– Дедушка, – отвечал Рейнясу, – Тимох не заснет, как мы?
– Нет, что ты! Он в скафандре!
– Врешь. Как же он меня поцелует?
– Через стекло шлема, все равно ты обрадуешься. Ведь так?
– А крабы не разрежут его скафандр?
– Откуда ты знаешь про крабов?
– Краб ползет по белой рубашке дедушки капитана и отрезает щипцами ему пуговицы.
– Клешнями. Надо говорить «клешнями срезает пуговицы».
– Я прикрою ладошками застежки на пижамке, не хочу без застежек ночью…
Рейнясу сдался фиалу.
Матруна включила сигнальный маяк. Я знал, что сейчас она подает сигналы бедствия на нескольких частотах. Отличная няня. И она самонастроилась отгонять крабов разрядами тока. Она придумает еще что-нибудь ради спасения мальчика, у нянь-киборгов большой набор нестандартных решений, ведь им приходится иметь дело с непредсказуемыми детьми…
В Северном кольце самая многочисленная колония крабов. Их слишком много, чтобы мы целыми дождались помощи. Крабы едят рыбу, которую для них пакует губка. Но не только рыбу.
Сейчас на скалах есть и кое-что другое… пуговицы, например… к хаффу пуговицы, пусть подавятся ими…
Ксантиппа, рыжая куколка, какая ты молодая!
Прости, я слишком долго летал…
Глава восемнадцатаяРазветвление
День близился к закату. «Безмолвный сокол» доставил на лесосеку белошвеек, бригадира лесорубов и ребенка, сопевшего в ранце на его широкой груди.
Анна и Мрия сошли с мотоцикла и оглядывались вокруг. Аристарх торопливо, смущаясь, отдал Мрии ребенка.
На краю просеки могучие харвестеры, занятые валкой деревьев и громко урчавшие, стали по очереди затихать и останавливаться. Открывались дверцы кабин, из них на землю спрыгивали вальщики леса и оставались возле своей техники, не решаясь сдвинуться с места.
Аристарх подхватил с разборной пластиковой этажерки в походной кухне половинку лимона, выдавил лимон в большой кувшин. Долил воды в кувшин и пил, торопясь и отфыркиваясь. Остаток воды выплеснул себе на голову и, на ходу вытирая лоб рукой, пошел обратно к мотоциклу, завел «Безмолвный сокол» и уехал за галерцем, на ходу крикнув кому-то в зарослях:
– Оази! Принимай гостей!
Из лесу выбежала проворная девчонка в круглых окулярах и с четырьмя хвостиками, собравшими в пучки ее непослушные волосы, все в мелких завитках.
Девчонка подбежала к белль, но от смущения не могла вымолвить ни слова.
Улыбчивая Мрия выручила ее:
– Здравствуй, Оази! Тебя ведь зовут Оази? Какое красивое имя! Я назвала свою девочку Надьей. Но «Оази» звучит просто здорово. Не знала я этого раньше. Знакомься: это Анна. А меня зовут Мрия. Мы гости на Ило Семилунном.
Оази затарахтела:
– Да-да, я знаю! Спасибо! Я знаю, что вы белошвейки, вы первые мастерицы, и вы были в эпсилон! Мы рады вам! У нас тут так… просто… не для белошвеек, конечно… ой… Спасибо! Вам, наверное, надо поужинать маленькую? Вы будете поужинать? Ой, я перепутала. Спасибо! Переодеться? Я отведу вас в «Азалию», а душ висит на дереве: вон там – черный мешок с водой и с краником, он как раз нагрелся на солнце, у нас много этих мешков поразвешано, чтобы всем…
Белошвейки задумались над предложением. Здесь душ принимали на краю лесосеки, а переодеваться им предложили в летающем диске. В конце концов они договорились, что Оази принесет кусок целлофана и подержит его, как ширму, пока белль смоют в душе ошметки раздавленных ящериц и дорожную грязь и там же переоденутся в свои платья.
Когда Аристарх доставил Ветера, девушки были свежи, нарядны и сыты. Они сидели в так называемой кухне – на самом деле на скамейках под шатром ветвей развесистого, празднично цветущего франжипани; на сучьях дерева висела кухонная утварь, чашки и полотенца. Белошвейки пили горячий фруктовый сбитень, приправленный пряностями. Оази угостила девушек пресными лепешками, и кушанье пришлось им по вкусу.
По вырубке сновали лесорубы, притворяясь занятыми и не отваживаясь даже заглянуть под ветви франжипани, словно кухню отгораживал от них магический круг. Аристарх наметанным глазом определил, что парни не ужинали, так сильно смущались в присутствии белошвеек. Вид одного только Леха, жующего стебель травы, красноречиво свидетельствовал…
Аристарх усмехнулся, но вспомнил, что сутки назад еще больше оробел, впервые увидев звездных принцесс.
Он чуть ли не силой втолкнул парней в походную кухню с приказанием поужинать, шишка им в рот. Бригадиру было не до церемоний – в лесу остался пилот Тимох, а ночь пугающе близка.
Но его мытарства еще не закончились.
Небо нахмурилось тенью, и на вырубку приземлился корабль «осовцев» с эмблемой ОСС – Орбитальная служба спасения.
«Я что-то пропустил? Моя лесосека теперь – центральный иланский космодром?!» – мысленно ругнулся Аристарх.
Его люди насторожились.
Белль смотрели на бригадира с тревогой, ожидая от него указаний.
Аристарх приготовился отделаться от осовцев, с какой бы целью они ни прилетели, и как можно быстрее. Иначе…
Пилот, йло. Пилот один в лесу!
– Анна, Мрия, оставайтесь на месте, – распорядился он. – Ребята, сидите и не двигайтесь, за вашими спинами снаружи не видно девушек. Я пойду, разберусь, что за гости к нам пожаловали.
Не собираясь покидать кабину космического челнока, с бригадиром поздоровался пилот-«осовец» и остался в своем кресле, вежливо отказавшись и от горячего сбитня, и от кварты холодного забродившего кленового сока.
А на землю сошла знакомая мадам белошвейка – и с ней робкий маленький мальчик.
На этот раз мадам была не в форме пилота, она выступала в длинном платье и высоком головном уборе. Когда мадам двинулась с места, мальчик двинулся за ней как привязанный. И этим не понравился Аристарху. Но вдруг ребенок увидел что-то за спиной бригадира. Его лицо ожило, он широко раскрыл глаза, ойкнул, сорвался с места и побежал, не обращая внимания на предупреждающий окрик госпожи.
Рейнясу увидел Оази:
– Моя новая Матруна?! – он с разбегу запрыгнул ей на руки.
Девушке пришлось подхватить мальчика.
– Ого, тяжеленький! – сказала Оази.
– Я не тяжелый! – возразил Рейнясу, порываясь потрогать очки на Оази и встречая ее сопротивление.
– Достань все ручки и выпусти опорные колесики, чтобы ты не упала и носила меня долго-долго!
– У меня только две руки, – призналась Оази.
– Такая модель?
– Такая модель, – засмеялась девушка.
– У моей Матруны было четыре руки и два щупика, чтобы чистить мне носик и ушки! Она была супер! Я скучаю по ней… – протянул ребенок. Прижался к плечу Оази, обнимая ее за шею, затих, а потом сказал:
– Может, ты – Матруна для старших детей? Старших уже не надо брать на руки. Хоть у тебя две руки, все равно ты мне нравишься: ты теплая и мягкая, и ты смеешься…
Подошедший к ним Аристарх решил внести ясность и сказал:
– Ребенок, она человек, девушка, и у нее есть имя: Оази. И не трогай ее очки.
Рейнясу долгим взглядом окинул Аристарха, соскользнул с рук Оази на землю, взглянул на нее, на бригадира, снова на Оази и тихо пробормотал:
– Вижу, что человек. Она твоя, да? Я опять один. Отрываются пуговицы… Все оторвались. Ни одной не осталось.
И сильно сморщил лицо, переживая свое горе.
Ксантиппа, со стороны наблюдавшая эту сцену, отозвала Аристарха и пояснила:
– Этой ночью мальчика сняли со скалы после крушения туристического аэрокрафта над Северным кольцом у Малеона. Погибли все, кто оказался на открытой палубе. Когда прилетели осовцы, тела резали крабы. Мой пилот рассказал, что никогда еще не видел такой ужасной картины. Рейнясу выжил благодаря киберняне. Его Матруна непрерывно посылала сигнал бедствия, отгоняла крабов, а потом заблокировала свои сочленения, чтобы удержать мальчика, даже если процент разрушения ее систем достигнет критической отметки. Когда прибыли спасатели, его покореженная Матруна уже была не более чем люлькой, в которой спал подвешенный на ремнях ребенок. Крабы толкали люльку к обрыву, чтобы расколоть и добраться в середину… Перед тем как заснуть, мальчик видел то, чего ему бы лучше не видеть никогда.
Ксантиппа тяжело вздохнула, украдкой вытерла повлажневшие глаза и вернула на лицо спокойное выражение.
– А тебе идет возиться с детьми, красавица! – похвалила она Оази.
Оази зарделась от радости. Никто никогда еще не называл ее красавицей.
Оази сказала:
– Если бы можно было оставить мальчика здесь на пару дней, я думаю, это было бы здорово! Лес и дети ладят между собой, если их этому учить. Когда я закончу практику, я мечтаю писать научную работу на эту тему.
– Ты молодец! – задумчиво ответила госпожа, погруженная в свои мысли. – Но я не оставлю мальчика. Не сейчас. Завтра – может быть. Да, пожалуй, мы вернемся сюда завтра, хорошо, Рейнясу? Но сегодня его надо увезти в столицу. Мы приехали повидаться с офицером Тимохом Реем Гвеном Тимофеем. Он опекун ребенка.
– Старший звездный брат! – поправил госпожу Рейнясу.
– Твой старший брат, – кивнула госпожа, ласково и грустно оглаживая мальчика по голове. – Мы надеялись застать его здесь.
– Он был бы здесь, если бы не эта задержка, – грубовато оборвал бригадир. – Мне каждая минута дорога. Я сейчас отправляюсь за Тимохом, мотоцикл ждет.
Да только вернуться мы вряд ли успеем. Сделаю все, что смогу, а не успею назад – останусь с пилотом в лесу.
Ксантиппа посмотрела на Аристарха, решительно оседлавшего мотоцикл. Вдруг сделала повелительный жест и процитировала:
– И покуда я буду в силах – с ними пойду…
Аристарх взглянул на старую белошвейку, словно открывая ее для себя, и, сбавив газ, продолжил строфу:
– И боюсь не того, кто приходит в ночи как тать,
Но боюсь, что останусь здесь, а они – пропадут,
А вместе совсем не страшно и пропадать.
Они произнесли последнюю строку вдвоем и в унисон.
– Курухуру хороший поэт, – кивнула Ксантиппа. Деловито добавила: – Аристарх, не рискуйте. Почему вы не поднимете в воздух диск? Он неисправен?