После некоторого молчания Марат сказал:
– Водка у нас есть, у нас, приятель, еды нету.
– А еда у меня есть, – страдальчески ответил пришелец, и застонал, вытягивая ногу, – там, в рюкзаке лежит, подайте, пожалуйста.
Шилов бережно взял рюкзак за ремень и пододвинул его к незнакомцу. Охотник развязал мешок и вытащил из него освежеванную тушку.
– Ето хто? – глумливо спросил Шилов, – нутрия?
– Обижаете, заяц чистокровный.
– Опять рагу, – вздохнул Шилов.
– Ладно тебе, – махнула на него рукой Галя, – лучше, чем с голоду умереть.
– У вас, кажется тоже не все в порядке? – спросил незнакомец.
– Это вы, верно, подметили, – согласился Марат, – у нас машина не заводится, и еда кончилась.
– Вас здесь трое? – спросил мужчина.
Вопрос почему-то Марату не понравился, он сказал:
– Кажется вас отпустило, может водочки?
Незнакомец кивнул и на четвереньках двинулся в комнату. Удивленные мужчины двинулись за ним и возле стола помогли ему сесть на стул. Галя поставила перед ним рюмку, но человек жалобно улыбнулся, и попросил:
– Если можно, побольше.
Шилов, хмыкнув, сказал:
– Вот это по-нашему, – поставил перед ним граненый стакан и наполнил его до краев.
– Тебя, как звать-то, мужик? – спросил Шилов.
– Костин, – ответил человек, беря стакан обеими руками. Он осушил стакан, пожевал губами; лицо его приобрело какое-то вопросительное выражение, словно он прислушался к чему-то в самом себе, то есть стал похож в этот момент на дегустатора. После этого мелко откашлялся и сказал:
– Хорошо.
Шилов добавил:
– И сказал он, что это хорошо.
– Точно, – подтвердил Костин.
– Хорошо пьешь, дядя, – оценил Шилов.
– Спасибо, – сказал Костин.
– А звать-то тебя, как?
– Я к фамилии привычный, на работе все так зовут.
Он расстегнул и снял с себя телогрейку, оказавшись в замызганном свитере из растянутого горла, которого выглядывал ворот несвежей рубахи.
Шилов не стал настаивать. В комнату заглянула Галя.
– Зайца потушить, или рагу?
– Потушить, – хором сказали Марат и Шилов.
Шилов вызвался помочь и пошел за Галей на кухню. Марат и Костин остались вдвоем. Марат пододвинул гостю свою тарелку с остатками капусты и сказал:
– Может закусите, пока заяц будет готовиться?
– После первой не закусываю, – молодецки ответил Костин. Однако, язык его слегка стал заплетаться. Марат правильно понял его слова и налил ему водки, но теперь уже в стопку.
– Пошло тепло, пошло, – сказал Костин, – начинаю согреваться.
Марат вежливо улыбнулся в ответ. На кухне Галя пробовала разрезать окаменевшего от мороза зайца.
– А ну-ка отойди, женщина, – грозно сказал Шилов, подступая к ней с топором.
– Смотри аккуратней, – предупредила Галя и отошла в сторону.
– Наш-то заяц был, покрупней, – заметил Шилов и разрубил зайца на небольшие куски. Галя обмыла их холодной водой, отчего они тут же покрылись тонкой пленкой, уложила в чугунок и залила до половины водой; бросила шепотку соли, перца, несколько лавровых листов и стала шарить на полке, говоря:
– Где-то здесь луковица оставалась. Шилов извлек искомую луковицу из кармана, сказав:
– А я только ее сожрать собрался, дай, думаю, лучку обрадуюсь.
– Я-те сожру, тоже мне Чипполино нашелся.
Галя очистила луковицу, бросила ее в чугунок, накрыла крышкой и отодвинула печную заслонку, открыв взору остывающую груду угля, переливающуюся огнями в печном чреве.
– Может быть дров подбросить? – высказал предположение Шилов. – Не надо, углей достаточно.
– Желательно бы поскорей, – проникновенным голосом сказал Шилов, – бо, кушать хочется зело.
– Иди к столу, а то Марат один там. Не нравится мне этот мужик.
– Да ладно, не волнуйся, обыкновенный охотник, заблудился.
– Иду к столу, – согласился Шилов.
Он вернулся к столу и почувствовал царящую за ним неловкость, которая возникает при появлении чужака в компании хорошо знакомых людей. Чтобы снять ее, Шилов ударил в ладоши и сказал:
– Ну-с, господа, предлагаю тост за спасение товарища Костина, который в свою очередь спас от голодной смерти нас.
После того, как выпили, Шилов крикнул:
– Милая, открой крышку. Нам надо занюхать, – и добавил, обращаясь к собеседникам, – как Насреддину.
Галя, видимо, приняла слова Шилова за чистую монету, так как, до обоняния мужчин вдруг явно донесся густой и ароматный мясной дух. Вскоре появилась и сама Галя, неся в руках кипящий чайник.
– Чайковский – это хорошо, – мечтательно произнес Костин.
Галя налила ему чаю и как бы невзначай спросила:
– Давно вы в наших краях охотитесь, что-то я раньше вас не встречала, я ведь местная?
– У меня, знаете ли, давняя традиция, – начал Костин, – я свой отпуск разбиваю всегда на две части; половину зимой гуляю, половину летом, – а принцип такой, намечаю себе маршрут, потом доезжаю до определенной железнодорожной станции, скорее даже до полустанка, без названия и оттуда иду пешком через лес к намеченной цели. С собой беру неприкосновенный запас, – пачку сухарей, банку консервов, которые, как правило, приношу домой не тронутыми, а питаюсь только тем, что добуду охотой или рыбалкой, сплю в спальном мешке или, если повезет в таких заброшенных деревнях, как N. Я был в ней летом, сделал в одной избе перевалочный пункт, однако заблудился, к вам попал.
– Странное у вас увлечение, – сказал Марат, – охотиться одному, идти через незнакомый лес, какая радость в такой охоте. Это несвойственно русскому человеку;
– Да, – поддержал Шилов, – а как же особенность национальной охоты, – выпить, потрепаться?
– Как же вы ночуете в лесу, не страшно? – спросила Галя.
– Страх – это атавизм, – ответил Костин, – надо избавляться от пещерного человека в себе. Я люблю целомудренную природу, девственные леса. Мой любимый писатель Джеймс Кервуд, знаете такого?
– Знаем, знаем, – сказал Шилов, – про медведя с собакой.
– Точно, – обрадовался Костин, – этот роман называется «Бродяги Севера».
После недолгой паузы он спросил смущаясь.
– Где тут у вас туалет?
– За домом, – объяснила Галя, – выйдете и направо за забор.
Костин поднялся и сказав:
– Я щас, – вышел из комнаты.
– Интересно, как там наш зайчик? – задумчиво произнес Шилов.
– Зайчик не наш, а его, – поправила Галя.
– Пусть Марат рассудит, – потребовал Шилов.
– Когда я жил в коммуналке, – сказал Марат, – у меня долго не было холодильника. Деньги-то у меня были на холодильник; но во-первых, холодильников не было в магазинах, вернее они были, но продавались по талонам, а во-вторых, в моей комнате было всего десять квадратных метров, а места общего пользования в квартире, я имею ввиду не туалет, куда пошел наш гость, а кухню, коридор, все уже были заставлены. Так вот, я свое пиво клал в холодильник, к соседке, а ее мужик частенько его выпивал, а когда я пытался ему объяснить, что это мое пиво, он мне говорил: «Знаешь, Марат, пиво-то может и твое, но холодильник-то мой».
– Как хотите, но в этом есть логика, – сказал Шилов.
Хлопнула входная дверь, послышался топот в сенях. Вошедший охотник сбивал снег с сапог.
– Как крутит, как крутит, – сказал он, входя в комнату, – ветер, да еще мороз. А у вас машина я смотрю.
– Машина, – ответил Марат, – мать ее, только она не заводится, аккумулятор сел.
– Зайцем пахнет, – плотоядно сказал Костин.
– Правильней будет сказать, – что пахнет зайчатиной.
Марат смерил взглядом приблудного охотника, и задержался на его спортивных штанах из дешевой бумазейной ткани, пузырившихся на коленях. Марат вдруг вспомнил, как в школе, на уроках физкультуры, он носил точно такое же трико, жутко стесняясь при этом, потому что все остальные, исключая одного детдомовского мальчика, были одеты в спортивные синтетические костюмы, облегающие тело.
– Как-то вы легко одеты для зимней охоты, – произнес Марат.
Костин, сердечно улыбаясь, развел руками.
– Ну, уж как есть.
Шилов, словно подыгрывая Марату, заметил:
– Что-то волки перестали выть.
Это замечание вдруг тяжело повисло в воздухе, не вызвав ни у кого улыбки, и Шилов желая исправить оплошность, добавил:
– Знаете, анекдот про Насреддина, как он пришел на свадьбу в старом платье, и его не пустили. Он пошел домой, одел лучший свой халат и когда вернулся, его усадили на почетное место. Когда перед ним поставили плов. Насреддин стал тыкать в блюдо рукав своего халата, приговаривая, – кушай халат, кушай.
Вызвав смех, довольный Шилов, продолжил:
– До того, как вы здесь появились, товарищ Костин, у нас здесь происходил конкурс рассказчиков, навроде Декамерона; слышали о таком произведении.
– Ну, как же, – осклабился охотник, «Декамерон», – это единственное, что я признаю в литературе кроме Стругацких, там же все друг другу изменяют; особенно я запомнил, как жена заставила мужа залезть в бочку чистить ее изнутри, а в это время любовник пристроился к ней сзади и тово.
– А как же Кервуд, – напомнил Шилов.
– Ну, не считая Кервуда конечно. Но Стругацкие, – это вообще вешь – единственное стоящее в русской литературе, а вообще я председатель партии «стругацкистов».
– Есть такая партия? – удивился Марат.
– Есть.
– И много членов?
– Пока я один, хотите, вас запишу? – предложил Костин.
Все единодушно отказались.
– Декамерон – не потому что там все тово, – неприязненно сказал Марат, – а потому, что они все время рассказывают. До того, как вы здесь появились, я рассказывал историю о том, как христианин ради девушки принял ислам.
– Да ты что, ради бабы стал чучмеком?
– Именно, – подтвердил Шилов, – но насчет чучмеков, я бы предостерег. Марат может вспылить, потому что он по прадедушке, – даже страшно сказать, чеченец, да и во мне есть изрядная толика татарской крови. Да и вообще, Россия течет через Кызыл-Орду. В каждом есть мусульманин.