– Возможно, я буду драться против тебя, дедушка.
Шамшер слабо улыбнулся:
– Когда мы вернемся во дворец, ты можешь вызвать меня на дуэль, если пожелаешь. Но сейчас, пожалуйста, верни меч и найди убежище. Или мне придется попросить одного из яту связать тебя и бросить в подземелье, составить компанию твоим новым друзьям претам.
Катьяни неохотно вернула меч солдату. Она не хотела следовать за Шамшером, но не могла сдержать искру любопытства по поводу двоюродного брата, который якобы у нее был, и дворца, где она родилась.
Во двор вбежал еще один разведчик.
– К крепости приближаются четыре всадника с белыми флагами, – сообщил он.
Ворон на шее у Катьяни щелкнул клювом. Одним из всадников был Бхайрав. Ее пульс участился.
Шамшер нахмурился.
– Перемирие? Это не похоже на Чанделов. Что ж, пусть войдут. Но будьте начеку на случай, если это уловка.
Он указал на Катьяни.
– Внутрь.
Она направилась к ближайшему зданию, которое силами солдат превратилось в конюшню. Стоял стойкий запах лошадей, но он почему-то ее успокаивал. Катьяни потрепала нескольких дружелюбных животных по носу и встала рядом с окном, чтобы видеть, что происходит снаружи. Шамшер был прав – белый флаг определенно не входил в список того, как Чанделы могли отреагировать на убийство их короля, королевы и наследного принца. Это наверняка была ловушка.
Через несколько минут всадники въехали во двор и спешились. Солнце сверкнуло на их щитах, и Катьяни заморгала, пытаясь разглядеть их лица.
Один из них повернулся к окну, за которым она стояла, и встретился с ней взглядом. Девушка отпрянула к стене. Бхайрав. Почему ее сердце так быстро бьется? Он ведь ее приемный брат. И горевшая в нем жажда мести была, конечно же, направлена вовсе не на нее. Он должен знать, что она не имела никакого отношения к резне, что она изо всех сил старалась защитить королевскую семью. Но тогда почему при взгляде на нее он испытал злобу и смущение?
– Шамшер Сингх, – раздался грубый, знакомый голос. Катьяни словно пронзило молнией. Она резко повернулась обратно к окну, совершенно не заботясь о том, что ее могут увидеть.
– Ачарья Махавира, – холодно сказал Шамшер. – Какой сюрприз. Я думал, вы выше мелкой политики королевств Бхарата.
– Я здесь, потому что некоторые преступления настолько отвратительны, что требуют моего вмешательства, – сказал Ачарья.
Он стоял посреди двора: прямая фигура в белых одеждах с посохом в руке. По бокам от него находились двое мужчин. Катьяни узнала Дакша и Уттама, и ее желудок сжался. Что они все здесь делали? У гурукулы была политика невмешательства. Ачарья был знаменит тем, что не принимал ничью сторону ни в одной войне.
– Пятнадцать лет назад вы говорили другое, – сказал Шамшер. – Когда я пришел к вам за помощью. Вы забыли?
Ачарья резко махнул рукой:
– Я не забыл. Если бы вы развязали войну против Чанделы, я бы не вмешивался. Ваше дело правое. Но ваши методы – нет.
– Вы сомневаетесь в моих методах?
Шамшер резко рассмеялся:
– Вы знаете о том, что королева Чандела сделала с моей внучкой. Вы подвергали сомнению ее методы?
Катьяни бросало то в жар, то в холод. Ачарья знал. Все то время, что она была в гурукуле, он знал ее истинную родословную. Спроси свою королеву, кто ты на самом деле, – сказал он. Почему он сам ей не сказал? Впрочем, она бы все равно ему не поверила.
– Я принял вашу внучку в свою гурукулу, чтобы проверить, смогу ли я снять узы, – сказал Ачарья. – К сожалению, у меня ничего не получилось.
– Ваша попытка помочь запоздала на пятнадцать лет, – сказал Шамшер. – Вы всегда утверждали, что стоите на стороне справедливости, но тогда, когда это было важнее всего, вы отступили.
Ачарья склонил голову:
– Я согласен с этим обвинением. Но моя неспособность помочь вам не может быть использована в качестве оправдания для нарушения правил этичной войны.
– Правил этичной войны? – воскликнул Шамшер. – Вы вообще слышите себя, Ачарья? Чанделы похитили мою внучку. После пятнадцати долгих лет мне удалось ее вернуть. Все очень просто.
Бхайрав прочистил горло.
– Не совсем.
Он стоял позади Ачарьи и его сыновей, но теперь выступил вперед. Он был одет для битвы: доспехи, меч и щит в руках, лук за спиной. Но под спокойным фасадом бурлило море сложных эмоций, которые Катьяни не могла понять.
– Покойная королева передала узы мне.
Он повернулся к окну.
– Выходи, Катьяни.
Даже если бы захотела, то не смогла бы ослушаться прямого приказа. Она до крови прикусила губу.
«Все в порядке, – прошептал голос. – Я с тобой».
– Айан? – выдохнула она. В конюшне, кроме нее, никого не было – только тени, отбрасываемые лошадьми, которые изредка фыркали и топали копытами.
Но это был его голос. Ей не почудилось.
Кто-то сжал ее руку. Она не осмелилась оглянуться, потому что не вынесла бы, если бы иллюзия разрушилась.
Но как только она толкнула дверь и вышла, его успокаивающее присутствие испарилось. Если бы на нее не было устремлено столько глаз, она бы заплакала.
«Покойся с миром, брат, – подумала она. – Мне жаль, что я не смогла тебя спасти».
Катьяни выпрямила спину, натянула на лицо маску спокойствия и направилась к отряду. Люди Шамшера стояли на крепостных стенах, ожидая его указаний. Яту прятались, но ветер доносил отвратительный запах, выдавая их присутствие.
Рука Бхайрава потянулась к мечу, будто он боялся, что она на него нападет. Возможно ли, что он не чувствует ее так же сильно, как раньше чувствовала королева? Мог ли не понимать глубину ее горя? Да, он потерял семью, но ведь и она тоже.
Все присутствующие уставились на нее, как на какое-то диковинное животное. Но хуже всего был Дакш. Его глаза обжигали ее так, словно хотели уничтожить татуировку на ее шее. Не в силах скрыть все те ужасные вещи, которые с ней произошли, она чувствовала себя обнаженной. Ей хотелось, чтобы он отвернулся. Ей хотелось, чтобы его здесь вообще не было. Ей страстно хотелось снова почувствовать руку Айана в своей. Даже если это была иллюзия, она была прекрасна.
– Я велел тебе оставаться внутри, – огрызнулся Шамшер.
– А я велел ей выйти, – сказал Бхайрав. – Но ты можешь снова зайти внутрь, если хочешь, Катьяни.
Она продолжила смотреть в землю и ничего не сказала. Сейчас она вообще не могла понять, что он чувствует. Он отгородился от нее.
– Вот это, по-вашему, правильно? – обратился Шамшер к Ачарье. – Разве вы не собираетесь велеть ему ее освободить?
Ачарья, наморщив лоб, посмотрел на принца.
– Так я и сделаю, – сказал Бхайрав. – Но не сразу. Она единственная, кто выжил после резни в Аджайгархе, и ее необходимо допросить. Более того, последнее, что сделала моя тетя при жизни, это передала эту связь мне. Я должен почтить ее жертву. Она не сделала бы этого без причины.
– Ненависть была ее единственной причиной, – выплюнул Шамшер. – Ты будешь чтить ее ненависть?
– Ровно год и один день, – сказал Бхайрав, как будто не слышал регента. – Катьяни останется в Чанделе, пока не закончится траур по моим тете, дяде и двоюродному брату. По истечении этого срока я отпущу ее. Но при условии, что остальные требования будут выполнены.
– Какие еще требования? – подозрительно спросил Шамшер.
– Половина вашего королевства, – сказал Бхайрав. – Расформирование вашей армии. Казнь яту, убивших мою семью. И информация о том, кто и как вам помог.
Сказав это, он посмотрел на Катьяни.
Шамшер разразился издевательским смехом. Дакш и Уттам, стоящие рядом с Ачарьей, застыли. Лицо Катьяни горело. Бхайрав поставил те условия, на которые регент никогда не согласится.
– Шамшер Сингх, – сказал Ачарья холодным тоном. – Вы должны заплатить за содеянное. Никто не должен считать, что он выше законов, которые отделяют добро от зла.
– Вы думаете, яту злые, а люди добрые? – спросил Шамшер. – Неужели мир, по-вашему, так прост?
– Нет, – сказал Ачарья. – Но то, для чего вы их используете, – это зло. Они убивали от вашего имени, по вашему приказу. Этого нельзя простить ни в этой жизни, ни в следующей. Но вы можете начать процесс искупления, выплатив компенсацию королевству Чандела.
– Я не сожалею о том, что сделал, – сказал Шамшер. – Королева Чанделы заслужила смерть. Я отказываюсь от этих несправедливых условий.
– Я прошу вас снова, – сказал Ачарья. – Принимайте эти условия и сдавайтесь. Возвращайтесь с миром в свой дворец. Ваша внучка будет освобождена по окончании траура и возвращена вам. Я лично прослежу за этим.
– И как же вы собираетесь это сделать? – спросила Катьяни.
Все вздрогнули, как будто не ожидали, что она заговорит. Но ее кровь кипела. Она готова была вступить в бой с любым из них.
– Кто я, по-вашему? – спросила она. – Пешка, которую можно бессердечно двигать по вашей шахматной доске?
Ачарья нахмурился:
– Мы поговорим позже, дитя.
– Я больше не ребенок, – отрезала она. – Когда-то я была ребенком, и мне нужна была помощь. Но вы не помогли. Со мной поступили несправедливо, и вы об этом знаете.
– Пожалуйста, выслушай ее, – сказал Дакш своему отцу.
«Молчи, Катьяни».
– Почему, Бхайрав? – спросила она. – Почему я должна молчать? Мой мир был разорван на части, мой брат убит на моих глазах. Все, что я считала правдой, оказалось ложью. Разве мне не позволено выразить свой гнев и свою боль?
– Сейчас не время и не место для этого, – сказал Ачарья с ноткой предупреждения в голосе.
– Я отвергаю вас, – холодно сказала она. – Всех вас. Никто из вас не имеет надо мной никакой моральной власти. С этого момента я свободна. Отпустите меня.
– Год и один день, – сказал Бхайрав, вторя ее тону. – Таковы мои условия. Дворец был твоим домом в течение пятнадцати лет. Почему ты не хочешь туда вернуться? Что изменилось в твоем сердце?
– Люди, делающие дворец моим домом, мертвы.