Катьяни положила правую руку и правую ногу на изогнутую стену башни, а левую руку и левую ногу – на плоскую стену. Она чувствовала, что обереги все еще сломаны. Вероятно, для их восстановления требовалось гораздо большее мастерство, чем то, которым обладал Бхайрав. Она со всей силы уперлась руками в стены и полезла наверх, стараясь не обращать внимания на царапины на коже и боль в ногах.
Когда она была уже прямо под зубцами стены, то услышала голос стражника и чуть не упала назад. В последнее мгновение ей удалось ухватиться за выступ. Тяжело дыша, она болталась так до тех пор, пока мужчина не прошел мимо. Обычно стену патрулировали десять стражников, а это означало, что у нее было лишь несколько минут, прежде чем появится следующий. Катьяни быстро преодолела остаток пути наверх и втиснулась между зубцами.
Прохладный ветерок высушивал пот у нее на лбу. Катьяни вытерла исцарапанные и кровоточащие ладони о свою дупатту и, пригибаясь к земле, побежала к сторожевому пункту. Могла ли она надеяться, что на дежурстве будет именно Фалгун? Спускаясь по лестнице с парапета в главный двор, она молилась богине об удаче.
По обе стороны сторожки у ворот и еще в нескольких частях двора стояли фонари. Ей стоило спрятаться в тени и дождаться полуночной смены караула.
Она присела за лестницей и осмотрела двор. В этот час мало кто был на ногах. Окна всех лавок были закрыты ставнями. Лишь одинокий продавец чая, склонившись над чайником, заваривал на огне свой ароматный напиток для нескольких припозднившихся посетителей. Вскоре и они разошлись, а продавец собрал свой котелок и потушил огонь. Двор опустел.
Часовой объявил полночь, и мужчины гуськом вышли из сторожки, приветствуя своих сменщиков.
– Помни, будь начеку, – сказал мужской голос, и Катьяни словно молнией пронзило. Это был голос Фалгуна, того самого человека, с которым она так хотела встретиться. – У нас может быть нежданная гостья.
– Сегодня вечером, сэр?
– Сегодня вечером, завтра, послезавтра. Однажды она придет. Пока она жива, никто из нас не будет в безопасности.
Катьяни крепче сжала свой кинжал. Они говорили о ней. Неудивительно, что такой злодей, как он, пытался выставить злодейкой ее.
– Как ты думаешь, яту снова будут с ней? – спросил другой стражник.
– Никто не знает, – сказал Фалгун. – Все может быть. Должно быть, в гурукуле Ачарьи Махавиры она обрела еще больше сил.
Уши Катьяни горели. Слухи о ней становились все хуже, а распускали их именно такие люди, как Фалгун.
– Я всегда думал, что Ачарья – святой человек, – сказал другой стражник.
– Она одурачила его, как дурачила бедных короля и королеву в течение стольких лет, – сказал Фалгун. – Какое жестокое, лживое существо. Она принесет разорение каждому, кто ее приютит. Несколько дней назад я получил сообщения о сильном пожаре в Нандоване.
Раздались удивленные возгласы, все были возмущены ее предательством. Катьяни кипела от гнева. Они решили обвинить ее еще и в пожаре. Тем временем настоящий преступник разгуливал на свободе, не заботясь о жизнях, которые он отнял, и разрушениях, которые причинил.
Стражники разошлись по казармам, которые тянулись вдоль правой стороны двора. В основном они спали в общей казарме, но у капитана стражи была отдельная комната. Катьяни следовала за ним, держась на некотором расстоянии и стараясь избегать пятен света, отбрасываемых фонарями. Она запомнила, в какую дверь зашел Фалгун, и подождала, пока во дворе снова воцарится тишина. Затем она подкралась к этой двери и толкнула. Та не сдвинулась с места; должно быть, он запер ее изнутри.
Но вдруг засов скрипнул, и Катьяни поспешно отступила. Фалгун вышел из комнаты в одном исподнем и направился через двор к уборной. Айан говорил ей, что мужская уборная – самое мерзкое место во всей крепости. Во дворце удобства были куда лучше.
Вскоре он вернулся, подтягивая штаны и бессвязно напевая. В тот миг, когда он толкнул дверь в свою комнату, Катьяни подбежала к нему сзади и ударила ногой, отчего Фалгун упал и растянулся на полу своей комнаты. Девушка нырнула внутрь и закрыла за собой дверь на засов.
Он попытался вскочить на ноги, но она прыгнула ему на спину, и, схватив за волосы, приподняла его голову, приставив к горлу кинжал. Свет от одинокой потрескивающей свечи заставлял тени плясать на стенах комнаты.
– Не двигайся, – прошипела она. – Не пытайся звать на помощь. Ты умрешь прежде, чем издашь хоть один звук.
Она прижала лезвие к его коже, и на его шее выступила пара капель крови.
Он ахнул и замер, опираясь руками об пол.
– Я буду задавать тебе вопросы, – прошептала она ему на ухо. – Ты будешь отвечать правду. Если я буду удовлетворена, то, возможно, оставлю тебя в живых. За каждое лживое слово я буду тебя резать. Понял?
Он издал тихий, сдавленный звук, который она приняла за согласие.
От него пахло потом и страхом. Хорошо. Пусть он ее боится.
– Сколько стражников у ворот погибло в ту ночь, когда были убиты король и королева? – спросила она.
– Там было… восемь… на дежурстве, – выдохнул он.
Она вонзила лезвие чуть глубже в его кожу. Кровь потекла сильнее, и он издал сдавленный крик.
– Ненавижу повторяться. Спрашиваю еще раз, сколько погибло?
– Ни одного, – простонал он.
Наконец-то правда. Яту проникли в крепость через потайной ход. Они и близко не подходили к стенам.
– Кто приказал тебе солгать на суде? – спросила она.
– Они… убьют меня.
– Так выбирай между верной смертью сейчас и возможной смертью в будущем.
Она крепче ухватила его за волосы и дернула его голову назад.
– Что выбираешь?
Барабаня ногами по полу, он изо всех сил пытался вырваться, и из-за его резких движений она чуть не пырнула его ножом. Он что, пытался вынудить ее его зарезать?
– Ты не понимаешь, – выдохнул он, пытаясь отдернуть голову. – Я не могу сказать.
– Я понимаю, что ты солгал под присягой, – сказала она сквозь стиснутые зубы, с трудом удерживая его. – Я понимаю, что из-за тебя погибли король и королева. Я понимаю, что ты предатель. Ты заслуживаешь смерти. Ты разве не хочешь утащить их всех за собой в могилу?
– Я не знал! Он сказал мне, что это ловушка, что это ты предательница!
– Кто тебе сказал?
Она призвала на помощь всю свою духовную силу.
– Скажи мне его имя.
– Таной, – сказал он, и его тело обмякло.
Она отпустила его волосы, и Фалгун упал лицом вперед. Она недоверчиво уставилась на бездыханное тело. Нет. Только не Таной.
Всю свою жизнь она смотрела на Таноя снизу вверх. Он обучал ее, наставлял ее, побеждал ее и бывал побежден ею. Он был одним из немногих людей, которые действительно видели ее насквозь – ее недостатки, ее слабости, ее навыки, ее сильные стороны. Одним из тех, кто на том проклятом суде должен был сказать, что она невиновна.
Но, оказывается, она совершенно его не знала.
Она подтолкнула Фалгуна.
– Вставай. У меня есть еще вопросы.
Он не сдвинулся с места, так что она сама перевернула его лицом к себе.
У мужчины изо рта шла пена, а его глаза закатились назад. Язык Фалгуна был фиолетовым, а кожа посинела.
Катьяни в страхе отпрянула назад. Неужели он отравил сам себя? Он не был похож на человека, готового умереть за свои убеждения. Но он лишь назвал одно имя, и с ним тут же случился припадок. Неужели, когда он говорил, что не может этого сказать и что его убьют, то имел в виду именно это? Какая темная магия может погубить человека лишь за то, что он сказал правду?
Такая же, как та, от действия которой у человека плавится лицо, если снять с него маску.
Правда обрушилась на нее, словно ведро ледяной воды. Тот, кто стоял за покушениями на короля и королеву, и тот, кто был ответственен за случившееся с Фалгуном, это один и тот же человек. Не мальчик, с которым она выросла, но мужчина, с которым она какое-то время была связана. Ей нужно было с этим смириться. Но где и как он научился всем своим приемам?
Тело Фалгуна сотрясла последняя судорога, и он затих. Катьяни проверила пульс, но его не было. Фалгун был ее единственной зацепкой, а теперь он мертв.
Но он умер не напрасно. Он назвал ей имя своего куратора. И ночь еще не закончилась.
Она распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с несколькими стражниками. С триумфальным ликованием они подняли свои мечи.
– Она здесь! – крикнул тот, что был впереди, указывая на нее своим мечом.
– Добрый вечер, – сказала она, мило улыбаясь. – Разве у вас у всех нет матерей, к которым стоило бы вернуться домой?
Она вынула стрелу из своего колчана и натянула тетиву лука.
– Его Величество сказал, что мы должны взять ее живой, – сказал другой стражник. Кто-то крикнул, вызывая подкрепление.
Ее удача была на исходе.
– Я собираюсь призвать божественный огонь, – сказала она стражникам. – Ачарья сказал мне никогда не использовать его против кого-то более слабого, чем я сама. Так что я призываю вас сейчас же отступить.
Она вышла из комнаты, и мужчины отступили, с тревогой на лицах рассыпавшись вокруг нее веером.
– Мы тебя окружили, – сказал один солдат дрожащим голосом. – Бросай свое оружие и сдавайся.
– В твоих мечтах, мальчишка.
Она натянула тетиву лука. Мантра огня прожгла ее мозг, воспламеняя кровь. Огонь хотел танцевать и уничтожать все на своем пути. Дождь нужно было уговаривать, но огонь всегда ждал шанса вырваться наружу.
Катьяни направила лук вверх и выпустила стрелу в небо.
Над внутренним двором взорвался огромный огненный шар. Тлеющие угли посыпались вниз, поджигая волосы и одежду стражников, и те кинулись в укрытие.
Она замерла, пораженная мощью вызванного ею пламени. Мимо пролетела стрела, задев ее плечо, и Катьяни взбежала по ближайшей лестнице на парапет. Она не хотела прыгать на двадцать футов вниз, но о возвращении назад не могло быть и речи. Когда она взлетела вверх по лестнице, то жар от взрыва рассеялся, сменившись прохладным дождем. Она оглянулась. Во дворе стоял Бхайрав с луком в руках, и его лицо было искажено от злобы.