– Шамшер Сингх, – медленно произнесла она. – Регент Малвы.
Он улыбнулся и поклонился:
– К твоим услугам, внучка.
Внучка? У нее закружилась голова. Она ухватилась за край ковра и наклонилась, готовясь к тому, что ее стошнит. Но ничего не произошло.
Он похлопал ее по спине:
– Действие яда должно пройти примерно через час. Может, мне следовало отложить этот разговор на потом, но дорога каждая секунда.
Она вытерла лицо тыльной стороной ладони и прислонилась к брезентовой стене, пытаясь отдышаться.
– Ты назвал меня внучкой.
Внимательно за ней наблюдая, он кивнул:
– Ты дочь моего сына. Моего сына, который пятнадцать лет назад, вместе со своей женой и сестрой, был убит во время нападения на наш дворец.
– Нет.
Она помассировала лоб. Почему этот мужчина ей лгал? Чего он надеялся добиться?
– Мои родители погибли, сражаясь за Чанделу.
– Я не знаю, что хуже, – сказал он, свирепо глядя на бабочку у нее на шее. – Ложь, в которую тебя заставили поверить, или те мерзкие узы, которыми она связала тебя, сделав вечной заложницей.
Катьяни прикрыла глаза рукой, чтобы не смотреть на мужчину, но она не могла не слушать то, что он говорит.
– Она сделала это, чтобы спасти меня. Я была так больна, что чуть не умерла.
Он схватил ее за руку и мягко потянул к себе:
– Амбика, посмотри на меня. Мне очень жаль. Я ждал этого момента пятнадцать лет, но не могу дать тебе даже еще одного часа, чтобы прийти в себя. Ты знаешь, почему мне пришлось так долго ждать, чтобы тебя спасти? Потому что узы, которые она наложила, были нерушимы до тех пор, пока ты не достигнешь совершеннолетия. И пока тебе не исполнилось восемнадцать, у меня не было никакой надежды тебя освободить.
Она вырвала свою руку из его. Это была какая-то жестокая психологическая уловка. Она и сама изучала методы эмоциональных пыток, которые лишали заключенных способности понимать, что реально, а что нет. Ей лишь нужно было выяснить, каковы его мотивы.
– Ты мне не веришь, – вздохнул он. – Я должен был это предвидеть. Она забрала тебя, забрала твои воспоминания, сделала тебя своей телохранительницей. Что они рассказали тебе о войне, Амбика? Что Парамары были такими жадными, что решили заполучить территорию Чанделы? Посмотри на любые довоенные карты, что еще остались в Бхарате, и ты поймешь, что это ложь. Гуна и Лашкур раньше принадлежали нам.
– Ты лжешь.
Она обхватила себя руками, стараясь не дрожать.
– Почему меня оставили в живых? Чего ты хочешь?
– Я хочу отвезти тебя домой, – просто сказал он.
– Ты разрушил мой дом.
Образы разорванных конечностей и крови, бьющей фонтаном из перерезанных артерий, промелькнули перед ее глазами. Отвратительный хруст ломаемых костей, глухой стук дубинок, опускающихся на беззащитные головы. И безжизненные глаза Айана, пусто смотрящие на нее с неузнаваемого лица. Она подавила всхлип и попыталась сосредоточиться.
– Ты привел яту во дворец. Как тебе удалось заставить их работать на себя? Как тебе удалось разрушить чары?
– У нас еще будет время, чтобы это обсудить. Сначала мы должны освободить тебя от этой женщины.
Он встал и щелкнул пальцами.
Ткань, закрывающая вход в палатку, распахнулась, и вошли два солдата в форме Парамаров. Вдвоем они тянули по полу женщину, держа ее за голые руки. Ее голова свесилась вперед, спутанные волосы покрывала кровь, сари висело безвольными лохмотьями, а все элегантные украшения исчезли.
Катьяни с трудом поднялась на ноги, подавляя крик. Она бросилась вперед и опустилась на колени рядом с королевой, прижимая к себе ее покрытое синяками лицо.
– Ваше Величество.
Она сморгнула слезы.
«Я потерпела неудачу. Мне жаль».
Хемлата подняла голову и устремила горящие глаза на Катьяни.
«Тогда исправь все».
– Освободи мою внучку от нечестивых уз, которые ты наложила на нее, – раздался холодный голос Шамшера. – И я оставлю тебя в живых.
Хемлата издала наполовину смешок, наполовину всхлип – скрежещущий звук, которого Катьяни никогда раньше от нее не слышала.
– Ты убил моего сына. Ты думаешь, я тебе ее верну?
Ноги Катьяни подкосились, удивление пронзило ее насквозь.
– Это же неправда, – сказала она, запинаясь. – Это не я. Я не его. Скажите мне, что это неправда, Ваше Величество!
– Я сожалею о том, что эта женщина с тобой сделала, – сказал Шамшер. – Она воспитала тебя так, чтобы ты думала о своей семье как о своем враге, а о враге – как о своей семье.
Но Айан был ее семьей. Как и Хемлата, Рева и Бхайрав. Единственные, кто остался в живых. Если Бхайрав пережил нападение на рассвете. Если Рева осталась в укрытии. Если Хемлата сможет сбежать от этого человека.
Этого человека, который был регентом Малвы и убийцей ее короля, ее принца и всего совета Чанделы. Человека, который утверждал, что является ее родным дедушкой.
Но кровь не делала его ее семьей. Это невозможно, невозможно, невозможно. Эти слова застряли у нее в горле, словно крик, который угрожал разорвать ее на части.
Она его сдержала.
– Если она освободит меня от уз, ты клянешься ее отпустить? – спросила Катьяни, выговаривая слова так тщательно, словно каждое из них требовало от нее отдельных усилий.
– Конечно, – сказал Шамшер с холодной улыбкой. – Пусть живет, пытаясь смириться со смертью своего сына, как это сделал я.
Катьяни схватила королеву за руки и освободила ее из хватки солдат.
– Ваше Величество, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. – Пожалуйста, разорвите связь. Тогда вы будете в безопасности.
Королева улыбнулась, показав окровавленные зубы.
– О, Катья. Ты думаешь, я все еще забочусь о своей безопасности после гибели Джайдипа и Айана?
А я? Неужели для вас я ничего не значу? Катьяни отогнала мысль, от которой ей захотелось плакать. Она не могла разрыдаться, не сейчас. Не перед ним.
– Пожалуйста, Ваше Величество, от вас зависит целое королевство.
– Королевство выживет. Парамары не смогут править Аджайгархом, и он хорошо это знает.
Хемлата подняла глаза на Шамшера, стоявшего позади Катьяни.
– Я отказываюсь. Убей меня, если хочешь. Посмотрим, что с ней будет.
– Я не планирую убивать тебя, воровка, – сказал Шамшер. – Я планирую поместить тебя в подземелья моего дворца, где ты будешь жить долго, очень долго. Ты будешь жаждать смерти. Ты будешь молить об освобождении. Ты разорвешь эту связь. И тогда, возможно, я исполню твое желание.
Он кивнул солдатам.
– Заберите ее отсюда. Мы отправляемся в Малву.
– Подожди, – сказал Хемлата. Ее лицо менялось по мере того, как регент озвучивал свои угрозы, и теперь стало испуганным и встревоженным. Катьяни чувствовала, что все это было притворством. Какие бы сложные эмоции ни бушевали в Хемлате – гнев, горе, сожаление, – страха среди них не было. Худшее, что могло с ней случиться, уже случилось. Если Шамшер действительно хотел ею помыкать, он должен был оставить Айана в живых. Только в этом случае он мог ставить королеве какие-то условия.
Но Шамшер этого не знал. Он не знал Хемлату так, как знала Катьяни. Ближе, чем любой из любовников. Она разрывалась между восхищением королевой и беспокойством о том, что она задумала.
Хемлата с трудом села, опустив голову и положив руки на колени – образ испуганной, страдающей женщины.
– Я… пожалуйста, не мучай меня. Я освобожу ее.
– Амбика, она говорит правду? – требовательно спросил Шамшер.
Катьяни уставилась на королеву. Ее глаза горели от непролитых слез. Она думала о разговоре, которого у них так и не состоялся, и о вопросах, на которые Хемлата отказалась отвечать.
«В какую игру вы играете, Ваше Величество? Кто я для вас? Вы лгали мне всю мою жизнь. Должна ли я теперь солгать ради вас?»
Хемлата подняла голову и встретилась с ней взглядом.
«Я всегда любила тебя, Катья».
И, что бы там ни было, это было правдой.
– Да, правду, – сказала Катьяни. Два слова, крошечная ложь. И все же именно от этих слов могло зависеть ее будущее.
– Хорошо, – сказал Шамшер. – Что тебе нужно?
– Нож, – сказал Хемлата, уже более спокойно. – Миска. Зеркало. Вот и все.
Шамшер махнул рукой, и один из солдат поклонился и ушел.
Катьяни пыталась понять, что задумала Хемлата, но ее намерения были ей недоступны. Королеве было так больно, что это затмевало все остальное. Удар булавой по спине сломал ей несколько ребер, и их острые осколки разрывали плоть Хемлаты. Раны требовали немедленного внимания, иначе могли убить ее прежде, чем это сделает Шамшер. Она получила многочисленные удары по голове и лицу – то ли во время боя с яту, либо после того, как была захвачена в плен.
Солдат вернулся, неся кухонный нож, глиняную миску и маленькое зеркальце, какими мужчины обычно пользуются для бритья. Он положил все эти предметы перед королевой и отступил назад.
– Вот твои инструменты, ведьма, – сказал Шамшер. – Произнеси свое заклинание.
Хемлата покорно поклонилась и с дрожащими руками принялась за работу. Она взяла нож, прижала его к ладони над чашей и сделала надрез на коже, прямо там, где была расположена голубая бабочка.
Катьяни едва не вздрогнула от боли, но сдержалась, сжав руку в кулак. Она едва могла вынести это зрелище. Прямо в ту минуту она вообще едва выносила само свое существование. В ее груди зияла такая пустота, как будто в ней вырезали дыру. Все хорошее, что она знала, все обязанности и идеалы, ради которых она жила, – все это исчезло. Ее дом был разрушен, ее брат был мертв. А теперь королева освобождала ее от уз, последней ниточки, связывающей ее с прошлой жизнью. Вот только на самом деле она собиралась сделать что-то другое.
Кровь закапала в чашу. Королева начала напевать себе под нос. Крошечная струйка дыма вырвалась из ее ладони – еще одна капля в море боли, которую она испытывала прямо сейчас.