли и говорят, мол, Константин Петрович, отвезите нас в универмаг какой-нибудь, подарок купить для главбуха. Ну, я, слегка покобенился, рабочий день то уже кончился, ну потом, конечно, согласился, девки-то молодые, лет по двадцать пять, а у меня жена, как раз умотала на каникулы с детьми. Мало ли, вдруг чего и обломится. Как говорится, в жизни все бывает. Ну что, повозил я их по магазинам, купили они какую-то ерунду; говорят, давай, мол, обратно на работу, подарок там спрячем до завтра. Поехали. По пути я возьми и ляпни, а че, девчонки, слабо в кафе замылиться, а они в ответ, легко, мол.
Костин немного помолчал, что-то вспоминая, потом сказал: «Но я не просто так предложил, меня что-то спровоцировало, точно, Светка, сказала, что холод собачий, впору водки выпить, чтобы согреться. А я возьми и скажи:
– Сегодня день исполнения желаний.
– Хорошо сказано…прямо, как-то по-мужски сказано.
Это произнесла Света, она сидела сзади. Костин не мог видеть ее лица, чтобы понять, говорит ли она серьезно или иронизирует. На всякий случай он предложил: «Так, как»?
– Вообще-то мне надо домой, – нерешительно заметила Валя, – мужа кормить.
Света легко толкнула ее в плечо и прошипела: «Не ломай компанию».
Водку, конечно, пить не стали. Образность мышления. Костин взял бутылку сухого красного вина из профессиональных соображений (сухое быстрее выветривается) и что-то еще из меню, на закуску. Сидели, болтали о ерунде. Костин как следует, разглядел Свету, благодаря тому, что, опьянев, она стала вести себя нарочито развязно, говорить возвышенно, временами переходя на декламацию. Костину она неожиданно понравилась, а ведь раньше он ее совершенно не замечал, видел в отделе, сидит себе серая мышка, выстукивает пальчиком на калькуляторе, здоровается нехотя, глазки в сторону. А тут разошлась, на щеках румянец, синие глазки сверкают. Во всяком случае, Костину мало пришлось выпить, чтобы девушка ему понравилась. Валя, конечно, была намного эффектней: высокая, стройная, ноги длинные, грудь, талия, попка, все на месте, глазищи голубые, ресницами длиннющими – хлоп, хлоп, оторопь берет. Но Костин был реалистом, судя по тому, как часто Валя произносила словосочетание «мой муж» было очевидно, что в этой степи ничего не отыщется. Красавица Валя имела в прошлом столько романов, что теперь, как никто дорожила своим положением замужней женщины. Впрочем, и без этого ее гражданского состояния, шансы Костина, с его внешностью и положением в обществе были бы невелики. Валя знала себе цену. Костин чувствовал себя в компании двух девушек, довольно сносно; ему льстило, что мужчины в кафе поглядывают на его спутниц, наверное, думают, что кого-то из них он имеет, а может и обеих, завидуют. Правда, немного жаль потраченных денег, цены в этом жалком кафе просто бешеные, несчастная «Медвежья кровь», стоящая в магазине тридцать рублей, здесь продавали за сто двадцать. Если удастся переспать со Светкой, тогда ничего, а если нет, то жалко денег. Особых надежд, правда, Костин не питал, поэтому жалость к деньгам была непреходящей. Но он готов был потратить в два раза больше, да что там, в три раза; потому, как он давно и страстно мечтал изменить жене, чувствовал, что она ему изменяет, чувствовал, но доказать не мог. Честно говоря, и доказывать то не хотел, боялся. Лишние проблемы были ему ни к чему. Но ему было обидно. Потому что, когда тринадцать лет назад, после танцулек, он затащил ее в койку, она оказалась не девственницей; желая в этом удостовериться, он спросил ее прямо без обиняков: «У тебя кто-то был уже?» Ответ был честный и положительный. Дура! Могла и соврать, он же не особенно в этом разбирался. Костин, конечно, тут же, млея от собственного благ