– Я начну сначала.
– Но…
– Это касается тебя. И твоего… дома.
Жуков под нашими ногами становится все больше, я стараюсь не обращать на них внимания, пока не замечаю одну деталь. Они ползут у Элм из рукава. И…
– Ладно. Говори. Все, что хочешь, только…
…вернись ко мне.
Я не произношу этого вслух, а просто прислоняюсь лопатками к стене. Жуки копошатся. Они минуют освещенный участок пола и растворяются в тени: блестящие спинки, шершавые лапки. Когда исчезает последний, Элм вновь подает голос:
– Хан. Он упал, потому что мы его подбили. Вот как он появился.
– Мы? К то – мы?..
Она сыплет цифрами и именами. Называет кого-то из окружения Глински, приводит модели оружия и цитирует мне военный устав. Я с трудом понимаю этот поток информации, такой же бешеный, как и скопища насекомых вокруг. Мне не нравится, как моя подруга раскачивается из стороны в сторону. У меня опускаются руки. И тут она горько усмехается.
– Дура. Начала не с того. Тебе же интересно другое. Ну что ж. Мое другое – Ван Глински. Из-за него я стала такой. Такой же, как он. Чокнутой и несгибаемой. и я так же мерзко обращаюсь с теми, кто решится меня полюбить. Он меня научил.
Мой воздух. Мое все. Я понимаю, что должна задать эти вопросы. И задаю:
– Он тебе очень дорог, да? Как это… случилось?
Забавно. Таким или примерно таким тоном допрашивают выживших после ограблений, изнасилований и прочих ситуаций, заставляющих мозг съехать набекрень. Я же спрашиваю о любви. Элмайра медленно убирает прядь волос.
– Он спас меня. Был рядом, когда не было никого. Стал моим ангелом. Жутким, покрытым шрамами ангелом, трахающим меня почти каждую ночь. Однажды он собрал осколки, на которые я разбилась. Только чтобы разбить еще раз. Достаточно?
Еще два жука – огромных, скользких, длинных. Я с трудом сдерживаю тошноту.
– Он устроил меня в приют, потом в гарнизон, к Дмитрию. Ему я тоже понравилась, и он принял меня. Я… поверила, что это мое. Я – женщина-солдат, винтик. Я решила все забыть – приют, Вана, даже тебя. Я так редко приходила. Знаю, что ты до сих пор обижена.
Я молча кусаю губу. Она смотрит в пол и продолжает:
– В Восточном гарнизоне базируется единственный космический корабль Города. Он собран давно, в лучшие времена «свободных». На нем даже надеялись улететь, но ничего не вышло. Маломощный движок, протекающие баки. Он взлетел всего один раз и сломался. Бэрроу берег его только на случай космической атаки, там было кое-какое вооружение. И вот… нам сообщили, что над Городом появился крупный посторонний объект. Шеф встревожился. Он вызвал меня и еще пятерых ребят, мы поднялись и запустили ракеты. Была вспышка, потом наступила темнота. Когда потом мы это обсуждали, то пришли к выводу, что нас просто «не пропустили». Возможно, чтобы вырваться с этой планеты, нужно совершить гиперпрыжок, на который наш космический корабль «Икар» не способен. А возможно, мы просто в аду.
Газ убивает ее. Прямо сейчас, поэтому это всего лишь бред и агония, вот и все. Из ее рукава снова выползают жуки, и я опять упрашиваю ее:
– Пожалуйста… давай уйдем.
Она смотрит сквозь меня и продолжает говорить:
– На сбитом корабле нашли только раненого Хана и шестерых людей – его заложников. Они ничего не помнили о своем прошлом, как я когда-то, четверо из шести не могли даже назвать своих имен. Мы вызвали мэра, Вана Глински и тогдашнего главу «свободных», Артура Гамильтона. Мы не знали, что делать. В конце концов людей взяли в программу реабилитации, а вот с Ханом было сложнее. Глински хотел подорвать корабль с ним вместе, и шеф согласился. Но Артур Гамильтон упирался, да и мэр считал, что с носителем разума так поступать нельзя. И они спросили меня – просто потому, что я была в курсе, шеф мне доверял, рассчитывал на мой голос. Я поддержала Бэрроу. Хана поселили на острове без права появляться в Городе. Вскоре мы стали дружить.
– И… как произошло это?
– Я никогда не была красавицей. Но меня всегда тянуло к чудовищам. Мы встретились у озера, и я села с ним рядом. Просто сказала «привет». Так начинается много дурацких историй длиною в жизнь… правда?
– Он не хотел бежать, используя тебя? – приглушенно спрашиваю я.
– Он полюбил плен и не пытался вырваться.
– Но… почему?
– Однажды он сказал, что космос слишком большой и там он чувствует себя удивительно маленьким. Здесь он почувствовал себя огромным. Как… уродливая звезда. А я – другая звезда. Его путеводная.
За спиной мигает лампа. Там, близ нее, бесятся тени.
– Мы много говорили, пытаясь связать два наших разных мира. Иногда я таскала его танцевать в один из южных джаз-клубов. Он влюблялся в Город, мы влюблялись друг в друга. Вскоре об этом узнал Львовский – донесли конвойные. Он взъелся, еще когда Хана оставили в живых, а после того, как ему стало известно о нашей связи, его словно переклинило, и мне пришлось уйти. Перевестись в Западный гарнизон, и там… Джей. Жаль, он увидел во мне «девушку с Земли» вместо того, чтобы увидеть просто девушку. Он был помешан. Уже тогда.
Из ее рукава вылетает голубая стрекоза, каких я видела только в заводях Одинокого Острова.
– Он был членом партии. Но, как и многие, только и ждал, что его любимый папочка облажается. Джей считал его неудачником и трусом. При всех его романтических бреднях он тот еще урод, правда? В прочем… он расплачивается за это. Немногие добровольно согласятся влезть в мясорубку, да еще и покрутить ручку. Он – такой. И как гребаный феникс, каждый раз возрождается. Только… не из пепла. Из тьмы.
Элм ловит стрекозу и, к моему ужасу, отрывает ей сначала одно крыло, потом второе, а затем отбрасывает прочь. Заговаривает снова. Голос начинает обрываться и прыгать.
– Артур Гамильтон облажался, когда явилась Объединенная Делегация Разумных Цивилизаций.
Я думаю о стрекозе. Представляю, как она корчится в темноте, так же, как я когда-то корчилась на полу золотохранилища. Но я стараюсь сосредоточиться и слушать дальше. И то, что я слышу, все меньше похоже на бред.
– Это произошло весной, два года назад. Они приземлились перед мэрией, поздно ночью, обойдя наши радары. После случая с Ханом «Икар» уже не летал, да мы и не смогли бы ничего сделать против их главного корабля. В ОДРЦ входило пять следователей с разных планет. Их целью был поиск материалов по некберранскому делу. Джон и Анна тогда уже прилетели, насколько мне известно, но не дали о себе знать. Все разгребали мы. От нас потребовали помощи, поскольку почему-то эти твари считали, что некберранцы здесь когда-то… были.
– А иначе?
– Отказ приравнивали к пособничеству агрессорам. На корабле имелось оружие, которое сделало мэра более сговорчивым. Он согласился обыскать окраины Севера, поставив условие предельной секретности. Мы осознавали, что народ не готов к контакту с чужой цивилизацией. Нас поняли. Глава «свободных» отказался, по его словам, «плясать под дудку гуманоидов». Даже когда мэр намекнул, что от этого будет зависеть результат перевыборов. Джей к тому времени уже номинально стал главой Западного гарнизона. А я…
– Постой, Элм. Некберра погибла, когда на нее напала неизвестная раса, да? Но… это было так давно…
Она кивает:
– На войне неизбежны военные преступления. Победители часто раскрывают их, не только желая восстановить справедливость, но и чтобы засиять еще ярче. Следы искали по всем галактикам – но все было безуспешно. Не особенно надеялись и на нас, но когда Джей рассказал о случившемся, я уже знала, где искать.
Я встаю и начинаю ходить по лаборатории, разгребая ботинками осколки. Мне тяжело сидеть рядом с человеком, из которого выползают жуки. Пусть это моя подруга. И путь она рассказывает мне правду, впервые за долгие годы. В этом есть что-то… противоестественное. И я вдруг сознаю, что именно. Я просто не уверена, что Элмайра Белова все еще жива.
– И… что ты нашла?
Элм дергается всем телом.
– В одном из странствий у Хана сломался корабль. Чтобы починить его, он сел на ближайшей планете. В той галактике он ничего не знал и доверился радару. Это оказалась Некберра.
– Боже…
– Еще на входе в атмосферу у корабля вылетели иллюминаторные стекла и окончательно сгорел один из двигателей. Воздух состоял почти полностью из раскаленного газа и ядовитых испарений. Хан не нуждается в кислороде, чтобы дышать, поэтому ему было вполне комфортно. Снизившись, он быстро понял, что планета мертва.
Из рукава Элм снова кто-то вылетает. Белый мотылек, еще один и еще. И все они летят ко мне.
– Казалось, катастрофа случилась недавно. Некберра продолжала гореть. Моря еще не совсем высохли, сохранилась часть лесов, но он всюду видел тела разных животных, которые лежали вдоль русел. Видимо, звери выползали к воде, чтобы умереть, но они не разложились и не стали скелетами… они словно высохли. Многие здания также еще стояли. В одном – возможно, это был командный пункт – Хан нашел носители информации с данными о последних днях этих мест. Информация всегда стоит денег, Хан прихватил диски с собой. Хан… чокнутый, он убивал десятками и сотнями и даже сожрал некоторых своих врагов, но… он сказал, что отдал бы все, чтобы забыть то, что видел там. Также, пока он там бродил, ему попадались странные белые цветы, которые кричали тысячами голосов…
Мне на голову сели три бабочки. К ним летит четвертая. Яркая. Большая.
– Когда я рассказала об этом Гамильтону и шефу, они велели украсть диски. Забавно… Дмитрий был уверен, что Хан не отдаст их, и ужасно удивился, когда тот расстался с ними в обмен на относительную свободу. Мы посмотрели записи, прежде чем отдать их, и узнали, что за раса напала на Некберру.
Элм прижимает руку к горлу и опускает глаза. Большая бабочка летает прямо передо мной, и, рассмотрев ее, я ощущаю тошноту.
Это павлиний глаз.
– Кто они? Они… чудовища?
Бабочка садится мне на плечо, за ней – вторая. Их маленькие лапки щекочут меня.